Мужчина и женщина. Если мужчина сильный, то женщина слабая. Но мужчина может прожить своей силой, а женщина не может прожить своей слабостью. Для поддержания жизни женщины ее слабость неизбежно должна быть дополнена хитростью. Поэтому женщины хитрее мужчин. Но среди мужчин есть и такие, которым недостает силы. Вот такие мужчины могут стать человеками, при условии, что их природный недостаток мужественности будет компенсирован умом, а не хитростью, которая препятствует очеловечиванию мужского существа. Нет природного ума, ибо от природы он есть только у всего человеческого рода в целом, а не в отдельных частях. Правда, бывают исключения, но они так редки, что входят в процент статистической погрешности. Есть не природный ум, а природная хитрость. Другое имя такой хитрости, - это сообразительность. Так вот умными становятся не хитрые существа, но, напротив, глупые, тупые, если глупость им мешает жить настолько, что губит их. Те немногие из мужских существ, которых глупость еще не погубила, и становятся умными только благодаря труду, жизненным испытаниям. Из опыта, пытки трудом и нуждой появляется в муках творчества человеческий разум как побочный продукт, отвлеченная способность создавать неведомую тупым существам удивительную реальность у себя в уме (в сознании). Эта реальность и есть мир культуры, в котором можно быть человеком.
Памяти друга. Вспоминаю своего усопшего друга. Он отличался завидным умением размышлять вслух о природе вещей. Умное усмотрение (видение) им вещей как идей, их воплощений мне напомнил разговор в темнице накануне казни метельщика Караколя с захватчиком вольного города мастеров, герцога де Маликорна из сказки «Город мастеров». В ответ на вопрос герцога: «Почему тебя любит народ, метельщик?», тот отвечает: «Что мне легче ответить на то, почему он не любит вас, ваша светлость».
- Известно почему, - потому что у меня есть горб
- Но и у меня он есть, ваша светлость, - ответил Караколь.
- Да? Значит, у тебя есть какой-то секрет. Признайся мне, метельщик. И я освобожу тебя».
Примерно так. И у моего умершего друга был такой секрет. Он был тоже горбатый. Только горб свой носил не на спине, а в голове. Он расправился в нем крыльями свернутого ума. Благодаря крылатой силе ума он умел парить над миром сущего в своих мыслях. Эта способность ума позволила ему овладеть диалектикой. У него была большая любовь к любой мысли, как у Караколя была любовь к простым людям. И все же гибкий, изворотливый ум мешал ему окончательно стать философом, увлекая его в паутину хитроумия и превращая в философиста. Да, именно философиста, нет, не софиста, а любителя ткать паутину понятий, в которой он путался сам, как в пеленке младенец, чтобы скрыться от грубой действительности. Настоящая философия не склонна к самообману, даже если это философский обман.
Утопия. Если подумать, то можно выделить два мира противоположных друг другу6 это мир яви, наяву и мир грезы, сна. Схематически используя такую мировую дилемму, можно истолковать развитие человечества как и всякого сообщества существ, живущих не только бессознательно, но и сознательно, как в целом, так и в каждой части этого социального целого: в сообществе и в отдельно взятом существе (человеке).
Сообщество разделяется на тех, кто живет бессознательно, сознательно и сверхсознательно. Эти категории людей всем сознательным существам, начиная с Платона как автора «идеального государства» или политии (царства) идей, известны: бессознательные – это кормильцы, сознательные – воины, сверхсознательные – правители. Что удерживает каждую из групп в границах их категории? Добродетель как разумное (мерное) ограничение (определение). Кормильцы ограничены тем, что производят. Поэтому они должны быть умеренными, ч то кормить других тем, что произвели. Они бессознательно растут, как жизнь, и дают возможность и другим расти, жить.
Воины ограничены чувством реальности, тем, что она как жизнь ограничена смертью. Поэтому они должны обладать волей, мужеством как способностью бороться за мир, за гармонию в обществе. Они должны быть готовы умереть не естественно, как труженники-кормильцы, но неестественно, не своей смертью, смертью других и за других. Они умирают дважды: убивая других и, будучи убиты другими, воинами-чужаками.
И, наконец, правители. Они ограничены самосознанием, сознанием свое значимости в качестве представителей всего ими организованного общества в государство. Такое сознание собственной значимости, избранности называется существами, этими людьми, мудростью. Правители понимают, что они не рискуют жизнью, как воины, и не ломают, гнут спину в трудах на земле. Нет, они паразитируют, живут за счет жизни и трудов кормильцев и смерти воинов. Единственное оправдание их существования в обществе заключается в том, что они хитрят. Вот эту хитрость сидения на троне одним местом комментаторы зовут хитростью ума. В чем же состоит это пресловутое действие так называемого ума? В том, чтобы уметь управлять другими, управляя собой. Кто такой правитель? Это идеолог. Он правит, манипулирует людьми, корыстно управляя идеями ради собственной власти. Разумеется он выдает свой частный интерес, свою личную власть за власть всего общества, организованного в государство, то есть, подменяет частным всеобщее, что как раз делает идеолог. Идеолог подменяет власть над всеми властью над собой, выдает эту власть над собой властью всех над ним, демонстрируя, показывая, представляя отказ от всего того, чем располагают кормильцы и воины, - от имущества, от семьи, от детей, от жены, от друзей. Разумеется власть тем и опасна, что она все человеческое обесчеловечивает, превращая в себя как господство над всеми.
На что похоже идеальное государство Платона? Разумеется, на любое реальное государство только со скидкой на то, что оно так представляется, но так не существует. Представление общества есть уже заведомо греза, его идеализация, и тогда это утопия, то есть, картинка со знаком плюс, или, напротив, его вульгаризация, и тогда это дистопия, то есть, картинка со знаком минус.
Возьмем современное общество. В нем есть бессознательные существа. Это трудовой люд, трудящиеся. Их труд не просвещает сознание, его обостряет, но, напротив, его затемняет, отупляет, ибо это рабский, вынужденный труд. Сознание просыпается в народе, когда он лукаво, хитро обогащается, обуржуазивается, превращается в коллективного капиталиста.
У капиталиста есть сознание. Правда, у него нет стыда и совести. На уровне общественного сознания буржуа все продается и покупается, - продается и покупается даже то, что не продается и не покупается. Ну, да, ладно. Где вы видели стыд и совесть в реальной жизни?! Эта жизнь наяву. И в ней нет места для людей сверхсознания или хотя бы самосознания.
Впрочем, есть и люди самосознания, но как исключение и в значении самосознания как сознания своей значимости в качестве избранных. Но эти исключения заслуживают быть исключениями из правил продажности. Видите ли, они не продаются, потому что ник то не может предложить ту цену, которой они заслуживают.
Но как жизнь наяву меняется в грезах о жизни? Мир грез и кошмаров представляет нам его в виде ада, чистилища и рая. В аду идет борьба за кусок хлеба не на жизнь, а на смерть. Это просто кошмар. В чистилище пробуждается сознание от греха, Грехом является бессознательная жизнь в плену у своих желаний. Очищаясь от эгоистических желаний, грешник осознает, что нужно жить для общего блага, а не для своего частного интереса. Он развивается, развивая свое сознание грешника, чтобы перейти на новый уровень.
Заключительный уровень – это уровень рая, то есть совершенства. Однако утопическое сознание не знает того, что совершенство в реальности есть недостижимая цель, а не достижимый результат. Достижимо только совершенствование того, что развито в качестве пика, вершины развития. Причем, развитие есть эволюция от низшего к высшему, если переход от одного к другому является необратимым скачком.
Таким образом, типичным образом и даже образцом для подражания новомодных уже фиктивных (фантастических) картин реальности является религиозная картина мира. Популярным художественным выражением такой картины стала «Божественная комедия» Данте Алигьери. Религиозная картина мира мифична. Но в ней есть соль реальности, ее выжимка, как она дается человеческому сознанию. Но всегда следует помнить, что человеческое сознание по своей природе идеологично, превратно, превращенным образом видит, воспроизводит реальность в себе. То, что это сознание отражает реальность верно в той степени, в которой оно не просто превратно ее толкует, но криво видит, то есть, творит ее в самом себе как уже свою реальность и реальность себя.
Если сознание идеологично, то бессознательное мифично. Оно как Оно является источником вдохновения в творчестве. Идеология эгоистична и есть то самое Я, которым мнит себя сознание. Миф коллективен и поэтому можно говорить о коллективном, социальном бессознательном, которое по ошибке или недомыслию многие называют ментальностью. Ментальность характеризует не бессознательное, но, напротив, сознание. Ментальна идеология как перцепт, представление, а миф же аффективен.
У современных, ментальных или интеллигентных (цивилизованных) людей, пребывающих уже в плену не мифа, а идеологии, спорадически или периодически появляются бессознательные состояния сознания. Их специально катализируют мифологи. К их числу относятся фантасты, которые науку превращают в сказку. Это так называемые «научные фантасты». Они являются катализаторами научной мистификации, которая продолжает существовать в научной идеологии одновременно и в проявленном виде частного случая и в непроявленном виде магического основания. В качестве примера можно взять утопический проект братьев Стругацких с их «миром Полудня». Этот мир составлен из сознательных людей, которые оказавшись волей случая или специально по плану наблюдения в качестве так называемых «прогрессоров», подталкивают инопланетные дикие или варварские общества в ближнем космосе к цивилизованному состоянию. Есть еще и так называемые «странники» путешественники уже не во времени, а в пространстве, в дальнем космосе. Деятельность странников не понятна людям «мира Полдня», ибо с точки зрения людей они поступают избирательно, выбирая исключения, чтобы жертвовать правилами. Так представляется людям вмешательство странников, ибо их цели являются трансцендентными человеческому познанию.
Есть у Стругацких и своя дистопия, представляющая собой три круга общественного сосуществования несознательных, сознательных и сверхсознательных людей. Несознательные люди живут во внешнем круге по «волчьим законам».
В среднем круге живут сознательные люди по
