Выйдя из токарной мастерской царя Петра поручик Комендантского полка, Гермоген Веселов, подняв глаза к небу поблагодарил кого-то, его мало заботило кого он благодарил, за столь внезапную и блестаящую фейервекцию в его карьере и отправился домой, благо времени до вечера было в достатке.
Вчера, будучи приглашённым на малую ассамблею устроенную командиром полка, полковником Милецким, он был представлен вдове майора Заиграева, майорше, госпоже Заиграевой. Из видимых без подзорной трубы достоинств поручик Гермоген Веселов сразу же узрел высокую, плотной наружности, лет тридцати, обладательницу зелёных, горящих огнём грехопадения даму. Представил его товарищ по полку, капитан Хрякин, как после выяснилось, по просьбюе самой мадам Заиграевой.
- Смотри, Гермоген, какая женщина! - ведя поручика знакомится шептал капитан Хрякин. - В сей особе столько огня, что весь внутри не помещается, наружу вырывается. Ты на её глаза посмотри! Не теряйся, господин поручик, знакомься со всем обхождением и, не будь мямлей, женщины таких не любят. Шашку наголо и в атаку, вперёд!
- Знаю. - пробурчал Гермоген безотрывно глядя на вдову, стараясь смотреть ей прямо в глаза.
Госпожа майорша, было заметно, приветствововала взгляд юного поручика ответным взглядом силой и стратью которого впору было дрова в печке разжигать. Знакомство состоялось и поручик Веселов сразу же был приглашён майоршей Заиграевой на обед, на следующий день, ближе к вечеру. Также мадам Заиграева сообщила Гермогену, что помимо обеда она желает сыграть с поручиком в вист. Не надо быть книжниым мудрецом, чтобы понять какой вист майорша имела ввиду. А Гермоген никаким мудрецом, тем более книжным, и не был. Он был молодым, здоровым парнем в котором, как в том жеребце, силы ядрились и рвались наружу с тем чтобы быть применёнными.
- Дерзай, поручик! - отходя от вдовы опять прошептял капитан Хрякин. - Дерзай, и не ленись. В майорше сил, на роту хватит. Так что ты, братец, не сплошай, не опозорь полк.
***
Первый урок из той, самой главной жизни, Гермогену-Гераське преподал француз Муся-Жак. Знал ли об этом сам француз или не знал — неизвестно. Тем не менее урок был преподнесён, вернее, продемонстрирован и усвоен учеником на отлично.
Появление в Веселовке француза гувернанта Жака-Муси нещадно смутило умы и психику как деревенских жителей, так и барской дворни. Ну как так? С виду вроде бы и человек, а не человек, по человечески еле-еле разговаривать умеет. Дальше всех в своих догадках зашли деревенские бабки. Они, не стесняясь при этом применять крестное знамение, убеждали всех подряд, вплоть до приезжих и проезжих в том, что на самом деле хранцуз Муся не кто иной как бес в человеческом обличии.
На вопрос, мол, а где рога с копытами и хвостом, бабки, ничуть не смущаясь отвечали. По их версии копыта он в сапогах прячет, обутым же ходит. Рога под париком, вон какой сеновал на голове таскает а ещё и шляпус сверху одевает, и даже в жару таскает. Значит что? Правильно. Значит рога там, под шляпой и париком. Ну а насчёт хвоста, на него голого надо посмотреть. Посмотреть-то не проблема, вот только где? Жак-Муся, не в пример местным жителям, как огня боится воды и никогда не ходит купаться на речку. Поняли почему? Правильно, хвост могут увидеть.
***
И вот, влекомый исключительно любопытством, а вдруг как случайно копыта или рога покажет, ребятня в главе с Гермогенкой выслеживали француза получше, чем лазутчика вражеского. А однажды, Гермогенка был один, приятели по грибы пошли, он заметил как сначала к отдалённо стоящему сараю прошла дворовая девка Агафья, а чуть погодя, вслед за ней, в тот сарай и Муся шмыгнул.
Такой возможности Гермогенка упустить не мог. Сарай тот был старым-престарым, весь в дырах и щелях. Хранили там немного сена, какую-то хозяйскую утварь, которая уже вроде бы и не нужна, но выбрасывать жалко и ещё много чего. Короче, сарай тот был полон всякого старого хлама, сена, мышей и прочих неожиданный чудес.
Гермогенка неслышно, как тот пластун, шмыгнул к сараю, отыскал более-менее подходящую щель между брёвен и приник к ней.
***
Агафья — плотная, кровь с молоком, девка зайдя в сарай вдруг принялась томно потягиваться, задницу отклячивать, будто только что проснулась. Кстати, Гермоген в силу малого возраста не обращал внимания на слухи а то и откровенные разговоры как среди баб так и мужиков о том, что Агафья большая любительница, да что там, прямо мастерица до срамного дела.
Агафья потягивалась, выпендривалась всей своей плотной сущностью, и даже тихонько постанывала, а Гермоген сквозь щель наблюдал за ней и никак не мог понять причину столь необычного поведения девки. Он даже было подумал, что Афдотью или лихоманка разбила, или заколдовал кто, и уже хотел было звать на помощь как появился Муся-Жак.
При его появлении Агафья принялась изгибаться ещё сильнее, не иначе перед Жаком выпендривалась. А француз с полминуты посмотрел на девку, затем подошёл к ней сзади, охватил за талию и потащил к одной из стен сарая, хорошо что к противоположной, не к той сквозь которую подглядывал Гермоген. Агафья, к удивлению Гермогена, нисколько не сопротивлялась. Она перестала извиваться и послушно пошла к стене. Подойдя к ней, Агафья наклонилась и упёрлась в стену руками.
А после этого, правда Гермоген не всё понял, что к чему, Жак-Муся задрал Агафьин сарафан обнажив её крепкие, полные ноги и задницу. Затем он вдруг снял штаны, а хвота-то и не было, Гермогенка чуть не воскликнул, приблизился и прижался к Агафьиной заднице. Агафья врдруг застонала, и заохала. Муся тоже заохал и застонал, не забывая при этом делать резкие, но тем не менее платные движения к Агафьиной заднице и от неё.
Гермоген надеялся увидеть что-то необычное, даже волшебное. А тут, ничего интересного, даже рассказать будет не о чем. Но вдруг, после Гермогенка не мог понять почему, он вспомнил двух собак занимавшихся приблизительно тем же самым прямо посреди барского двора.
- Твари неразумные. - сказала неведомо как оказавшаяся рядом с Гермогеном баба. - Бога не ведают, потому и пропадают во грехе прямо при всём чесном народе.
Но как это было сказано! Вроде бы тётка должна была осудить погрязших в грехе собак, и даже разонать их. Но тётка произнесла всё это таким тоном, что даже Гермогенка понял, она сама не прочь заняться тем же самым, ну разве что не на людях. Увиденное и сказанное запомнилось и сейчас вынырнуло из памяти как тот поплавок при поклёвке: утонет, вынырнет, утонет, вынырнет, прямо как Муся с Агафьей.
Осознав чем занимаются Муся с Агафьей Гермогенка, не разбирая дороги, побежал от сарая прочь. Нет, происходящее в сарае ему было интересно, а теперь очень интересно, но он побоялся выдать себя. Вспомнив о собаках в голове Гермогена как бы взорвалась бомба, а то самое чем он пысал вдруг напряглось и даже слегка заболело. Об увиденном в сарае Гермогенка никому не стал рассказывать, он запомнил увиденное, крепко запомнил.
***
Гермогену-Гераське минуло четырнадцать годов. Теперь его никто уже Гераськой и Гермогенкой не называл, именовали взрослым именем — Гермоген. Другим знаком того, что детство наконец-то закончилось стал отъезд француза-гувернёра Жака-Муси со двора. Вот пойми народ: то чуть ли не плевали вслед французу, а когда уезжал дворовые бабы ну разве что в голос не ревели.
Учение закончено. Ещё год и Гермогену предстоит поступить в полк, на службу. Но впереди ещё целый год. А пока внезапно ставший совершенно свободным Гермоген день деньской шлялся по барскому двору или же по деревне и откровенно изнывал от безделья. А ещё он томился в ожидании предстоящей воинской службы, которая манила его не хуже, чем заметно похорошевшая дворовая девка, Агафья.
Конечно же Гермоген не забыл то, что увидел в сарае. Более того, тот самый отросток, тонкий и кривой как у поросёнка, Гермоген в свинарнике у хряка видел, вырос и превратился в некое подобие древесного сучка, в меру толстого и длинного. И напрягался он теперь, как минимум, каждое утро после пробуждения Гермогена. А случалось, что и не только утром. Увидит бывало Гермоген кого-нибудь из дворовых девок и всё, пожалуйте пользоваться. В штанах происходило напряжение, а сами штаны, сразу ниже пояса, начинали топорщиться. Приходилось в срочном порядке присседать где-нибудь, неважно где. Гермоген и сам не знал почему, но стеснялся топорщившихся штанов.
***
И вот однажды всё также бесцельно шатаясь по двору Гермоген заметил как Агафья, да, та самая, прошла к сараю, тоже, тому самому. Неизвестно что понесло Гермогена вслед за девкой Агафьей, но точно не разум.
Тихноько, стараясь не скрипнуть старой дверью, Гермоген вошёл в сарай. Не скрипнуть получилось, и Гермоген доселе переставший дышать с облегчением вздохнул и выдохнул, но тихо-тихо. Агафья была занята тем, что склонившись копалась в сваленном хламе, видать что-то понадобилось по хозяйству.
Ясно дело, ничего не соображая Гермоген подкрался сзади к Агафье, задрал подол её сарафана и прижался к ней. Что делать дальше Гермоген не знал, хотя тогда видел, что Муся-Жак штаны спустил. Но спустить штаны он почему-то застеснялся: девка всё-таки, а он без штанов.
Агафья обернулась, стрельнула искрами из глаз на Гермогена и улыбнулась. Затем она обняла его, в объятьях подвела к копне сена и повалила. Гермоген, как тот деревенский дурачок Филимонка, глядя на Агафью хлопал глазами и ничего не понимал в происходящем. Агафья же продолжая улыбаться и блестесть глазами стащила с Гермогена штаны, затем задрала подол сарафана обнажив во вссей красе своё естество и уселась на ноющую от напряжения плоть молодого барина.
Гермоген, хоть и видел Мусю с Агафьей предававшихся греху, не представлял что при этом происходит. Усевшись на него Агафья начала двигаться сверху вниз и верёд-назад. Она сначала широко раскрыла глаза, а потом закрыла их. Двигаяь таким образом на Гермогене девка Агафья сразу же нечала стонать, а потом и вообще, рычать почти как та собака.
Гермоген, ну чувствовал себя в Агафье, а больше пока что ничегоо не ощущал. Скорее из вежливости он тоже начал постанывать и тихонько рычать, но это сначала. С каждой секундой на него накатывала волна, волна за волной непонятно чего, но очень приятного. Теперь уже Гермоген стонал и рычал не из солидарности с Агафьей, а потому что по другому не мог.
Вряд ли он тогда, да и сейчас, смог бы сказать сколько времени это продолжалось. Внезапно Агафья выгнула спину, издала что-то среднее между стоном и визгом, и упала ничком на Гермогена. Полежав так наверное с минуту она поцеловала Гермогена в губы и сказала:
- Я у тебя первая. Не забывай об этом.
Затем, как ни в чём ни бывало встала, одёрнула, поправила, отряхнула сарафан и спокойно, с уверенностью в себе, вышла из сарая. А Гермоген лежал на сене со спущенными штанами и ничего не соображал. Голове царила какая-то звенящая пустота, и почему-то, Гермоген даже мельком удивился, Агафья вдруг стала ему неприятна.
***
А через год Гермоген уехал к месту службы, в полк, и позабыл об Афагфье. Не совсем конечно, почти совсем. Местом службы ему был определён гренадерский полк расквартированный в глухой провинции. Впоследствии
