6.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 4(1). Я И МОИ РОДИТЕЛИ.

материалиста, рассчитывающего в жизни только на себя и боящегося
хоть едва поколебать эту свою мнимую стабильность. Верующему человеку проще,
ибо он видит, Как Бог приводит к нему людей и уводит, давая им на это в свое
время желание, как Бог поддерживает и помогает тому, кто оказался в ситуации
непредвиденной или невыносимой. Но и до такого понимания надо дорасти и, может
быть, через такие ошибки, такой  греховный уровень мышления…

 

Все эти события я описываю для того, чтобы было видно, какая
атмосфера окружала меня, какие были ценности и кто был их носителем, как я
воспринимала, будучи ребенком, эти события, и какие мысли они во мне рождали. Я
не могу сказать, что сколько-нибудь участвовала или влияла на все происходящее,
однако, внутренне не была безучастна, хотя и жила своей внутренней жизнью,
доступ в которую не имел никто.

 

Занятые собой и своими проблемами, родители как-то воспитывали
меня вскользь, по мере возможности и необходимости, где мама стояла на позиции
накормить и обстирать, а отец – построжиться и потребовать вещи правильные, но
так, что мое сердце холодело от страха. Очень часто я действительно, оценивая
все теперь глазами взрослого человека, была в опасности реальной. Мои
путешествия по институту могли также в один из дней закончиться плачевно, если
судить с материальной точки зрения. С религиозной же – ничего со мной не должно
было случиться. Но это дверь закрытая, и речь всегда в этом мире перед Лицом
Бога идет о долге родительском, если иметь ввиду мою ситуацию на тот период.
Сколько раз я, цепляясь за бурьян, удерживаясь им, подползала к самому
краю  крутой расщелины в земле,
уводившей, может быть в небытие. Таких зияющих и развороченных  черных дыр в земле в институте было несчесть.
Что там было? Катакомбы или едва присыпанные воронки, оставшиеся после войны?
Но любопытство было подстать отцовскому, желание знать, приблизиться было выше
моих сил. Со мною уже никто из моих друзей не отваживался идти, ибо за это все
были нещадно биты. Но это была моя радость, моя свобода, мой личный мир. Любая
неосторожность, неловкость могли послужить причиной страданий. Так и было. Я
приносила из института переломы, бесчисленные болячки, которые не сразу
показывала родителям,  и они начинали
гноиться. Порою отец лечил меня сам, что называется наживую,  методами достаточно спорными. Он брал ножницы,
вскрывал рану, находил и вытаскивал инородное тело, выдавливал оттуда гной,
обрабатывал и все проходило. Это была действительно боль. Но я подпускала отца
ковыряться в своей ране, ибо он уговаривал потерпеть и все же помогал мне.

 

 

Любовь отца ко мне была какая-то практическая, дающая качества
неплохие, путем не похвалы, но критики, требования, убеждения. Причем он все же
знал, что такое хорошо, и теперь я могу со многим согласиться, кроме конечно
тех поступков отца, которые подрывали его авторитет в моих глазах несомненно.

 

 

Беседки в институте тоже были места нелюдные, неухоженные,
заросшие кустарниками, заброшенная стройка не менее была местом опасным, ибо
там не было ограждений, все неожиданно обрывалось, лестницы не имели перил, а
балконы – ограждений…  Однажды ко мне на
улице подошел незнакомый мужчина, взял за руку и повел за собой, суля деньги и
конфеты. Ища укромное место, он завел меня в незнакомый двор, но здесь было
как-то многолюдно и обозримо, и он снова потащил меня за собой, как-то нервно
пожимая мою руку и что-то объясняя. Он завел меня за ворота другого двора, стал
хватать меня за руки, одежды… Но и здесь что-то напугало его. Тогда он заговорил
о стройке. Я почувствовала недоброе, некий замысел, исходящий из всей его
нервозной фигуры. Я мыслью искала предлог, чтобы вырваться. Я сказала, что
очень хочу в туалет и сейчас приду и бросилась в свой двор. Там, укрывшись в
подъезде, я наблюдала, как он ищет меня по всему двору, и так едва начинала
понимать, что доверяться опасно.

 

 

Был и другой случай, когда я шла в школу. Мой путь проходил мимо
завода, где делали мороженное. И снова незнакомый мужчина стал уговаривать меня
пойти с ним на территорию этого завода, поскольку там он даст мне самое лучшее
мороженное… Конечно, я устояла. На самом деле в Одессе в те времена тоже
пропадали и дети и взрослые, слухи разносили самые невероятные вещи. Но когда
взрослый человек убеждает, зовет, сулит, просто ласков – удержаться ребенку
трудно. Но Бог меня миловал. И все же последствия греховной деятельности
находят человека в любые времена, в любые эпохи, в любом возрасте. И вершащий
греховное, тем более против ребенка, в теле ребенка и наказуем, но в новом
рождении.

 

Были и другие опасности. На пути в школу, как и назад,  я переходила три дороги. Меня никогда не
провожали, не встречали, будь то зима или другое время года. Я описываю случаи,
происходившие со мной, ну, в первом или втором классе. Однажды я шла со школы и
раздумывала. А дело было в том, что у меня в кормане было десять копеек (на них
по тем временам можно было купить, два пирожка или полбулки хлеба или пойти в
кино на детский сеанс, или купить десять коробков спичек, или большой стакан
семечек…), и я думала, может ли мне продавщица в овощном ларьке, к которому я
направлялась,  на эти десять копеек
взвесить и продать хотя бы одно яблоко. Я монетку то и дело сжимала в кулаке и
набиралась решимости, забыв, что все-таки перехожу дорогу. Внезапно откуда-то
взявшаяся машина, издав невообразимо угрожающий скрежет, тормозя,  фарой буквально ткнулась в меня, однако, не
ударив и не причинив мне вреда. Из нее словно вылетел водитель и покрыл меня
таким отборным матом, что отбил всякую охоту покупать злосчастное яблоко. Я
толком и не поняла, что случилось, во мне ничего не дрогнуло и только
недоумение охватило меня от возникшей вокруг меня ситуации, где прохожие и
водитель и сама продавец ларька пораженные смотрели в мою сторону, что-то
крича, что уши никак не доводили до сознания.

 

 Так, разными путями, то в
одном, то в другом потрясая меня, Бог будил мой ум, мое понимание, встряхивал
самыми разными  и доступными путями мое
сознание, заставляя мыслить не по-детски, строго, без скидок на свой возраст. И
так всегда, в свою меру, непрерывно, до седых волос. Это если говорить о себе.
На самом деле, этот труд Бога, потрясающий через все видимые и осознанные
опасности, есть непременное развитие живого существа, как бы ни казался этот
путь жестким или жестоким. У каждого в жизни весь этот набор Божественных наук
неиссякаем.

 

 

Это надо знать, хорошо осознавая, что ничто не случайно, за всем
стоит Бог, преследуя Божественные цели на каждого, никого не опуская из виду.
Это же путь к оценке  исполнения
родителями их долга. Накормить и вовремя уложить спать – такова несложная цель
многих родителей, считающихся благополучными;  я же для себя вывела другую формулу: никогда
не запугивать ребенка, не бить его ни за какую провинность, но терпеливо
разъяснять всегда в самой доброжелательной форме, чтобы улица не стала его
вторым домом, и чтобы он легко по жизни делился со мной всеми своими радостями
и печалями, не замыкаясь в себе и не ища ответа у других, не зная страха. Это
простой и материальный вывод никогда не подводил меня. Но и он – не
оптимальный, хотя мною приемлемый.

 

 

На самом деле с каждым ребенком Бог руками судьбы поступает так,
как надо, иногда не лучшими средствами с точки зрения человека, но уникальными
по результату с точки зрения Бога, ибо разные по своему развитию родители,
разные и по своим ступеням дети. Но эти все понимания – лишь крохи детского
опыта, и порою Бог поворачивал жизнь такими гранями, что воспользоваться этим
опытом не представляло возможным.

 

 

Возможно, описывая события и свое отношение к ним, подходя к
разным проявлениям близких мне людей вновь и вновь, я где-то себе и
противоречу, ибо, как и каждый, пишу под влиянием Божественных энергий, дающих
чувства от благости, до порицания, от благодарности до боли, от понимания до
протеста. Через эти внутренние состояния, направляющие мышление и оценки
событий то в одно, то в другое русло, то смягчая, то делая изложение строже и
принципиальней, удается делать вещи обозримыми со всех сторон, а потому могут
быть объективно осмысленными и осознанными теми, кому Бог даст на суд. Надо
понимать и то, что Бог есть Сам Абсолютная Истина, включающая в себя все
относительные истины, как неотъемлемые и развивающие составляющие единого
целого.

Также хотелось бы отметить, 
что,  даже прогуливаясь по судьбе
одного человека, вмещающей в себя многие ветви, ничего не утаивая и не
приукрашивая, объясняя все с позиции совершенных знаний, можно ответить на
многие общие вопросы достаточно полно, тем бросив зерно в ликвидацию
неграмотности в своей собственной судьбе каждого читающего.

 

 

Если говорить с материальной точки зрения, я считаю, что счастье
невозможно подарить, взять в долг. Оно непременно должно добываться
собственными руками, усилиями, трудом и потом, как и непрерывно, счастье также
имеет свойство отдавать.  Отец же был счастлив
тем, что все делал и обустраивал сам, своими руками, но это счастье было
зыбкое, ибо, находясь в бесконечном страхе за выживание, за свою независимость
и свободу, он обрубал это счастье тем, что не желал платить по счетам, отдавать
долги и был потому всегда в состоянии гончей. Это его состояние выливалось в
гнев. Энергией гнева неудовлетворенный в нем Бог мутил его, вздымал нагара всю
его суть и много раз устраивал ему его же руками великое потрясение, ибо и от
своего гнева отец отходил болезненно, укрываясь разве что в печальных песнях
под звуки гитары, и, хотел или нет, но медитировал на своих детей и на свою в
этом плане никчемность и безответственность. Гнев как бы заставлял искать себя
неутомимо, а лучшие качества пасовали и прижимались к обочине, будучи
невостребованными, заглушенными, ибо 
гнев не позволял им и слова сказать, хотя было, что сказать. И об этом
будет рассказано позже.

 

Городская жизнь мутила отца, никак не подменяла его прошлые
бродяжничества, к которым он тяготел и тяготел до самой смерти. Неисповедимы
пути Бога на каждого человека. Один должен всю жизнь проходить в кирзовых
сапогах и это ему во благо, другого Бог понуждает быть в гуще цивилизации и
этим путем достигать своей реализации. И можно ли судить по образу жизни об
уровне мышления? Один Бог знает,  или
высокостоящий, реализованный добывает крупицы недостающих качеств в низах, или
слабый, будучи поднятым в цивилизованную среду, должен здесь впервые вкусить
плоды высшего разума и понимания, что имеет место в материальном мире и для
верующих и для неверующих.

 

 

 

О моем же отце я склонна думать, как о том, кто имел
одновременно и развитый и неотесанный ум и ему необходимо было формой жизни
обострить его дурные качества в условиях, которые могли дать ему оценку,
поставить это душе на заметку пусть ценою всей этой жизни и так запустить в нем
программу личного духовного возрождения, как очищения, имеющую целью отвергнуть
то, за что цеплялось еще безбожное