Тридесятое царство

люди Севера сжигать тела умерших, чтобы души их безо всякого препятствия оказывались в новом мире.
  Бормотали повести трое провожающих. А прочие ратники стояли, но не склонив головы, а просто в молчании: нельзя было ни громким пением, ни скорбным видом давать знать чёрным духам ночи, дремавшим до сумерек на скалах, в листве деревьев, что три души в этот миг отрываются от тел и в дыме огня, растерянные и беззащитные, как младенцы, устремляются ввысь. Потому разговаривали, пока шли приготовления к обряду, очень тихо и о мёртвых старались не упоминать.
  Но вот прогорели костры, и теперь всякий привнёс свою долю в погребальные горицы: кто камень, кто горсть Земли, и вскоре лишь три возвышения, острые, как священная Гора, напоминали о кострищах.
    Расселись за поминальную тризну – щавелевую похлёбку с ячневой засыпкой, заваруху с мёдом, пшеничную кутью да кисель из мозжуховых шишечек. Мяса и рыбы за тризнами не бывало, о молочном же можно было только вздыхать.
  Время еды, выть, растянулось едва ли не до сумерек. Ели, пили, разговаривались о произошедшем за день, о том, что ожидает впереди. Никто и не думал в чём-то упрекать старшего, но Яромир, едва прикоснувшись к снеди, ушёл в Лес и пропадал целую пору. Светь пытался утешить дядю, говоря, что человеку никак не предугадать всех испытаний грядущего, и дело похода, новое и трудное, потребует от Дружины ещё невесть сколько сил и воли, но Яр словно поверил напевам Гремислава, что может провести Дружину на Юг без потерь, и был теперь уязвлён в самое сердце.
  - Уж не вернулся ли он отплатить бабам-ёжкам  за гибель юношей? – высказала опасения за костром Соколов Болеслава.
  - На нём из оружия был только нож, - не согласился Верть.
  Вокруг усмехнулись.
  - Яр и без ножа, голыми руками троих-четверых асилков одолеет, а с ножом он и целое их селение изничтожит,- пояснили Рыженю Соколы.
  - Неужто?
  - Такое бывало. Он всегда готовил нас ко всему, но в опасности мы никогда не поспевали за ним: сам всё делал. Разве что по стреле пускали.

149
  - Ты же видел, как он двумя мечами орудует? Да не разом, а будто у него две головы и каждая голова за одну руку думает и, как ни ловчат два противника по-разному, а Яр их осиливает.
  - Да-а… - протянул Рыжень. – А что, братцы-сестрицы, ежели нам теперь устроить ратное состязание? И духом взбодримся, и Яромир наш увидит, что верны мы делу похода, что тверды рукой, что остры клинки наши, точны стрелы, а погибшие, хотя и ушли, да оставили нам свою силу телесную для новых трудностей.
  - Ох и выдумщик же ты…
  - Добрая мысль, Болеслава. Соберитесь с десятниками, держите совет. Верно, и Светь согласится. Где он?
  - Да вон, с Лебедями…
  …Яромир воротился в становище, когда вечер переходил в первую пору ночи. Издали ещё услышал он непонятный шум, исходивший от луга, где расположилась Дружина, да не задумался особенно. Тихий лесной ветерок, запахи начинающегося лета, птичье щебетание очистили его душу от тяжёлых переживаний, вернули спокойствие и уверенность в себе. И потому увиденное на лугу заставило его замереть и залюбоваться: ратники и ратницы в полном боевом облачении, с щитами и в шлемах, неслись на лошадях мимо погребальных гориц то по двое, то по трое, бросали во вкопанные в Землю шесты свои копья, пускали на ходу стрелы. После же скачки никто не спрыгивал с коня, а вся Дружина становилась рядами, затем вытягивалась вдоль горы, в следующий миг перестраивалась кругом и ощетинивалась копьями, словно для обороны со всех сторон, трогалась с места и, строясь клином с двумя здоровенными Утками Месеславом и Боеславом в голове, нападала на неведомого противника.
  И было то зрелище – в сумерках, при слабом свете от закатившегося за Пояс Рода Солнца – столь завораживающим и величественным, что Яр долго стоял и любовался, думая, что с такими ратниками он одолеет даже саму Мару-смерть. «Столько напасти за день, а они не сломлены ни на крупицу. Не годится и мне тогда горе горевать, когда судьба целого народа возложена на эти юные, но мощные плечи моих славных друзей. Мудры были родичи: юные всегда более стойкие. И дерево-подросток, пока гибкое, пока жадно пьёт из Земли соки – выдержит любой ветер, любую грозу…