реальное. Ведь до воображаемого можно тянуться бесконечно. Стабильно. Спокойно.
- И это мне говорят иллюзии, - не выдержав, язвительно произнёс Николай.
- Ты своё «Я» называешь иллюзией? – и призрак схватился за голову. – Оттого ты до сих пор не испытал настоящего удовольствия от жизни. Твоя жертва во имя других – это предательство себя самого. Тебя всегда волновали чужие чувства, чужое мнение. Лишь бы другим не было за тебя стыдно и больно, лишь бы они гордились тобой, уважали. Вот только ты сам себя не уважаешь и презираешь, - неустанно тыкал язвительный дух.
- Разумеется, - подхватил первый и поехал рядом на самокате. – Помнишь, как ты хотел съездить на море, в Туапсе. Отдохнуть. Искупаться. Но тебя попросили выйти на работу, чтобы помочь, хотя у тебя был законный отпуск и куплены билеты. Ты прогнулся. А сколько в школе ты участвовал во всяких патриотических мероприятиях: пел песни, читал стихи, танцевал вальс. Ты же всё это терпеть не мог. Но ради гордости родителей и к удовольствию учителей ты прогибался. А сколько девушек тебе нравилось и как ты их хотел. Помнишь? Такие ноги, такая фигура. А ты всё думал, как бы не обидеть, как бы не показаться «похотливым животным». «А вдруг она не будет больше со мной общаться? Будет чувствовать себя использованной,» - это ты себе говорил так. А в общежитии: всё бегал по указке, покупал алкоголикам водку. На побегушках. Слушал эти скучные разговоры, делал умный вид, чтобы снова не обидеть. А скольким в университете ты помог: и на экзаменах, и домашнее задание давал, и курсовые. За даром. Чтобы сохранить мнимую честь и общение.
- И где это общение теперь? – иронично спросил второй.
Нескончаемые потоки гадких и зловещих слов бешено гнали путников прочь, дабы поскорее выбраться из этого аномального пузыря. Каждый судорожно пытался двигаться быстрее и по возможности не обращать внимания на происходящее безумие. Верёвка позади дёргалась слишком резко и сильными толчками замедляла ход, как будто участники группы тянули её в разные стороны. В мерцающем урагане, посреди витающих зданий, машин, столбов и проводов, стихийно создавалось пугающее ощущение потери правильного маршрута. Роковые сети мистического механизма сжимались всё сильнее и затягивали отряд в гущу погибели, словно зыбучие пески. Вопли и стоны сотен заблудших душ, водопад острого негатива незаметно высасывали жизненные силы, погружая в пучину нескончаемого безрассудства. Жестокая конструкция аномалии будоражила сознание гнусными суждениями, чтобы потенциальные жертвы окончательно захлебнулись в водовороте призрачных речей. Гигантское давление на мозг могло сравниться только с тысячами ударов сотен отбойных молотков, звучащих прямо у уха. Рассудок пытался нащупать уязвимое место в непредсказуемом механизме заколдованного круга, но от каждого усилия мышления части пейзажа начинали пульсировать ещё чаще и искажаться. Душераздирающий плач усиливался и молниеносно ломал всякую возможность отыскать спасительную лазейку в замкнутом пространстве. Взгляд юноши всё больше упускал из виду красные флажки. Изображение растекалось во взоре, подобно сырой краске на холсте под дождём. Вокруг меркла целостность окружающей реальности, превращаясь во множество разрозненных кусочков. Её отражение сильно напоминало разбитое зеркало, в котором одна фигура разделялась на кучу отдельных маленьких частиц. Два жилых дома рассыпались на пятнадцать крошечных копий, а вместе с ними и машины, столбы с проводами, асфальтная дорога, бордюры, тротуары, декоративные изгороди, мусорные баки, рекламные стенды и дорожные знаки. Всё смешалось в одном водовороте миражей, что толкало двигаться только на ощупь. Хотелось закрыть глаза руками, чтобы хоть тьму видеть полноценно, ибо монотонный чёрный цвет не мог расколоться на миллионы частиц. По крайней мере так считал Николай. Гнетущая мысль о скорой гибели всё глубже пронзала его сознание, как будто раскалённый нож, и вынуждала бежать прочь в надежде отыскать уголок безопасности и спокойствия.
Собрав последние частицы моральных и физических сил воедино, словно из осколков большого стекла, измотанный юноша резко бросился вперёд. Он уже не смотрел по сторонам, ибо окружающая картина мироздания разбилась на мириады мелких кусочков. Отыскать заветный избавительный путь в тумане неопределённости более не представлялось возможным, и только неиссякаемая удача могла дать последний шанс на спасение. «Бежим!» - громко крикнул Николай и верёвка резко столкнула с места одурманенных путников. Сильный толчок на некоторое время поколебал смертельные чары, и друзья немедленно поспешили за своим товарищем. Им вслед доносились мольбы о помощи сотен заблудших душ, их гневные проклятия за бессердечный отказ в какой-либо помощи. И чем дольше бежали, тем больше разъярённых призраков окружало их по дороге. Они вставали на колени, молили и протягивали руки, которые проходили сквозь тела убегающих. Невольно создавалось ощущение, что их окружают непроходимые заросли кустарника с тысячью веток и шумящими на ветру листьями. И так же как в настоящем лесу путники старались изо всех сил их не замечать. Но чёрные шестерни аномалии продолжали вращать адский механизм и жестоко давали на психику. Количество потерянных теней, бьющихся в предсмертной агонии, росло с каждой секундой. Их чёрные силуэты заполонили собой всё окружающее пространство. И отряд двигался дальше по беспросветному тёмному болоту, словно по человеческим телам. Казалось, ещё немного и сонмы духов поглотят их.
Внезапно пазлы окружающего пейзажа стали выстраиваться в правильные пропорциях: из тысяч разбросанных окон и плит, за несколько секунд, возрождались высокие жилые дома; из разрезанных кусочков земли и асфальта восстанавливалась поверхность под ногами; черные линии обвисших проводов соединялись воедино. Исходная картина мироздания, подобно миллиардам деталей из большого набора конструктора, выстраивалась обратно, словно по взмаху волшебной палочки. Бурное море неугомонных духов в мгновение ока растворилось в воздухе, точно ложка соли в кипящей воде, и душераздирающие вопли утихли. Друзья вырвались на заросшую детскую площадку и позади себя, вдали приметили красный флажок, рядом с которым им поневоле пришлось оказаться.
Иван Макарович изнемогая упал на колени и схватился за спинку лавочки. С перепуганного лица стекали потоки пота, а дыхание сопровождалось тяжёлой отдышкой. Увесистый рюкзак он нервно скинул на землю, расстегнул молнию ветровки и судорожно выпил немного воды. Доселе сдержанный и весёлый компаньон превратился в задавленного мальчика, который впервые посмотрел фильм ужасов. Ментальная атака выбила его рассудок из рамок самообладания и теперь ему хотелось сделать всё, чтобы заглушить неистовую боль в своей душе.
Морально раздавленным оказался и Алексей, изнурённый бесконечными криками маленьких детей, в чьих безнадёжных стонах ему отзывался бесценный голос родного сына. Сотни безликих душ, оставленные на произвол судьбы, без всякого шанса оказаться услышанными и спасёнными, являлись для него отражением возможного исхода событий в случае неудачи столь желанного похода в Москву. Его уставшая плоть рухнула на ближайшую лавку и ещё долгое время оставалась напряжённой. Из глаз катились горькие ручейки отцовских слёз, словно над жизнями близких нависла угроза неминуемой гибели. Облик безутешного главы семейства больше походил на испуганное лицо беспомощного котёнка, что остался окружённым стаей голодных волков.
Сокрушённые и подавленные образы путников никак не сочетались с бесстрастным видом Сергея, который с большим облегчением выдохнул, отряхнулся и платочком вытер пот со лба. Колоссальная моральная выдержка читалась в его взгляде. Создавалось впечатление полной отстранённости Священника от произошедшего, не оказавшего на закалённую психику никакого воздействия. Могучая фигура представлялась всем остальным гигантской горой, которой совершенно не страшна бушующая вьюга. Сложно было представить ту невероятную отрешённость от чужой боли и страданий в душе верующего человека. Однако, друзья понимали, какой огромный опыт имеет Сергей за плечами, поскольку совершил не одну вылазку в сторону «барьера». Его колоссальным спокойствием в данную минуту можно было восхищаться.
- Мрак, мрак, мрак, - бился в нервном припадке Иван Макарович. – Чёртов склеп! Дети… маленькие дети… Твою мать! – он со всей силы ударил по лавочке, не взирая на боль. – Чёртова сучка… После неё «любовная ванна» кажется раем… Эй, - Иван Макарович перевёл дух и строго обратился к Николаю. – Коль, чёрт тебя побери, ты куда смотрел? Карта вроде у тебя, а ты завёл в Тмутаракань какую-то.
- Я и смотрел, - ответил юноша и сбросил верёвку. – Да только метраж мы не считали до флажков. К тому же всё поплыло в глазах. Калейдоскоп, блин, начался в глазах. Всё закружилось. Духи, стоны, туман. Я и сам сильно испугался. Если что-то не устраивает, можешь пойти сам первым…
- Да, что-то я совсем раскис, - успокоился Иван Макарович. – Просто ещё бы чуть-чуть и хана. Такими темпами у меня все волосы выпадут и пойду на свалку истории. А ведь я ещё о-го-го какой молодой. В женихи гожусь. Так что помирать мне ещё рановато. Когда парни последний раз качались на качелях-то, а? – он сел на старенькие качели и начал раскачиваться.
- Смотри, не сломай, - усмехнулся Сергей. – Они не рассчитаны на такого тяжеловеса.
- Да ладно тебе, падре, - отмахнулся Иван Макарович. – Кому они сейчас нужны? Никому. Просто что-то детство вспомнилось. Как часами я мог висеть на них. Иногда до драк доходило. Качели у нас на три двора были одни же. Помню, дядька из соседского дома сморганил из верёвок и досок качали и привязал к толстой ветке дерева. Это было так здорово. Его ребята попросили. Стоя, наверное, все летали?
- А то, - радостно подхватил Алексей. – Раскачивались на сто восемьдесят градусов. Всегда было немного страшно: вдруг оторвутся качели. И ты себе все рёбра переломаешь. Ещё было классно раскачиваться посильнее и спрыгивать на лету. Гамма острых ощущений. Эх, детство, детство, ты куда спешишь? – он начал напевать.
- Детство, детство, ты куда бежишь, - хором подхватили остальные.
- Нет, я всегда карусели любил, - вставил Сергей и покрутил руками. – Мы друг друга так кружили, что в глазах двоилось. Карусель ещё такая тяжёлая, длинная была. На неё весь двор помещался. И крутились так, что в глазах всё меркло. Ещё было весело резко останавливаться. Вся энергия ударяла назад. Казалось, что тебя сейчас снесёт огромный вал…
- Эх, - ударил ладонью по коленке Иван Макарович. – Припоминаю. Карусель… На ней было здорово кататься. Особенно вечерком. Под чистым звёздным небом. Когда был маленький, я думал, что звёздочки падают по кругу и было приятно загадать пару десятков сокровенных желаний. Мечтал больше всего о маминых щах со шкварками и сметанкой. А вы о чём мечтали парни в детстве?
- Ой, - задумался Николай и облокотился на детскую горку. – Сейчас и не вспомню. Была идея собрать тысячу солдатиков, много танков и пушек, а
