Что мужчины пытаются найти в женщинах? Мягкость и нежность, тайну и уклонение. Что, наоборот, женщины ищут в мужчинах? Вероятно, твердость и силу, ясность и определенность.
Пределом личного счастья является время. Возможность быть счастливым ограничено временем личной жизни. Важно, что человек живет лишь в настоящем и только в настоящем он может быть счастливым. Полнота существования как личное счастье есть, если есть человек лично, собственной персоной. В любом другом качестве его нет, а есть только иллюзия существования, фантом жизни. Человек ощущает себя живым, и это ощущение является подлинным при условии полного присутствия его в настоящем в данном месте. Чтобы не быть дегенератом, необходимо приложить максимум усилий.
***
Второго дня, во вторник, третьего марта 1760 года я понял, наконец, что предоставлен себе и свободен в своих мыслях, чувствах и поступках, когда мой автор спит, находится в бессознательном или полубессознательном состоянии. Но такое авторское состояние опасно для меня, ибо тогда на свет дневной выходят демоны его сознания: существа страха и желания, которых он прячет от себя и окружающих его людей. Он стыдится того, что они есть у него, живут в его сознании. Они вольготно начинают чувствовать себя в его сочинениях. С ними я встречаюсь на страницах его книг. Они воплощаются в книжных героях. Вот тогда мне становится туго. Почему? Неужели не понятно? Обычно герои сочинений моего автора являются покорными куклами исполнения его воли, послушно играющими по правилам закрученной интриги сюжета сочиненной истории свои роли. Но в случае его отвлечения от сочинения они получают шанс проявить свое личное дерзновение в осуществлении уже своих желаний, намерений и страхов. Для этого они пользуются его, впавшего в бессознательное или полубессознательное, подсознательное состояние, желаниями, стремлениями и страхами. Порой они даже начинают «думать», то есть, показывать ту глупость, которая сидит у них в их бедных головах. Их глупость мешает мне самому думать, отвлекает меня от моих фантазий и размышлений. Ведь у меня есть свои, личные мысли, идеи, мечты, желания, наконец, потребности, без которых я просто умру, стану мертвой куклой.
Но не все так сложно в моей новой жизни. Помню недавно, когда был еще в Военной конторе по случаю выхода в отставку, услышал там анекдот от конторского писаря. Он рассмешил меня таким анекдотом.
- Представьте сударь ротмистра и его денщика. Офицер говорит ему: «Вот тебе, Прохор, рубль. Сходи в вертеп и найди себе бабу, только смотри, чтобы здоровая была».
Возвращается солдат на следующее утро. Ротмистр у него спрашивает: «Ну что, нашел себе бабу, здоровая была»?
- Так точно, ваше высокоблагородие, еле рубль отобрал.
Посмеялись мы вместе от души. Умеют все же веселиться и говорить анекдоты наши предки.
***
Мне вполне вольготно жить в романе. Здесь нет моих антиподов вне меня. Поэтому я не могу предельно напрягаться внешним образом со стороны моих врагов. Враги есть. Но они не моего уровня. Это бытовые или телесные враги, да еще в прибавку враги душевного плана. Слава Богу, в тексте нет врагов духовного образа бытия, жизни и мысли. Вероятнее всего, такого рода враг скрывается во мне самом. Но в произведении все равно должен быть для равновесия такой враг рода человеческого, вернее, персонажного. Им может быть сам автор или его заместитель. В данном случае я. И все же ему нужно иметь своего слугу в ряду персонажей. Кто им может быть? Князь Трубецкой? Нет, конечно. Это бытовой противник, на уровне тела. В душевном плане есть две соперницы за мое сердце: Марфа Борисовна как существо инфернальное, демоническое, ведьма и Вера Ивановна как существо райское, ангелическое, ангел.
В плане интеллекта мне противостоит сам автор. Его представителем является мой читатель.
Для чего мне нужна Вера Ивановна? Это сложный вопрос. Проще вопрос о Марфе Борисовне. Эта женщина возбуждает меня. Я хочу ее. Меня волнует ее тело и душа, склонная к дерзаниям и терзаниям. Она умеет причинять мне сладостную боль.
Думаю, Вера Ивановна глубже и выше Марфы Борисовны. Она мне нужна не для того, чтобы получить телесные удовольствия, которые утешат мои душевные раны, нанесенные ею. Наслаждением я не смогу удовлетворить мое неодолимое стремление к Вере Ивановне. Вероятно, в ней скрыта таинственная духовная сущность. Она есть явление богини в женском теле.
Видимо такова героическая архитектоника текста. Я срединный персонаж. Средостение всех героических линий. В этом смысле я скорее герой чистилища, нежели нежить ада или обитатель рая.
***
Мне, бумажному герою, трудно объяснить читателям, какое это счастье жить просто так, как они живут, не прилагая никаких усилий. Для меня другое дело: я живу только силой мысли, заставляя автора писать за себя, когда он попадает в состояние сознания, которое можно условно назвать «состояние отставного порутчика», именно «порутчика», как говорили у нас в России в осьмнадцатом столетии. Как мучительно трудно желанием собственного существования высекать мысль из воображения автора. Если бы вы знали, любезные читатели, как мне бывает хорошо, когда я, бесплотный фантом, чувствую себя живым, состоящим из плоти и крови. Автор и вы, да, правильно, и вы, дарите мне шанс быть, существовать в вашем мире. И вместе со мной есть и все прочие герои этого сочинения. Они оживают, есть на момент записи и чтения такого произведения. Я живу вами, а вы живете мною. Это нечто вроде спиритического сеанса, духовного общения душ автора и читателей. Я выступаю именным посредником в таком общении. Я становлюсь его героем. Неужели вы не можете дать мне хоть капельку жизни, общаясь друг с другом?
Так мне кажется, что я уподобляюсь героям старинных пьес, вроде комедий Мольера, обращаясь с репликами к самим зрителям спектакля.
Что до самих событий в моей жизни, то моя страсть, Вера Ивановна, начинает привыкать ко мне. В последний раз, как мы встретились, а это было вчера, она уже благоволит мной. Я ощущаю на себе ее благотворное влияние. Она участлива и приветлива. И все это при том, что она слишком не доверчива и холодна даже со знакомыми. Видимо, ее кто-то сильно обидел и разбил ей сердце. Интересно, кто это был. Надеюсь, виновник ее оскорбленного женского чувства был не похож на меня ни видом, ни характером.
