сторону, кто знает, что у них там на уме? Но, хвала премудрости, страхи и опасения Ивана оказались непродолжительными. А тут даже и премудрствовать не надо, Иван про себя решил: если уж и не встретит он этих послов, то всё равно будет продвигаться в северном направлении. Рано или поздно, но в обязательном порядке, он приедет в один из городов располагающихся на берегах Северного Холодного моря, а там, да на любой корабль попросится, деньги–то есть. Вот и вся премудрость, зачем лишний раз нервную систему расходовать?
Тем временем солнышко всё больше и больше клонилось к вечеру, ну а день начал передачу дел природных, и человеческих, вечеру с тем, чтобы тот передал эти самые дела ночи тёмной. Уже потихонечку начало смеркаться, как Иван всё–таки выехал на дорогу. А кто его знает, та это дорога или не та? Иван не помнил, по ней он тогда ехал или нет? Эта дорога тянулась не строго на север, а слега забирала влево, на северо–запад стало быть. Да и ладно, сколько можно по полям без всяких дорог вообще ездить, решил Иван, свернул на дорогу и поехал в том самом северо–западном направлении. В конце концов, размышлял он, если есть одна дорога, то в обязательном порядке появится ещё одна, та самая, да и народа на дороге всегда больше, чем в чистом поле, всегда спросить можно.
***
Уже совсем стемнело, когда дорога, огибая очередной холм, резко повернула вправо, а значит в нужном для Ивана направлении и предоставила его взору человеческое жильё – одиноко стоящую избу обнесённую хлипким заборчиком, даже не заборчиком, а обыкновенным плетнём.
Иван увиденному обрадовался, вот ведь как, несмотря на изгнание, да и вообще, этот день предоставлял ему в основном радости. Вот и сейчас, уже почти закончившись, как бы напоследок, ну, чтобы Иван хорошенько его запомнил и в будущем поминал добрым словом, предоставил ему ещё одну радость – самую обыкновенную избу. Ну и что, что не постоялый двор или еще что–то такое? Зато не на улице ночевать, не в чистом поле и не в придорожных кустах – удовольствие, скажу вам, сомнительное.
Первая странность, на которую обратил бы внимание человек глупый. Или тот, кто поумнее было то, что прямо посреди двора, на вертикально вкопанной лесине висел горящий фонарь что было непривычным для этой местности. Но Иван, на то и премудрый, опять не обратил внимания – эка невидаль! Он подъехал к воротам, которые, в общем–то, тоже были обыкновенным плетнём, только сделаны из веток потолще и начал как только мог стучать да трясти эти ворота с тем, чтобы сообщить хозяевам о своём прибытии.
Вскорости на крыльцо вышла весьма древнего вида старуха, и это было заметно несмотря на почти кромешную вокруг темень. Лица хоть издали видно и не было, зато хорошо была видна её сгорбленная фигура, которая среди людей более молодого возраста встречается очень даже редко. Кряхтя и что–то бормоча себе под нос старуха направилась к воротам:
– Чего надо? – весьма неприветливым тоном спросила она.
– Здравствуй, хозяйка. – «Да ну её, бабушкой называть. - подумал Иван. - Вдруг, как и та, обидится»? – поздоровался он. - Ночь в пути застала, пусти переночевать.
– Много вас тут шляется, – недовольно забормотала старуха. – на всех местов не напасёшься. Нету у меня местов, вон, вся изба такими как ты занята! Езжай себе дальше!
Чего–чего, а такого Иван не ожидал. Ну куда, скажите на милость, он сейчас, ночью, поедет? А бабка, уж очень вредная какая–то, к такой даже премудрость не применительна – бесполезно. На неё ну разве что деньги могут произвести впечатление.
– Да мне, хозяйка, не обязательно в избе. – начал упрашивать Иван, а куда деваться? – Мне где угодно сгодится, да хоть в сараюшке, лишь бы не в чистом поле. А я тебе за ночлег и за овёс, коня накормить, заплачу, ты не сомневайся.
– В сараюшке говоришь? – было видно, старуха засомневалась. – А у тебя точно деньги есть?
– Точно! – воскликнул Иван и показал кошелёк.
– Ездють тут всякие… – забормотала старуха, и принялась открывать плетёные ворота. – Заходь!
А ведь точно, не соврала старуха, двор и вправду был заполнен какими–то повозками, явно не крестьянскими телегами. Да и в сарае, Иван догадался по тому как его конь, приветствуя собратьев, тихо заржал, а из того сарая ему ответили тем же.
– В конюшне местов нету. – продолжала ворчать старуха. – Конь твой пусть на дворе ночует, чай не маленький, не замёрзнет.
– Пусть ночует. – охотно согласился Иван.
А потом, у Ивана аж шапка на затылок съехала, старуха заломила за ночлег такую цену, что и оставалось, присвистнуть. На такие деньжищи можно было ни в чём себе не отказывая с неделю хороводы водить, а тут всего одна ночь, и то, в лучшем случае, на сеновале. Но делать было нечего, да и вообще, Иван хоть цену деньгам и знал, но жадным не был. Нет, он не был транжирой, просто–напросто полагал, что в жизни самое главное не деньги, а власть. Есть у тебя власть и чем больше, тем лучше, значит и деньги есть, потому что они, как та влюблённая парочка, всегда под ручку ходят. Ну а если у тебя есть деньги, а власти нету, то почитай ничего у тебя нету, так, пшик один. Поэтому, да и деваться некуда, Иван отсчитал требуемую плату и отдал старухе.
– Коня напои, – даже получив деньги продолжала ворчать старуха. – сам–то поди не догадаешься. – и показала на колодец.
Ночевать будешь вон там. – она показала рукой на какую–то пристройку к сараюхе выполнявшей роль конюшни. – Пойдём, покажу. Да, словно вспомнила старуха, еды у меня никакой нету, рот не раззевай.
– Не надо, хозяйка. – только сейчас Иван вспомнил, вернее, старуха напомнила, что сегодня вообще ничего не ел. – У меня есть покушать.
– Тогда пошли.
Пристройка оказалась то ли чуланом, то ли ещё чем, короче, небольшим помещением почти полностью заполненным непонятного предназначения хламом. Хорошо хоть место, для ночлега потребное, в виде небольшого свободного пространства присутствовало, и на том спасибо. Больше ничего не сказав старуха направилась в избу, а Иван, пошёл поить коня. Конь ещё не успел допить, как появилась старуха с половиной мешка то ли овса, то ли ещё какого–то зерна. Кряхтя и бормоча какие–то проклятья старуха высыпала зерно в кормушку. Затем, не прекращая бормотать что–то нехорошее, опять куда–то ушла. Иван привязал коня к стойлу, он сначала хотел попросить старуху принести ему хотя бы охапку сена, не на земле же спать, а потом плюнул, ну её, и пошёл к месту своего ночлега. Присев прямо на землю, Иван уже было развязал мешок с харчами, как отворилась дверь и в чулан, или кладовку, не знаю чем это помещение было на самом деле, кряхтя и, в лучшем случае ругаясь на чём свет стоит, правда себе поднос, пошла старуха с охапкой соломы.
– На, ночуй. – проворчала она и не сказав больше ни слова вышла.
***
Ну и ладно, хоть так, подумал Иван, раскладывая солому и тем самым устраивая себе постель. Оно и так неплохо, какая-никакая, а крыша над головой имеется, да и ветер почти не залетает, не то что в каких нибудь кустах ночевать.
Присев на соломенную постель Иван развязал мешок и начал вытаскивать из него Черноморовы щедрости в виде харчей. К удивлению Ивана Черномор явно не поскупился, а может быть даже был добрым человеком. Иван вытащил из мешка: приличного размера кусок варёного мяса, каравай хлеба, яйца, не иначе варёные, лук, пару больших репок, а ещё, вот тут Иван и вправду удивился, флягу, в которой оказалось вино. Так ведь это, глядя на такое богатство, подумал Иван, прямо–таки пир горой! Вроде бы и пострадавший он от Черномора этого, а спасибо сказать, ну прямо с языка срывается. Но Иван не стал отвлекаться на всякие там слюнявые благодарности, а принялся за ужин, потому как голод - не тётка, он даже хуже хозяки–старухи.
Сейчас, точно также как и в лесу, никаких мыслей в голове Ивана не было. Нет, была одна: поскорее лечь и поспать. Только сейчас Иван понял и ощутил, как он устал за этот день, а завтра, завтра опять дорога, и когда она закончится, приведёт его туда, куда ему надо, даже Иван не знал. Поэтому лишь только Иван почувствовав сытость, он убрал остатки ужина в мешок, положил его себе под голову и прямо–таки повалился на солому. Он уже начал было засыпать, а может уже и спал тем самым, первым и чутким сном. Ему даже привиделись Князь–батюшка и боярин Захар, которые почему нещадно меж собой ругались, потом Тимофей привиделся, но Иван не успел рассмотреть, чем Тимофей занимался, как…
...как заскрипела дверь. Иван открыл глаза и первое, что он увидел – кладовка была вся освещена зелёным светом, неярким, а потому каким–то зловещим. Но не это удивило Ивана. Удивило его то, что в дверях стояла старуха и держала в руках лошадиный хомут. Иван было хотел даже послать её куда подальше: деньги он заплатил, и немалые деньги, как вдруг старуха, и совсем не скрипучим старушечьим голосом, а молодым, девичьим и звонким сказала:
– Ну что, сокол ясный, покатаемся?
Иван был до того удивлён, даже сражён молодым голосом старухи, что весь сон сразу же и неизвестно куда подевался. Да ладно, сон новый придёт, а вот язык Ивана, тот как бы прилип к нёбу, какая уж тут ругань? Единственное, что он смог из себя выдавить, и то, шипя и заикаясь:
– Ты кто такая, бабушка?
– Зови меня Панночка. – ответила старуха и звонко, по девичьи, рассмеялась.
