Яблоко жизни

болел – на бюллетене, правда, долго не сидел, волка ноги кормят… Работал, работал, да чувствую: не то, с силами собраться не могу, а расползаюсь, как медуза, по дну – все сильнее развозит и развозит. Ну, меня к врачам в те годы было палкой не загнать, да если с постели не встать – какая тут работа? Вот так... Забрали в госпиталь, обследовали, поставили тот самый диагноз.

– Сразу же?

– Почти.

– Лечили? – спросила Мария. – То есть правильно лечили?

– Лечили, еще и как, а вот чем и правильно ли, нет ли – даже не спрашивай… Главное, что время летело, а ни на грамм не становилось лучше; выписывать на работу не собирались. Промаялся полгода. Представляешь? Все, вышел в тираж. Дали группу. Комиссовали. Кинули пенсию – три копейки; потом, правда, чуть-чуть прибавили, спасибо начальству, похлопотали за меня...

– Так все просто? – удивилась Мария. – А семья, жена?

– Вот то-то, что жена… – тут Анатолий словно споткнулся обо что-то. – Врачи ей обрисовали положение, объяснили культурно. Она – ко мне: «Разводимся, сына беру с собой, квартиру делить не будем, тебе на работе комнату отдельную дадут – пообещали». А я все в госпитале лежу, понимаешь? Притаскивает хахаля, говорит: «За него замуж выхожу». Представляешь? «Подпиши, – твердит, – документы, мы тебе все без хлопот оформим. Не подпишешь – хуже будет».

– Но… разве нет законов на этот счет? – неуверенно спросила Мария.

– Куда хватила! Законы есть, но как говорил один мой друг, мы привыкли жить не по законам, а по понятиям. Чего-то добиться можно, если силы на это иметь… – невесело усмехнулся Анатолий.

– А сын? – спросила Мария так, словно о своем ребенке.

– Что – сын! – Анатолию тяжело и больно было объяснять свою историю до конца, но раз уж начал… – Ему тогда пять лет исполнилось. Жена сказала: мол, раз в месяц будешь с ним встречаться, если захочешь. А вообще – ни к чему… Меня все это окончательно…  в медузу превратило бы, но друзья не дали. Вот ты Федю только что видела: работали-то вместе недолго, близкими приятелями не считались. Помогал я ему несколько раз, и он – мне, иногда, по мелочевке… Не думал, не гадал, что человеком окажется, а он – вот те на! – тогда первый ко мне прибежал, весь мой расклад узнал, с юристами своими советовался. Он же и в комнату новую меня определил, он да еще один капитан. Вон как! Кто б подумал? Так вдвоем за мной и ухаживали – не в службу, а в дружбу, как говорится. Понимаешь?

Мария не ожидала таких откровений; но понимающе кивнула.

– У меня ведь родных нет совсем, только брат в Белгороде, – продолжал Анатолий. – Родители померли недавно там же, в Белгороде... Есть и школьный друг, Иван Рябичев, с которым… Ну, повздорили мы когда-то по глупости, разбежались в разные стороны. Федя его нашел, расписал мои беды-горести, так Иван моментально, в тот же день прибежал ко мне. Думаешь, у него своей семьи нет? Семейка еще та... Но звонить ему можно и днем, и ночью. Вот, видишь, и коляску эту достал: хорошая штука, удобная. Без друзей-то я теперь – полный труп.

…Не будь у Марии живого воображения, история Анатолия лишний раз доказала бы ей, как мало можно уповать на прочность семьи или надеяться на благодарность общества. Но она принимала все близко к сердцу и невольно принялась переживать за Анатолия, как за близкого родственника – прониклась по-настоящему.

Но что же делать, что ему отвечать, ведь он ждет!

– Анатолий, – сказала она, – я мало понимаю в медицине, хотя моя мама всю жизнь медсестрой-акушеркой работала. Сама я – на заводе, в отделе кадров, ничего интересного. Не знаю, чем бы тебе помочь: мои знакомые – совсем не те люди. У тебя дома телефон-то есть?

– А как же! – обрадовался Анатолий, польщенный вниманием Марии. – Мне это положено; прямо в моей комнате и стоит, на тумбочке возле кровати. В прихожей – общий, для соседей, они у меня хорошие. Хочешь мне домой позвонить? Мне можно надеяться?

– Попробую что-нибудь узнать для тебя, – отвечала Мария. – Только не знаю, получится ли. Оставлю тебе свой телефон, даже два: домашний и рабочий – вдруг пригодятся.

За разговорами они не заметили, что оказались почти у госпитального крыльца. Мария почувствовала, что немного озябла. А как Анатолий? Он улыбнулся ей, мол, все нормально! Она пошире распахнула двери.

Анатолий произнес, заезжая:

– Спасибо, добрая ты душа. Встретил бы тебя раньше…

***

Марию выписали, как обещали; бюллетень не продлили, а сразу – на работу. Мама, Анастасия Григорьевна, сказала, что раньше-то больным давали долечиться до конца. Мария тут же вспомнила Анатолия, пересказала его историю – как ему «дали вылечиться» и до какого конца... Домашние посочувствовали для приличия, но увидев, как на Марию подействовал этот Анатолий, остались недовольны. Валера образумил ее: не надо так реагировать на чужое несчастье. Вот как? Мария не обиделась на мужа, хотя и не согласилась с ним: от чужого до своего – один шаг! Ей хотелось навестить Анатолия, пока тот еще оставался в госпитале – не сумела: дела навалились со всех сторон, скучать или заботиться о новых знакомых было недосуг.

Анатолий позвонил сам месяца через два, спросил, не забыла ли его Мария, а она – обрадовалась, сказала, что помнит, конечно же.

– Как себя чувствуешь? – спросила она.

– Ничего. Вроде, справляюсь, – Анатолий отвечал бодро. – Даже могу приготовить себе завтрак, сварганить обед. На кухню – на коляске, катаюсь вовсю, коридор позволяет. В основном, приплачиваю соседям, чтобы покупали на мою долю продукты и готовили, а больше их почти не беспокою. Ну, ванную занимаю раз в неделю, когда ребята меня купать приходят… Ты уж звони, пожалуйста, хоть голос твой услышу.

– С сынишкой-то видишься?

– Ага, недавно привозили ко мне. Так и просидел на стуле возле шкафа, близко не подошел. То ли сам брезгует, то ли мать научила меня остерегаться... Пока еще ничего, видать, не понял, а ведь не маленький, скоро четырнадцать стукнет. У тебя дети-то есть?

– Разве я тебе не говорила? – спохватилась Мария. – Сыну – пятнадцать, дочери – десять. За ними нужен глаз да глаз. Мамочка моя меня просто выручает; она всю жизнь с нами живет. Мы с мужем работаем от звонка до звонка, а она у нас – домоправительница и воспитательница.

– Прости, что отнимаю время. Позвони, когда сможешь.

  …Анастасия Григорьевна слушала этот разговор и ворчала в сторонку: мол, разве можно помочь всем без разбору? За долгие годы медицинской практики она столько раз сталкивалась с бедой, разбитыми жизнями, смертью! Хорошо, хоть – внуки здоровенькие, правда, Олечка слабовата. Надо закаляться! Машенька-то в детстве болела, особенно лет до пяти, потом выправилась, подросла. Так-то и в каждом доме – что-нибудь, да не все – слава Богу, но не станешь же из-за этого…

– Мама, ты уж не записывайся в закоренелые эгоистки, – остановила ее Мария. – Анатолий ни на что не претендует, поверь. Ему нужно, прежде всего, человеческое участие. А чтоб у нас в семье несчастий больше не было, лучше бы не отворачиваться, к примеру, от Анатолия. Неужели тебе еще нужно что-либо объяснять, когда ты с отцом прожила двадцать лет, с человеком, который погибал, но товарищей выручал.

– Выручал-то он, конечно, выручал, – только и сказала Анастасия Григорьевна. –  Выручил бы кто его – когда он…

Анастасия Григорьевна, степенная и рассудительная, прежде никогда и ничего не осуждала без повода, но смерть мужа, погибшего под снежной лавиной в горах Тянь-Шаня, здорово подкосила ее и поубавила степенности. С годами боль притупилась, однако чувство обиды на тех, из-за кого, как она понимала, погиб Афанасий Леонидович, осталось в ее душе навсегда, и никуда от этого не денешься...

Мария знала, как тяжело матери, и поэтому попросила ее:

– Мама, успокойся, пожалуйста, будь так добра, и пойми: тогда, наверное, папе нельзя было помочь, а теперь вот – Анатолию – надо попробовать помочь, или хотя бы посочувствовать. Ведь он так одинок!

Нет, Анастасии Григорьевне затея дочери не понравилась, да подумала: пусть пока все останется, как есть, а там видно будет, может, и не всплывет эта тема. Мария, напротив, решила больше никому ничего не рассказывать, а позванивать Анатолию – по мере возможности – почаще.

...Лето обещало быть погожим – хорошо бы! В середине июня Анастасию Григорьевну с детьми отправили на дачу, сами с Валерой занялись ремонтом квартиры: уже лет пять собирались. Замечательно, что за лето управились с ремонтом, думали – не успеют. В сентябре дети пошли в школу – закрутился новый хоровод хлопот. На заводе у Марии началась реорганизация, пошли перестановки, и начальство предъявляло  к сотрудникам все новые требования. Она замоталась, заработалась – и Анатолию сумела дозвониться только в ноябре, с работы, в обеденный перерыв. Трубку долго не брали. Мария перезвонила. Трубку взяли, только голоса слышно не было: лишь шипение и возня. Она хотела положить трубку, но наконец раздался приглушенный голос Анатолия:

– Мария, это ты?

– Я. Почему сразу трубку не берешь?

– …Долго тянулся, – его голос показался очень слабым. – Ребята поставили аппарат на другой конец тумбочки. Еле достал.

– Расскажи, как дела.

– Плохо… Врачиха приходила, говорила, что дальше будет хуже. Надо куда-то ложиться.

– Может, тебе лучше определиться в специализированное учреждение? – спросила она, припомнив, что существуют какие-то дома или пансионаты для инвалидов. – Разве нет таких?

Анатолий нервно засипел, трубка шипела и трещала. Погодя сказал:

– Ребята мои все разузнали… Какие дома-терема? Кому и где я нужен? Ясное дело: держись, говорят, до конца, там – труба дело. Поняла? Держусь вот… Стараюсь не расклеиваться…

– Давай, смотри мне! – постаралась подбодрить его Мария.

– Смотрю… – Анатолий примолк. – Раньше все сокрушался о прошлом, а теперь научился мириться с настоящим – другого-то нет...

– И правильно…

– Знаю, – Анатолий словно преодолел неприятные воспоминания и сказал повеселее: – А еще у меня – новшество: Иван заказал где-то пульт дистанционного управления для телевизора, принес и настроил – здорово! А то я сидел в четырех стенах, и что вокруг делается, не знал. Скоро телефонный аппарат с большими кнопками притащит, чтобы мне было удобно управляться с ними. Да и так, другие «подпорки и крючки» под меня приспособил, это тебе не очень интересно, наверное.

– То есть тебе все хуже, – все-таки сделала неутешительный вывод Мария. Кнопки, крючки, подпорки...

– Не буду нагнетать… Пока – не хуже. Лекарства, продукты – все с доставкой – ребята стараются. Только кто бы еще новые мысли пристегнул к моим старым мозгам!

– Ну, не раскисай. Скоро позвоню. Счастливо.

Мария положила трубку. Да, не позавидуешь.

Дома все-таки собралась с духом и спросила у мужа:

– Валера, а в инвалидных домах очень плохо?

– Что, там еще твоя нога не ступала? – Валера словно ждал, что Мария заговорит об этом, и нарочито строго начал выговаривать: – Ты на что нацелилась? Может, будешь в собесе работать на общественных началах или благотворительный фонд откроешь? Попечительница безотказная...  Если бы я тебя не знал! Давай-ка я позвоню этому твоему подопечному, разберусь с ним, все объясню, по местам расставлю!

– Да что ты! – одернула