стрижку солидной даме средних лет. Действовал уверенно, даже не спросив, что же хочет клиентка. В конце работы дама осталась недовольна:
-Я даже не представляю, что делать с этими волосами! Как их укладывать! Я хотела совсем другое…
Она накинула пышную шубу и вышла из салона. Вскоре появилась хозяйка и поинтересовалась, почему её не дождалась подруга, которая хотела прийти на стрижку. Люба никогда не "стучала" на коллег и промолчала, сделав вид, что сосредоточенно убирает рабочее место. Но уже слишком громкоголосая маленькая Люба веселилась в глубине души:
-Вот сделай невинное лицо, улыбнись и скажи мягонько так: "Что-то опешила слишком от увиденного в зеркале подруга Ваша… Даже не знала, как теперь с такой "красотой" и жить!..." Пущай этот мастер объясняется.
Люба сжала зубы почти до боли. Ей безумно хотелось огласить подсказку, но она ещё пыталась возродить свои добрые помыслы.
Кирилл промямлил что-то про спешку клиентки, а после ухода хозяйки заявил:
-Завтра утром она проснётся и поймёт, что это лучшая стрижка. И причешется легко.
-А что ей останется делать? Новые волосы за ночь не вырастут. Женщина на то и женщина, чтобы создавать красоту или её подобие из того, что имеет.
На следующий день Люба была выходная. Матвей должен был вернуться из командировки в город, который был известен тем, что в нём родилась многократная всякого уровня чемпионка по лёгкой атлетике, Оксана Волгина. Там уже была спортшколы имени её и другие спортобъекты, которые и возводила строительная компания Матвея. Люба и Наташа готовили обед и накрывали на стол. Матвей приехал вовремя, переоделся в домашнее, и, подошедши к столу, серьёзно заявил:
-Оксана Волгина умерла.
-Как? Когда? Такая молодая…, - ахнули в один голос две женщины.
-Когда и как - не знаю, но памятник уже поставили.
Девушки расхохотались: скульптура спортсменки стояла перед зданием школы её имени. Сама чемпионка говорила, что это инициатива её сограждан. Но Матвей был упрям: памятник есть памятник, и его живым не ставят. Поужинали в хорошем настроении, долго разговаривали, Люба и Матвей вспоминали детство, бабушек и дедушек.
На следующий день Люба пошла прогуляться по городу. Раньше тихие улицы помогали навести порядок в мозгах и душе, который сейчас был необходим. Она не была в Москве чуть больше двух недель, но понимала, что очень хочет вернуться. Несколько разговоров по телефону с мамой и подругами только усиливали это желание. Она чувствовала, что они дома, на своём месте, в их общем мире, а она почему-то не там. Она не создала и не нашла нового мира. В душе была всё та же пустота, в которой всё громче звучала Злюбочка, комментировавшая всё происходящее, и всё меньше она спорила с ней. Глаза Любы часто стали злобно сужаться, а губы сжиматься в холодной ухмылке. Она пошла к любимому монастырю, где совсем недавно тепло разливалось в душе и улыбка не сходила с лица при виде белых стен. Она накинула шёлковую косынку на голову, что-то раздала просящим перед воротами и вошла внутрь. Остановилась на секунду, вздохнула, хотела наполнить душу и возродить себя намоленностью святых мест. "Надо быть сейчас здесь и больше нигде, ты спокойна,"- сказала сама себе.
-Помолись, помолись, богомольная старушка! Помогает? А где эта благодать была, когда ты рыдала в голос в одиночку? Сняла ли она камень, который задавил всё в твоей душе? Ты же плакала, молилась…
-Веры у меня мало… Молилась, когда больше ничего не осталось. Это не вера…, - Люба остановилась, не договорив… Она почти не слышала себя! Этот тихий голосок звучал откуда-то из глубины, в то время, когда Злюбочка говорила чётко и ясно в её голове, почти её губами.
Откашливаясь, Люба поспешила к калитке, находу срывая косынку и треся головой. Почему-то стали мешать волосы. Люба всю жизнь носила длинные тёмные волосы, любила заплетать их в причудливые косы, затягивать в строгие пучки или укладывать легкомысленными волнами. Подстриглась она один раз, после окончания школы, чтобы проявить свою "взрослую" волю, но чувствовала себя неуютно: постоянно спохватывалась, почему ничего не вьётся вдоль спины, не тяжелеет голова от причёсок. А сейчас, напротив, косы злили её, она прихватывал их заколками и даже не думала, как всё это смотрится. Вот и сейчас на её затылке был наспех закрученный пучок. Люба вытащила шпильки и снова потрясла головой, как будто пытаясь установить какое-то равновесие внутри.
Она подошла к памятнику Курской антоновке. Это место было одним из её любимых в городе. Она медленно обходила медное яблоко, проводя по нему рукой:
- Что, яблочко золотое-наливное, покажешь мой путь?
Люба глянула в блестящий бок медного фрукта и не сразу узнала себя: что-то было незнакомое в нечётком отражение. Она хотела вглядеться в металлическое зеркало, но в этот момент раздался звонок телефона:
-Алло? - с чужым придыханием промолвила в трубку Люба.
-Любочка, солнце, как ты? Мы так по тебе скучаем… Не думала ли вернуться? - голос шефа был приторным и совсем не двусмысленным.
-Думала, Юрий Владимирович, не поверите, но только сейчас об этом думала! Вы просто угадываете мои мысли!
-Так ждём, солнце, в любой момент!
-Я скоро буду в Москве и у Вас…
Вечером Люба поблагодарила за гостеприимство Матвея и Наташу, позвонила хозяйке салона и волнительно соврала о семейных проблемах и необходимости отъезда в Москву. Почти слёзно благодарила за работу, прекрасный коллектив и несла другую околесицу, против которой бизнесвумен ничего не смогла поделать. На следующий день Люба действительно была в Москве. Она прошлась по магазинам, купила обтягивающие платья и блузки, высокие сапоги и узкие юбки. Заглянула в магазин для парикмахеров и сделала несколько покупок. Дома собрала мисочки, мензурочки, щёточки и смешала купленные таинственные кремы и порошки, после чего нанесла всё это на волосы, подождала немного, вымыла шевелюру, промокнула полотенцем и рассыпала по спине невиданно белоснежные волосы. Задрала длинный хвост наверх и отрезала его недрогнувшей рукой. По оставшимся чуть ниже шеи волосам прошлась филировочными ножницами. Выпив бокал вина, легла спать и, ни разу не проснувшись за ночь, утром встала как будто ничего не произошло, завила волосы, надела всё новое, расстегнула пуговички на груди, накрасила губы бордовым цветом:
-Ну что, Юрий Владимирович… Нас ждёт новая жизнь?
Посмотрела в зеркало, оттуда на нее сверкнули две чёрных бездны и засмеялась… А внутри, глубоко на дне тёмной души еле-еле светилась маленьким огоньком фигурка Любочки, которая барахталась ручками, беспомощно стучала ножками, взмахивали тяжёлыми тёмными косами и кричала чуть слышно:
-Ну…, нехорошая ты женщина! Всё равно я сильнее! Я буду требовать делать добро, а оно нужнее! И ни одно горе и вся куча твоих грехов не задавят меня! Наверное…
