Душа

постельное бельё, весёленькие клеточки линолеума и главное —  весёлые дети!
А на входе вместо «Детский дом «Ромашка» яркими буквами красовалось: «Мой дом «Ромашка» — инициатива самих детей.
       
      Семён с радостным удовлетворением наблюдал, как меняются души детей. Практически совсем исчез коричневый
цвет — цвет страха, уступая место голубому. Всё чаще появлялись розовые искорки радости. Зелёной тоски стало
гораздо меньше, но совсем от неё избавить детей Семёну было не под силу: как бы в детдоме ни было хорошо, дети
скучают по родителям, какие бы они ни  были. А у кого родителей нет, мечтают их  иметь. 
Это Семён видел по лиловым пятнышкам надежды на их душах. 

       Но на фоне этой очень благоприятной картины резко выделялась душа одиннадцатилетнего мальчика Ромы.
Семён никак не мог разгадать сочетания цветов его души. В ней было столько намешано —  как на палитре художника!
Но самыми тревожными были чёрные пятна. Да, у него была тяжёлая душевная травма — на его глазах пьяный отец убил
маму. Отсюда и злость на отца, и страх смерти, которую он видел воочию, и тоска по маме, и обожание своей младшей
сестрёнки Юленьки, живущей здесь же, только в младшей группе. Роман при любом удобном случае сбегал, чтобы
увидеться с ней —  единственным родным человечком, оставшимся у него. 
Когда Семён узнал об этом, то предложил Роме взять шефство над группой сестрёнки. Тот с удовольствием
возился с малышнёй и в это время душа его буквально заливалась оранжевым цветом с весёлыми розовыми искорками. 
Это всё было понятно, но откуда на душе ребёнка чёрные пятна?! Не злодей же он какой-нибудь, не убийца и уж,
тем более, не маньяк!
       Но всё оказалось до банальности просто. Семён решил разговорить мальчика. Начал с сестрёнки, потом спросил —  
из какого они города. И тут мальчишка вскочил, глаза его наполнились слезами и злостью
— Он убил нашу маму, а я убью его, когда вырасту! — 
И столько боли, столько злости было в его голосе, что Семён на какое-то мгновенье растерялся. Потом усадил мальчика
рядом с собой, приобнял и сказал
— Тебе не надо этого делать, он сам себя наказал.
— Как это? — удивился мальчишка.
— Он лишился самого дорогого —  он потерял свою семью, вашу маму и вас с Юленькой. Я уверен, когда он
понял, что натворил, то с ума сходил от горя, отчаяния и раскаяния.
— Ну да, потом он кричал и плакал, —  подтвердил Рома.
— Вот видишь... Но самое страшное то, что он погубил свою душу. Теперь она чёрная, как уголь и тяжелая. И когда
придёт время, она не сможет подняться туда, где сейчас твоя мама и другие хорошие люди. Ты же не хочешь, чтобы
твоя душа тоже стала чёрной и тяжёлой? Не хочешь стать убийцей? — 
Семён поднялся и, уходя, посоветовал
— Ты подумай хорошенько и прими правильное решение, ты уже взрослый мальчик.

       На следующий день Семён увидел бегущего к нему Рому, а в груди у него сияла чистая голубая душа с красивыми
оранжевыми разводами, совсем такая же, как у его жены Катеньки! Подбежав к Семёну, он выпалил
— Я не стану убивать отца, не хочу быть убийцей с чёрной душой! Я буду заботиться о сестрёнке. И вам не будет
за меня стыдно…

— Ты выглядишь сегодня очень счастливым. Что такого хорошего случилось, может расскажешь? — спросила Семёна
жена, когда он вернулся с работы.
— Сядь со мной рядом, дорогая, я тебе сейчас всё расскажу. — 
И он рассказал ей всё, начиная с момента, когда он умер и заканчивая чудесным восстановлением души Ромы.
Душа Катеньки слегка потемнела от обиды.
— И ты столько времени молчал?! Почему не рассказал мне сразу?
— Боялся, что ты будешь чувствовать себя неуютно рядом с человеком, который видит твою душу.
— Какой же ты глупый! Ты же самый близкий мне человек и мне нечего от тебя скрывать. — 
Душа Катеньки вновь приобрела прежний светло-голубой цвет.
— А как выглядит моя душа?
— Она очень красивая! Чистая и голубая. Когда ты рядом со мной, она покрывается нежными оранжевыми разводами, 
а когда ты радуешься, на ней сверкают яркие розовые искорки.
— А твоя? Как выглядит твоя?
— А вот этого я не знаю, солнышко моё. Свою душу я не вижу. Но я знаю точно, что благодаря тебе, она самая счастливая
на свете!

       Было раннее воскресное утро — выходной, но у Семёна остались в детском доме кое-какие дела, которые желательно
было доделать. В понедельник ожидали гостей — директоров других детских домов. Они ехали перенимать опыт.
«Смешно, —  думал Семён, —  перенимать опыт у директора, который и директор всего-то чуть больше года».
       Проходя мимо Храма Господня, он почувствовал неотвратимое желание туда войти. Каждый день, идя на работу, он
проходил мимо и —  ничего. А сегодня ноги сами его туда несли. Семён не стал противиться, подумав, что может, это ОН
его зовёт.
Народу в Храме собралось достаточно много, ожидали начала воскресной службы. Рядом с Семёном стояла маленькая,
сухонькая старушка с душой невинного младенца.
       Наконец, вышел священник в сверкающих одеждах, и Семён просто остолбенел — в груди священника была чёрная
душа! И не просто чёрная, она была в форме чёрта! И, похоже, что это и не форма вовсе, а сам чёрт, потому что он
гримасничал и кривлялся!
— Господи, да у него же вместо души чёрт кривляется! - возмущённо прошептал Семён. Или не прошептал? Или это не
он сказал? Или, может, это ОН сказал его, Семёна, устами? Потому что это прозвучало, как Глас Божий, прокатилось
эхом и затихло где-то под куполом. Народ крутил головами, не понимая, кто это сказал. Только старушка с душой
младенца смотрела на него всё понимающими глазами. Запахло благовониями, и тут же женский голос воскликнул
— Икона заплакала!
В другом конце, как эхо
— Икона заплакала!
— И эта!
— И эта!
— Все до единой иконы замироточили, даже бумажные!
      Семён снова взглянул на священника. Его лицо было белое, как мел, а душа приняла обычную форму, но густого
коричневого цвета — он был смертельно напуган. И вдруг он упал на колени
— Грешен, Господи —  не веровал! Теперь уверовал! Каюсь! Прости мне этот тяжкий грех! Искуплю… Искуплю…
Он истово крестился и всё повторял
— Верую… Верую… Верую... Искуплю… Каюсь…

У Семёна подкашивались ноги. Он вышел из храма и сел на ближайшую лавочку. Следом вышла старушка с душой младенца и присела рядом. Помолчала, потом спросила
— Ты тоже видишь?
— Вижу, а что? И вы тоже?
— Да, но только тогда, когда человек сильно взволнован. Ты же волновался входя в храм?
— Очень! Потому, что меня туда позвал ОН.
— Когда ты вошёл твоя душа была небесно-голубая, а когда увидел батюшку сильно потемнела.
— Это потому, что я увидел его душу.
— Ты увидел там чёрта?
Семён утвердительно кивнул.
— Лет сорок назад, — продолжила старушка, — на моей родине произошёл точно такой же случай. Тогда наш
батюшка Иннокентий ушёл послушником в монастырь замаливать грехи и там же, лет десять как преставился.
Царствие ему Небесное…
— После этого вы стали видеть?
— Да.
— А свою душу вы видите?
— Нет, свою не вижу.
— У вас душа невинного младенца — нежно-бирюзового цвета. Я тоже свою не вижу.
— Сейчас она у тебя какая-то странная, но очень красивая. Она небесно-голубая с оранжевыми разводами и розовыми
искорками.
— Совсем как у Катеньки, а теперь и у Ромы, — подумал Семён, а вслух сказал
— Оранжевый, это любовь, а розовый — радость.
— Чему же ты так радуешься, что искорки просто пляшут?
— Тому, — поднимаясь сказал Семён, — что я сейчас иду к своим детям. Их у меня много — целый детдом!
Я их всех очень люблю и радуюсь, когда из их душ исчезают тёмные пятна.
— Богоугодное дело ты делаешь, родимый! Храни тебя Господь…
Старушка перекрестила уходящего Семёна и долго смотрела ему вслед, пока тот не исчез за поворотом.