желают научиться всему, что известно нам, берёже.
- Думаю, главному они уже научились. И без меня. Быть вместе в схватках, становиться плечом к плечу. В этом наша сила. Хотя они правы: сражаться строем не умеют.
- А Рыжень и в другом преуспел, не только в дружбе с асилками, о чём мы с тобой и не мечтали. Он делает наметки нашего пути на нитях. Вот глядите (Яр и Меч подвинулись ближе): клубок. Разматываю – семь кусков, семь дней похода. Эти большие узлы – ночные остановки. Каждый отрезок длиною в пядь – день пути. Вот такое плетение – густые заросли, это – речушки. Видишь, на третьем дне пути узелок? Это тот самый горный ручей, в который Верослава сбросил его конь. Помнишь?
- А этот странный узелок на вчерашнем дне – селение косматых, обожествивших Вертя?
- Возможно… Да, таких больше нет.
- Ведь все знают, что я делаю наметки пути, как велели родичи. Для чего же ещё одни?
- А для чего у нас вторые лошади?.. В запас.
- Запас – доброе дело…- не то похвалил, не то пошутил Яр. – Человеку, которого приняли за самого Велеса, нужны свои наметки. Может, ещё вернётся туда. Что, Меч, Вертислава не пытались женить косматые?
- Нет. Только скакали полночи вокруг пня, на котором он сидел.
- Яр, - снова заговорил Светислав, - а ты ведь не наказал Вертя, как грозил тогда, после первой схватки, когда он бросился в ущелье?
- Он не подвёл друзей в этот раз, хотя ты и потратил время на розыски. И
133
вас, буяров и берёжу, я тоже никогда не осуждал, если начинали поступать по своему разуму. Ведь и ты мог не попадать в плен к гмурам?
Светь почувствовал, как кровь ударила ему в лицо: прежде Яр не говорил так откровенно об этом.
- Ты мог выполнить поручение Гостомысла и покинуть Взгорье при свете. Но ты давно уже живёшь своим разумом и потому стал знакомцем самого Вербора. Что очень удобно для нас теперь. Я верю, что твой горморунов меч выручит нас, если гмуры Юга вздумают напасть на Дружину. Они работу своих кузнецов знают хорошо… Понимаешь, племянник, я обучаю юных до тех пор, пока в них не просыпается собственный разум. Воля богов привела тебя в Подземелье. Воля богов толкнула Вертислава в ночной Лес к асилкам. Я могу немного попрепираться с родичами, ибо ратного дела они не ведают. Но я не препираюсь с богами… Разве что с чёрными… А такие, как Рыжень, начудят много, потому что ничего не сторонятся и неукротимы в своей пытливости, но, взрослея, становятся мудрецами и старшими. Теперь же из-за этих плутяшек Вертя и Меча мы можем не опасаться нападений асилков… И даже напевать, не таясь чёрных духов…
И впрямь, от костра Сов давно уже разносился по становищу негромкий напев. Две девушки нежно и ладно сказывали повесть о том, как в стародавние времена Велес учил род людей землепашеству, жертвованиям, письму и первым Законам, как повздорили люди с богом и были две битвы, в которых одолевали то лесные обитатели, то люди, и как, наконец, наступили меж ними мир и согласие.
… Покорились люди Велесу с радостью,
Принесли ему подаренья разные:
Калачи, плоды, меды, рукоделия.
Обнимал-облапал Велес-медведь мужей
Да давал зарок жить в мире, без лихости…
- Может, они, боги, вправду, идут с нами? – спросил Светь больше себя, чем дядю и брата.
- …Видимо… - не сразу ответил Яр. – Наши родичи мудры: говорили, чтоб мы двигались по Лесу с уваженьем, не губили никого, даже асилков, напрасно. Пока следуем Закону добра, у нас есть опора – Праведь… Пусть снаружи нас ломают трудности, лишь бы внутри не сломаться…
Яромир глубоко вздохнул и словно оставил в себе какие-то недоговорённые слова. «О новых, небывалых испытаниях думает, - решил Светь.- Сколько их ещё впереди, когда только пол-Луны прошло, а неведомого узнали, сколь на Равнине и в год не случалось. И неважно, какого ты племени: ратник ли Сокол, землепашец Журавль… Потому что не оружие будет побеждать, но – дух. Дух и следование путём Праведи. И нет ничего более прочного и незыблемого в мире, чем свет Солнца над головой, твердь Матери Земли под ногами и сила веры в груди.
134
Повесть 8. Невиданные звери
Окончился месяц цветень первого года Лады, а за ним и буйный травень. Порой ратникам северных племён приходилось двигаться в сплошном белом цвете яблонь, слив, вишен, которых встречалось в этих местах куда больше, чем на их Равнине. Юноши и девушки радовались белому под копытами лошадей, белому над головой, сладкой пахучести, тёплому веянию незнакомых южных ветерков, и потому часто оглашались обитаемые лишь зверьём окрестности людским смехом, шутками да напевами – то строгими Гремиславовыми о стародавнем, то немудрящими полевыми да луговыми, которые выдумывались теми, кто ходил на Равнине по ягоду, по грибы, выпалывал сорную траву в овощниках…
Три Луны прошло с начала пути, и по счёту Яромира они отошли от родных мест на две тысячи вёрст. Едва ли не всякий день дружинники примечали неведомое растенье, зверя, которым без стариков и название не могли подобрать или вспомнить. А ведь всё это водилось в прежние времена на северных островах и было знакомо предкам ещё два-три дня Сварога назад. Иные из ратников, готовясь к походу, внимали всякому предположенью сородичей о том, что могло встретиться на Юге, и теперь их, хотя и малое, знание приходилось кстати. Так, приметив диковинных хвостатых асилков на ветках ольх и буков, дозорные из Уток встревожили всю Дружину и сами изготовились к схватке. «Асилки! Асилки впереди!» - пронеслась по рядам безрадостная весть, как вдруг десятница Сов Огнеслава обратилась к Гремю, прося вспомнить вчерашнюю повесть, петую у костра, в которой упоминались какие-то зверушки игрунки. Так смекнули, что эти хвостатые и косматые, со злобными мордами дыевых слуг вовсе не асилки, хотя и бросаются сверху, с деревьев, ветками и сухими сучьями и оглушительно кричат. А смекнув, убрали стрелы в тулы и только пугали занудных игрунков взмахами копий да стуками в щиты. Ночью, однако, новые знакомцы пошли с нападением подобно косматым, только не против людей, а на котомки и мешки со снедью, и дозорным, всегда таившимся, пришлось шумом и огнём отпугивать разорителей.
Сплошные кряжи гор, многоступенчатые и поросшие кустарником, сменились высокими, острыми гребнями и пиками вперемежку с небольшими травянистыми долинами. Здесь, среди ковылей, горицвета и множества ярких цветов, бродили дикие коровы, похожие на оленей светло-бурые тупоносы, а на них охотились мощные, опасные гривастени и большие пятнистые кошки, которых решили называть скрытенями, ибо их умение прятаться в ветвях или траве удивило даже самых сноровистых из Соколов и Кречетов.
Теперь всякий день ожидали встречи с самими бурогорами – зверями косматыми, как асилки, высокими, как три коровы, если их поставить одна
135
на другую, с рукой, растущей прямо из головы. Разговаривали со слов стариков, что лапы бурогоров высотой и толщиной – как столбы в Святилищах, бегают чудные звери прытче лошади, а у самцов на целую сажень торчат изо рта закрученные клыки, которыми они легко могут разметать всю Дружину.
Мягкая и тёплая погода, частые дожди способствовали бурной жизни трав и деревьев, и даже у гор приходилось ехать так, что любой всадник видел лишь ближних. Никто не нападал на них весь месяц травень, однако густые заросли сильно беспокоили Яра. Он не переставал осторожничать ни на миг и даже ночами едва спал, обучая дозорных всему ратному умению, которым владел сам. Часто Светь, всегда обходивший пошире вокруг места ночного становища, воротившись к огням, заставал своего дядю и тех, кто бдил и охранял покой спящих друзей, за разными учениями и, не удержавшись, сам вступал в схватки Перунова ратоборства или показывал то, к чему особенно стремились ратники неприграничных племён, - бузу. Светислав легко входил в это состояние и один раз так хватил мечом по приготовленному для костра дереву, что погнул немного своё дареное гмурами оружие и рассёк надвое ствол едва ли не в ногу толщиной.
Учились все с радостью, хотя иных покоробило отступление от обычая не начинать новых дел после захода Солнца. Яромир же повторял и повторял всякому дозору одно и то же: «Важнее всего в бою не оружие, руки да ноги, а голова, уменье мыслить необычно, неожидаемо, непредгаданно. Не идите прямо, когда от вас этого ожидают, кружите, бейте сбоку, сзади, и идите прямо, когда вас ожидают сзади. Схватка должна идти по-вашему. Не соперничайте в силе и проворстве даже со слабым врагом: бейти силой только по слабому месту, ищите его и не тратьте себя на пустое противоборство. Бейте часто и отовсюду. Бейте, не размышляя, потому что рука в бою сама думает лучше головы. Бейте без злости, но в усердии и уверенности. В любой стычке с любым противником есть путь к одолению его. Найдите этот путь. Обратите чужую силу в слабость. И ежели схватки не избежать, то бейте первым, ибо в бою один хозяин: либо ты, либо твой враг».
Так учил Яромир своих дружинников, и известно было лишь Светю и немногим из Соколов, что эти слова – плоды ратного опыта за многие годы, что иные из этих слов писаны в памяти кровью погибших на границе ратников, которые шли в первые годы берёжи охранять Равнину безо всяких ратных умений.
Не только невиданные звери и растенья удивляли людей в этих Землях. И Небо, и положенье на нём ясочек было не то, что на Севере. В один из вечеров, через полпоры после застольничанья, когда помыли в студёном горном ручейке чаши и котлы, послушали напев Гремислава о былом, когда Яр всем, кого не клонило ко сну, объяснял особую, парную, схватку, ночное Небо вдруг осветилось летящим на Юго-восток огненным сгустком, чертившим белую полосу, который быстро скрылся из виду у самой
136
Земли. Все поднялись от костров и завороженно смотрели вверх, пока чудо не прекратилось. «Не к беде ли?» - предположил кто-то. «Ежели Светлые боги так далеко завели нас и ни один не погиб, то это – знак их доброго расположения! – громко промолвил Яромир. – Туда мы и идём, туда они и указуют нам». Все согласились, ведь небесный огонь не упал на них и, может быть, наоборот, обрушился на головы недалёких уже южных врагов. «Принесём же утром щедрые жертвования богам!» - решили все и спали всю ночь в полном спокойствии, посчитав себя угодными богам.
А они были угодными, потому как изо всех сил старались не отступать от обычаев своего народа. Два раза в Луну останавливались на весь день у какой-нибудь речушки, мылись, чистили и мыли лошадей, давали им отдых, перебирали в мешках утварь, стирали одежду, начищали оружие, а пополудни у сооружённого из камней подобия Алатыря с поставленными к нему маленькими деревянными богами и птицами-охранителями сжигали для них жертвенное: мёд, зерно, грибы, травы. Квас и калачи давно кончились. Пекли преснухи, охотились, рыбачили, собирали съедобную зелень, и прежнее разнообразие в похлёбках и кашах сохранялось. Вокруг же всё цвело и росло так пышно, что в летней и осенней щедрости южных Земель на плод и овощ никто не сомневался.
Празднования и приношения богам остались единственной связью с Родиной, потому что вестийные голуби давно были отосланы на Север да и вряд ли могли бы достичь селений Равнины из такого далека. В конце цветеня, на
