Байки после баньки 4

целехеньким и здоровехеньким.
Что такое дитя в полтора года, научившееся топать самостоятельно? Это когда сейчас тут, а через мгновение – уже там. Только что мирно сопело, собирая на ковре пирамидку, а теперь с увлечением выгребает  из кухонного стола все содержимое, ссыпая из пакетов крупу, сахар и соль  в одну кучу.
«Та шо ж цэ такэ робыться у хате? – хваталась за голову бабуня, заставши ребенка за увлекательным занятием. – Диду! Оцэ ты так доглядаешь, бисова твоя душа?» - набрасывалась обыкновенно она на деда, потому что именно ему было поручено следить за мной. «Та шо ты лаешься? – оправдывался дед. – Воно ж, дывысь, якэ скаженно! Я за ним не угонюсь».
У деда болели ноги. Еще с войны. Он передвигался потихоньку, с палочкой. Понятное дело, что гоняться за чересчур резвым ребятенком ему было очень трудно. А бабушка не могла целый день постоянно сидеть со мной. У неё хозяйство. Опять же, готовка на всю семью, стирка, глажение, уборка, чистка. С утра до вечера круговерть. А у деда никакой работы. В холодную погоду устроится в кресле у печки, а по весне и летом все больше у порога на табуретке сидит и газетку читает. Кошка Мурка на колени заберётся, а у ног Дамка пристроится. И вот тебе, на!  Работа подвалила: за ребенком следить надо, который секунды на месте не сидит.
И придумал дед вот какую штуку. Отыскал у бабки веревочку метра полтора длиной и, обвязавши меня вокруг пояса этой веревочкой, прицепил к креслу. А чтоб я не скучал, он накидал мне всяких игрушек. Вот я и сидел на ковре возле деда, привязанный, словно собачка. Бабуня рассказывала, что когда впервые увидела это чудо, пришла в ужас: «О! дывиться, добри люди! Зовсим с ума спятил старый: дытыну, як цуценя, привязал! Ты б ще на цепь посадил!» Но потом смирилась.  Куда деваться-то? Вот она меня покормит, на горшок посадит, когда надо, спать уложит, ну, а когда мне надо было играть, отдавала деду под стражу.
И вот наступило тепло. Дед вылез со своей газеткой во двор, вытащил табуретку и привязал меня к ней. Естественно, я взбунтовался и давай реветь. Как не заревёшь: вот она тебе – воля! Травка, цветы, песочек, курочки бегают по двору, кудахчут, а тебя привязали к месту, и сиди, любуйся на природу глазами. Кто может такое вытерпеть? А дед глухой. Ему хоть реви, хоть не реви, он все равно ничего не слышит.
Вот тут-то за меня и вступилась Дамка. Она за спиной у деда подползла к табуретке и перегрызла веревку. А потом потянула меня за эту веревочку к будке. Я, конечно, не будь дурак, забрался к моей спасительнице в будку. Ну, а Дамка следом за мною. Видимо, мне там очень понравилось. Дамка, разумеется, утешила меня по-собачьи, вылизала мои слезы на рожице и уложила спать, прикрыв меня собой.
А во дворе паника. Пропала дытына! Дед с ума сходит, бабка  - в слезы. Обшарили весь дом и двор. Нет ребенка – и все тут. Бегает бабка, орет, всех соседей взбаламутила. А Дамка лежит в будке, и ни гу-гу: караулит, значит. Тут уже поиски на улицу выбрались, версии всякие появились, наконец, кто-то посоветовал к участковому бежать, потому как уже и цыган недобрым словом помянули.  Короче, переполох охватил полстаницы. В конце концов, нашлась какая-то светлая голова, которая предложила привлечь к поискам собаку. «Да ведь у Корниловых своя собака есть! Она своего-то мальца непременно должна унюхать».
Прибежали во двор, и скорей к будке. А Дамка лежит, из будки выползать не желает. К тому же, и к будке никого не подпускает. Сунется кто, она зубы скалит и рычит.
Дед  приковылял и говорит: « Мабудь, вона в будке Ванятку сховала. Дывиться, вон веревка из неё торчит». Ну, бабуня выгнала Дамку из будки (хозяйке-то собака не стала сопротивляться) и достала меня оттуда.
С тех пор дед перестал меня привязывать к табуретке. А Дамку выругал. Дескать, нашлась защитница! Помогла бы лучше за Ваняткой следить.
И что вы думаете? Дамка действительно принялась бдительно следить за мной. По двору гуляю – ничего. Стоит только к калитке подойти, или, скажем, к забору, она тут же зубами за рубашонку – хвать! И к деду тащит, или к бабке. Всякие опасные или грязные вещи у меня из рук вырывала. Посторонних всех взрослых и детей от меня отваживала.  Вот уж дед с бабой как радовались! Где еще такую няньку отыщешь?
Я к ней очень сильно привязался и без неё не мог ни есть ни спать. Когда меня надо было уговорить к чему-нибудь, звали Дамку.  Она меня и в амбулаторию на прививки сопровождала. А когда я болел, то лучшей сиделки  и желать не надо было. А ведь обычная беспородная собака была эта Дамка
 
                                                                                  ***
- А куда  эта Дамка потом делась?
- Как это куда? Собачий-то век недолог. Но я, честно говоря, не помню, что с ней стало. Давно ведь это было. Помню только, что, будучи уже школьником, приехал как-то к бабушке с дедушкой в станицу, а Дамки нет. Дед сказал, что «убёгла дэсь». Собаки перед смертью обычно сбегают из дому. Ох, как я переживал, сознавая, что моей любимой  собаки больше нет!

                                                                 Одинокая муха

- Да уж понятно, - вздохнул Вихров. – Привязываешься вот так к живому существу, и оно к тебе, а потом места себе не находишь, когда приходится навсегда распрощаться. Вы не поверите, парни, но однажды я как-то прикипел душой к одной мухе. Ну, да! Чего вы на меня так уставились? Именно, к мухе! Я не об имени говорю, а о том самом обыкновенном мелком насекомом, которое летает, жужжит и назойливо липнет к вам, пока вы его чем-нибудь не прихлопнете.
- Ну, и что? Ты завел себе персональную муху? – ехидно поинтересовался Медведев.
- Я её не заводил. Она сама ко мне прилетела.
- Очень интересно! - придвинулся я к Димке. – Что же это у тебя за привязанность такая была, нетрадиционная?
- Это, кстати, тоже очень давно было. Поздней осенью.  Я готовился к зимней сессии. Кажется, это был уже  четвертый курс. Ну да! ГОСы  впереди маячили. А у меня были «хвосты» по практике и по философии, и я должен был их закрыть, чтобы меня допустили к сессии. Поэтому я сидел дома над учебниками безвылазно. Ну, в том смысле, что не до гулянок стало и прочих всяких развлекух.  А тут еще мама моя тяжело заболела. Её госпитализировали и сделали операцию.
И наступили у меня черные дни. С утра мчусь к маме в больницу (благо, что больница недалеко находилась), потом бегом в универ к преподам на консультацию, а потом домой к учебникам. Или наоборот, сначала в универ, потом к маме, а в конце - опять же, к учебникам. Естественно, сам себе готовил еду, стирал, гладил. Наводить порядок в квартире времени уже не оставалось. Да и не хотелось. Верите ли, братцы, дуреть уже стал от всей этой коловерти. И не столько от забот и хлопот, сколько от одиночества. Мы ведь с мамой до этого времени не расставались никогда дольше, чем на два дня. А тут уже больше месяца её нет дома. В доме бардак и пусто, как в камере-одиночке. Чувствую, что потихоньку начинаю впадать в депрессию. Аппетит пропал, сон тоже стал жутко беспокойным, мысли какие-то полезли в башку. А заниматься надо.
И тут я стал замечать, что вертится вокруг меня какая-то назойливая муха. Откуда она взялась? В ноябре-то? Все порядочные мухи и прочие летающие насекомые уже в сентябре отправились на покой. А эта летает по квартире. Ненормальная какая-то муха! Ну, я решил её прихлопнуть.
Не тут-то было! Очень увертливой оказалась эта муха. Вот я вооружусь свернутой газеткой, подкрадусь этак тихонько и  - хлоп! Все! Глядь – опять летает! Ну, ладно, думаю, живи, раз ты такая живучая.
Скоро я обратил внимание на то, что муха в квартире всюду за мной следует.  Я на кухне что-нибудь делаю, и она тут же  крутится, я в ванную - она следом летит. Сядет на стиралку и ждет. Вот я сажусь заниматься, и она пристроится где-нибудь поблизости, лапки чистит и мордочку моет. А мне вовсе не мешает. А уж когда я домой откуда-нибудь возвращаюсь, тут моя муха  в прихожей  туда-сюда летает. Радуется, значит.
Знаете ли, привык я к этой мухе. Живое существо, как-никак! Ждет тебя, развлекает. И уж не так одиноко чувствуешь себя в квартире. Я понимаю, что, возможно, я все  вообразил себе насчет какой-то там мухиной привязанности, но ведь она была живой и из квартиры никуда не улетала, хотя я постоянно открывал форточки, чтобы проветрить комнаты. Я стал с нею разговаривать, стал торопиться домой. Приятели, к примеру, приглашают забежать в кафешку, а я отказываюсь.
- Нет, - говорю, - не могу! – Меня дома ждут.
- Что, мать уже из больницы выписалась?
- Нет, еще не выписалась.
- А-а, так ты, выходит, завел себе подружку? И как же её зовут?
- Муха, - отвечаю.
- Это кликуха такая?
- Нет, - говорю, - настоящая муха.
- Ну, братец, у тебя что-то с крышей не в порядке. Лечиться надо.
Ну и все в таком духе. Но я не обращал внимания на всякие насмешки. У меня в квартире жила собственная муха. Ни у кого личной мухи нет, а у меня есть!
И вдруг она пропала. Прихожу как-то домой, а муха меня не встречает в прихожей. Я удивился. Ну, думаю, отдыхает где-нибудь на кухне.  Прошелся по квартире, а мухи нет. И, главное, форточки все закрыты. Когда я куда-нибудь ухожу из дома, я всегда закрываю форточки. Ну, на случай, если  в мое отсутствие какой-нибудь сильный ветер налетит  или дождь лупанет. Короче, обшарил я всю квартиру, проверил все шкафы и ящики, даже в холодильник заглянул – нет моей мухи! Расстроился я не на шутку. Это что же получается? Бросила, что ли? Или без вести пропала? А мы так хорошо уже поладили друг с другом.
В общем, опять я затосковал в одиночестве. Но тут, слава богу, маму из больницы выписали. Привез я её домой и рассказал все про свою муху. Думал повеселить  мамулю. Она не смеялась, а просто сказала, что это  существо, видимо, было послано мне для того, чтобы я познал  ценность всякой живности, крупной или мелкой. Пока мы ценим и бережем все живое, окружающее нас, мы остаемся людьми.

                                                                          Утиный папа

-Знаете ли, мужики, я подумал сейчас о том, что все животные, домашние или дикие, живут в мире намного мудрее, чем люди, хотя никаких законов, правил и прочих наук животные, как известно, не изучают, -  глубокомысленно заявил Медведь, когда Вихров закончил свою историю.
- Что ты имеешь в виду? – спросил я.
- А то, что каждого человека во всем мире уже с пеленок учат тому, как надо себя вести в обществе, как обращаться с себе подобными, как обустраивать жизнь, чтобы всем и ему самому было комфортно жить. И, разумеется, каждый человек наизусть все науки жизни  знает, но никто из людей почему-то в полной мере все эти знания не соблюдает. Более того, люди постоянно и вполне осознанно стремятся всякое полезное наставление или мудрый закон жизни нарушить. Животные же никаких законов жизни совершенно не знают, но живут в точном соответствии с тем, что все эти законы предписывают.
- Я тебя понял, - сказал я, - но на это твое утверждение можно возразить, к примеру, тем, что  домашних животных люди все-таки в той или иной мере обучают. А в дикой природе животные тоже передают жизненный опыт своим детенышам. Ну, будем так говорить: обучают, как надо выживать.
- Да я не об этом!  Вот, к примеру, всем известные Божественные законы, изложенные в Библии. Суть этих законов известна всем: и верующим,  и