Здесь, у слияния рек Аргун и Бастыхи, вгрызлась в скалы десантно-штурмовая маневренная группа (ДШМГ) дальневосточников. Они перекрыли самый опасный участок "дороги жизни" боевиков, по которой ранее шло их снабжение.
Погранцы ещё не успели соорудить блиндажы. В скалах прорубили лишь траншеи.
Сверху лагерь прикрывал пост боевого охранения (ПБО), расположенный на соседнем утёсе. Любая "движуха" со стороны поселка Итум-Кале, занятого боевиками, будет мгновенно пресечена с этого ПБО. Для этого на пост затащили крупнокалиберный пулемет "Утес" с хорошим боезапасом.
Однако в ночь на Рождество "Утесу" не суждено было охранять лагерь.
Помешала досадная случайность. Карабкаясь в темноте по крутому склону, сменщики сорвались вниз. Выжить-то выжили, но повредились основательно.
Заслышав их крики, с ПБО спустились солдаты.
Внизу их ждал разгневанный прапорщик Рыжков:
- Морозов,бл..дь! Кто приказал спускаться?! Ты не Морозов, бл..дь, а Дедморозов!
В наказание "самовольщики" потащили в лагерь раненых. Рыжков тоже пошёл. Докладывать о случайности и брать замену. Досадовал:
- Возвращаться, бл..дь, плохая примета!
Начальник ДШМГ майор Лукьянов быстро заменил раненых. Посмотрев на звездное январское небо, решил:
- На ПэБэО не лезьте! Опять сорветесь! Оставайтесь на площадке ниже по склону. Возьмите АГээС (автоматический гранатомет) с расчетом.
Он повернулся ко мне, штабисту Кавказского особого пограничного округа:
- Товарищ подполковник! Нет желания провести Рождество на ПэБэО? Заодно подбодрите бойцов. А то они что-то приуныли!
-Можно, конечно. Но холод собачий! Сидеть всю ночь без движения!
- Так это...тулуп возьмите!
- Отлично! Напишу репортаж для окружной газеты. И впишу для жути Гоголя. Помните мистику его? Ну, ночь под Рождество?
Майор не помнил. Поэтому я, посмотрев на яркое звёздное небо, торжественно продекламировал:
-Ясная ночь наступила. И глянули огромные звезды...
В это время солдаты принесли АГС и запасные "улитки" с гранатами.
Лукьянов проинструктировал бойцов. И напомнил прапорщику:
- Сразу установи сигнальные мины! Тропа к вам - натоптанная. Пост боевиков там был. Могут вернуться. Вместо Гоголя! Поздравят с Рождеством!
На площадке, выбранной под ПБО, виднелись силуэты развалин. Возле них солдаты установили АГС, выложили защитную стенку из камней. Пулемётный расчет отправился выше по склону.
Рыжков был краток:
- Прямо над нами будете! Смотрите, бл..дь, не спите! Если окликну, не отзоветесь, буду считать, "духи" вас вырезали! Бросаю гранату! Поняли, бл..дь?!
Солдаты молча заскользили вверх по тропе. А Рыжков повернулся ко мне:
- Во! Хотел верёвку им бросить, и дёргать, проверять. А то весь день скалы долбали, замучились. Могут запросто уснуть! А верёвки и нет!
Чуть подумав, я посоветовал:
- Бинт свернуть жгутом, будет верёвка.
- Так он белый! "Духи" сразу заметят!
- В пыли измазать, будет чёрным.
Так и сделали. Рыжков дотронулся рукой до моих погон:
- Звезды с погон лучше снять. И кокарду тоже. В боевых условиях ничего не должно выделяться. Даже шеврон. По нему снайперы тоже бьют. Куражатся! А самая удача у них, особенно у баб, когда в пах попадут. Вроде не смертельно, но мужику страшно!
- Так темень! И склон ущелья, за Аргуном, далеко!
Рыжков протянул мне прибор ночного видения (ПНВ):
- Снайпер добьёт! Посмотрите туда! Чуть левее. Видите вторую вершинку? Груду камней видите? Я уже раз двадцать вглядывался. Там есть углубление. И к нему ведет еле заметная тропа. Точно - снайперское гнездо!
Я всматривался в расщелины противоположного склона ущелья, подсвеченные фосфорисцирующей "краской" прибора, но ничего подозрительного не замечал.
Пришлось верить интуиции прапорщика и его опыту.
- У боевиков тактика такая, - вполголоса рассказывал он, - действовать в горах "тройками" или "пятерками". В каждую группу входят пулеметчик, снайпер, гранатометчик. В придачу - наблюдатель и автоматчик.
- Вон, смотрите! - перебил его солдат-гранатометчик. - На их склоне - огонёк! Левее - ещё один!
Рыжков зло прошептал:
- Начинается, бл..дь! Начали нас прощупывать! Теперь, бл..дь, вошкаться до утра будут. Всю ночь, бл..дь, покою не дадут.
Прапорщик приник к прибору ночного видения. И, прислушавшись к шумящему где-то внизу Аргуну, со злостью сказал:
- Они там лазают, смотрят на строительство нашей обороны: где, че, как. На карте помечают, на видео снимают! А у нас, бл..дь, ничего не замаскировано. Им одного наблюдателя хватит. Потом берут лазерный прибор разведки, замеряют расстояние. Ну и начнут еб..шить по лагерю! А нам негде укрыться, блиндажей еще нет!
Прапорщик замолчал, вглядываясь в темноту ущелья и маленькие огоньки, мелькающие на противоположном склоне. Резко опустил ПНВ, тихо матюкнулся:
- Пиз..ец! Сдохли батареи! Бл..дь! Что за техника у нас! В самый неподходящий момент, бл..дь, то глючит, то батареи дохнут! Твою мать! Тыловики, бл..дь, долбаные!
Окликнув гранатометчиков, он приказал:
- Один наблюдает, второй спит! Потом меняетесь!
Сам продолжал тихо матюкаться, пытаясь оживить ПНВ.
Чтобы отвлечь прапорщика от грустного, я спросил:
- Вы в первую чеченскую воевали?
Рыжков оживился:
- Пришлось! И на "административке" с Чечней стояли.
- Что-нибудь интересное было?
- Да чё там интересного! Пострелушки ночью, и все! Из "зелёнки" обстреляют, да уходят. Слава Богу, не убили никого!
Прапорщик замолчал, напряженно вглядываясь в мельтешащие огоньки за Аргуном.
Я закутался в тулуп и тихо произнес:
-Сегодня бойцы сорвались, а мне почему-то вспомнился 1918 год.
Рыжков резко обернулся. Похоже, удивился. Что, мол, воевал подполковник сто лет назад?
-Дед мой воевал в Гражданскую войну, в коннице Буденного. - продолжил я задумчиво. - Говорит, "дедовщина" его однажды спасла. Сам он был молодым парнишкой. Ночью их эскадрон подошел к станице. Там, по данным разведки, не было противника - ни белых, ни банд. Ночевка! Роздых! Устали все страшно! Командир окликает квартирьеров. Они должны первыми скакать и выбирать хаты для ночлега. Конечно, лучшие хаты - для себя лично! Особенно если там вдовушка есть. И тут, к досаде моего деда, влезает старослужащий. Мол, неча молодым ездить! Вместо Илюшкина он поедет!
Ускакали квартирьеры. Эскадрон тихим ходом - следом. Эх, и обидно стало моему деду Петру! Но минут через двадцать впереди, в станице, началась суматошная стрельба. Эскадрон развернулся, и - "Пики к бою!" В станице банда была. Засаду устроила. Все квартирьеры погибли под пулеметным огнём. А дед сообразил, что старослужащий боец спас ему жизнь. А может, случайность спасла.
- Нет, не случайность! - воскликнул Рыжков. - Я много разных случаев изучал, вроде бы случайных. Понял, что судьба иногда бережет. Только не понял, почему. Вот и сегодня случай. Непонятно. Почему Морозов решил спуститься с ПэБэО? Ну и что, если солдаты внизу свалились и орут. Его задача - сидеть и ждать смены. А он полез вниз! Странно все это!
В это время на тёмное небо, застеленное громадными фосфорными мохнатыми звёздами, выкатился яркий молчаливый рог луны.
Я печально вздохнул:
-Прямо как у Гоголя! Наизусть помню! "Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям. Чтобы, значит, всем было весело колядовать и славить Христа".
Посмотрев на Рыжкова, отбрасывающего резкую тень, я добавил:
- Странно! Очень яркий свет! Тень - как от солнца. Никакого ПээНВэ не надо!
-Щас они нас и заметят! - ответил прапорщик. - Видят же, что "Утес" наш - без бойцов. Не дураки, понимают, что нас рядом надо искать! Вот ищут, щупают, бл..дь! Потом как пизд..нут!
Слушая Рыжкова, я улыбался. Понимал, что тот еле сдерживается от трехэтажного забористого мата. А в душе каждую секунду поминает и тыловиков с их поганым снабжением, и сегодняшний случай с Морозовым.
Отвлекая прапорщика от матершины, я спросил:
- В детстве вы ходили колядовать? На Рождество?
Продолжая пристально вглядываться в мелькающие огоньки за Аргуном, тот ответил стихами:
-Ангел с неба к вам спустился
И сказал: "Христос родился!"
Мы Христа пришли прославить,
А вас с праздником поздравить.
Рыжков мельком взглянул на меня:
- Так мы колядовали. А ещё пели, что желаем добра, золота и серебра. И пирогов пышных, блинов. Эх, щас бы тех блинов! Аж слюнки потекли! Блин! Лучше не вспоминать! А то "духов" проморгаем!
Я, конечно, решил не отвлекать прапорщика.
И, мысленно восторгаясь сказочности январского звездного неба, начал припоминать свои давние стихи.
Я, лейтенант-пограничник, посвящал стихи любимой девушке, ашхабадской красавице Леночке, лучшей из лучших:
"Ночь темна, волшебна и прекрасна,
В тёмном небе звезды искрами мерцают".
Эта ночь, в горах Чечни, была такая же волшебная.
В тёмном мирном небе ярко горели звезды.
И не было никакой войны.
А было Рождество. И тысячи детей по всей огромной России-матушке ходили по домам и славили Рождество Христово. И с трепетом взирали на мирное небо, выискивали волшебную звезду.
- Движуха пошла! Бл..дь! На дороге движуха! - тревожным шепотом кричал Рыжков, толкая меня. - Смотрите! Вон там! ПээНВэ сдох, на х..й! Бл..дь! Сорокин, к бою!
Он бросился к гранатомётчикам:
- К бою! Щас начнётся!
Внизу, на дороге, мелькали тени.
Сквозь шум Аргуна накатывали звуки мотора. Но машин видно не было.
- Полковник Тафинцев предупреждал, у боевиков - минометы на грузовиках! - крикнул я. - Похоже, приехали!
- Точно! - откликнулся Рыжков. - Прямо под нашей скалой. И мы их достать не можем, и застава не может! Пизд...ц какой-то! Надо пугнуть их, не то заебаш..т лагерь! Щас пизд..ну!
Прапорщик подергал за верёвку, вызывая пулемётчиков.
И матюкнулся злым шепотом:
- Спят, на х..й! Щас разбудим!
Он навёл АГС на дорогу и выпустил всю "улитку".
Внизу, под скалой, раздались громкие хлопки.
И сразу в базовом лагере расцвели огненные смертоносные цветы разрывов.
- Миномёт, бл..дь, работает! - крикнул Рыжков, пока солдат устанавливал на АГС вторую обойму. - Проспали, бл..дь! Пулеметчики где?! На х..й, Соколов! Бл..дь! Огонь по дороге, бл..дь!
Пулемёт наверху ожил. Трассеры понеслись вниз, к дороге.
Я, привстав из-за камней, короткими очередями бил по дороге.
В ответ с противоположного склона понеслись разноцветные трассеры, нащупывая пограничников.
И сразу - мощный взрыв где-то сверху!
- Бл..дь! ПэБэО наше расхуя..ли! - крикнул Рыжков. - Пиз..ц нашему "Утесу"! Огнемётом, что ль, ху..ли?! Точно бьют!
Он тут же выстрелил красную ракету:
"Веду бой!"
А внизу, в расположении лагеря, гремели взрывы.
Минометчики боевиков работали быстро и точно!
И были недосягаемы для ответного огня!
С противоположного склона по лагерю били автоматы и пулемёты, чертя трассерами мрак ночи.
Непрерывный поток пуль летел и в ПБО, кроша камни рядом с бойцами.
Сверху раздался вскрик пулемётчика.
- Живой?! - заорал Рыжков, укрывшись за камнем.
- Сокол ранен! В голову! Живой! Щас перевяжу! - прокричали в ответ.
"Нападение? Но сколько их? Если двести-триста, сомнут заставу!" - думал я, выискивая цель на противоположном склоне. - "А сюда пойдут? Навряд ли. Нас слишком мало, мы заставе - не помощь!"
И тут где-то выше по склону, над ПБО, зарокотал крупнокалиберный пулемет. Следом - автоматы. Это
