куда–то запропастился,
«Не иначе к русалкам решил наведаться. – подумал Соловей. – Ну и что если так, пусть поболтает».
Несмотря на годы, прошедшие с того самого Соловейкиного, разбойничьего прошлого, сидеть на дереве ему было привычно, удобно и приятно. Лес сам по себе, а Соловейка сам по себе, друг другу не мешали. Один шумит и щебечет, а второй сидит и смотрит на все это, отдыхает и любуется.
***
Однако недаром в песне поется: «…но не верьте этой тишине…», даже если очень и хочется. Ни с того, ни с сего лесной покой и порядок оказались нарушены появлением на поляне здоровенной черной машины.
«Джип». – определил Соловейка. Он видел такие машины, не раз видел и не два».
Дело в том, что время от времени, когда реже, а когда чаще, к ним в институт наведывалось высокое начальство. Зачем оно приезжало, Соловью не рассказывали, а сам он не интересовался, но видеть, видел. Правда начальство на таких машинах не ездило, им видите ли лимузины подавай. На джипах их охрана ездила, точь-в-точь на таких какой на поляне появился.
«Не уж то и сюда начальство добралось? – подумал Соловейка».
Но вскоре выяснилось, что никакое начальство сюда не добралось и похоже что не собиралось добираться, джип был один. Из него вылезли четверо, все здоровенные детинушки, хоть сейчас одевай кольчугу и на коня. Но похоже что ратное дело не для них было придумано, может умишком еще не проросли, а может ещё что.
Из раскрытых дверей джипа гремела музыка, наверное именно так приехавшие представляли себе то, чего Лесу не хватало в первую очередь. Песни такие Соловейке не нравились и он старался их не слушать, но здесь пока что приходилось. В тех песнях пелось о том, как хорошо, оказывается, сидеть в тюрьме, и дурак тот, кто там не сидел, мол, ничего он в жизни не понимает. Соловейку аж передернуло от такой пропаганды. Неизвестно почему, но он решил не показываться гостям, во всяком случае до поры до времени.
По хозяйски расположившись на поляне приехавшие, было похоже, надумали развести костёр, ну надумали и надумали. Костёр, он Лесу не чужой, если конечно следить за ним ну и всё такое. Да и сухое дерево потом в золу превратится, а это Лесу на пользу.
Но видать приехавшие точно умом не проросли, потому что начали рубить и ломать молодые деревца, которым жить да жить и которые для костра совсем непригодны. Мало того, всё это сопровождалось якобы разудалыми песнями, раздававшимися из джипа и отборным матом приехавших. Было похоже, что они только на нём и умеют разговаривать, а другого языка не знают. И что удивительно, они нисколько не обижались друг на друга, а наоборот, были очень даже довольны этакой беседой, а может быть только на таком языке друг друга и понимали.
Соловейке это не понравилось и он решил вмешаться. Он не собирался ругать приехавших и обзывать их дураками, а просто решил подсказать им, что для костра сухое дерево гораздо лучше подходит и молодые деревца крушить–ломать совсем необязательно. Соловейка слез с дерева и вышел к приехавшим, решившим отдохнуть столь варварским для Леса способом.
– А это еще что за «трам–тарарам» c бугра? – на Соловейку смотрел один из них, то ли самый старший, то ли самый словоохотливый.
– Тебе чего, мужик? – спросил второй. – Если водки, то наруби дров тогда нальём.
– А лучше вали отсюда. – сказал третий.
– Здравствуйте. – поздоровался Соловей. – Ребята, зачем вы деревья–то калечите, сухих лесин да веток полным–полно, для костра в самый раз.
– Мужик, «трам–тарарам», ты что, самый умный что ли? – спросил один них.
– Может не самый умный, но и не дурак. – спокойно ответил Соловей.
– Значит сейчас станешь самым умным, а заодно и калекой. – рубивший деревья и покуда не участвовавший в разговоре направился к Соловью поигрывая топором.
Откуда этому неразумному было знать, что перед ними не кто иной, как сам Соловей–Разбойник и что он мало того что слышал угрозы и пострашнее, но и видел тех кто угрожал. А те были куда посерьезнее и поопаснее, чем эта четверка да и больше их было, гораздо больше. Хоть сейчас Соловей и был простым военнослужащим, но не стоит забывать, он был воином, а бывших воинов не бывает, потому нисколечко не испугался какого–то там топора.
«Накаркал Змейка, свистеть придется. – подумал Соловей и ему стало весело, потому что он представил себе каркающего Змея–Горыныча. – Лишь бы не появился, а то перепугает мальцов».
***
Тем временем о костре было забыто, потому что появилась забава куда более интересная, нежели чем костер. Один щуплый мужичонка против четверых здоровенных парней, к тому же сильных и смелых (таковыми они себя без сомнения считали), это то что надо, это лучше костра и вообще куда лучше всех развлечений на свете.
Поле боя в виде поляны, да какое там поле боя, место для потехи, присутствовало. Сам источник потехи был тут же, правда, если бы сильные и смелые ребята были хоть немного наблюдательными то обратили бы внимание, что мужик этот их совсем не боится. А если бы заметили, то может быть и пришла бы в их не изуродованные разумом головы мысль: тикать надо отсюда, как можно быстрее и как можно дальше.
Увы, такие премудрости им были недоступны, увы. Всё это были мелочи на которые никто из них не обратил внимания. Мужик–то один, а остальное ерунда. Сейчас гораздо важнее было отходить этого мужика как следует, сломать ему что–нибудь, а как же без этого, а потом вспоминать, пересказывать в подробностях, удивляться своей силе и смелости, и сдабривать всё здоровым жизнерадостным смехом.
– Молись, если умеешь. – улыбаясь сказал один из смельчаков, правда вместо улыбки у него получился оскал, но это мелочи.
– Не умею. – вздохнув признался Соловей.
– Ничего, и так сойдет.
Четверка начала окружать Соловья и потеха уже готова была начаться, да собственно говоря уже и началась. Дело оставалось за малым: избить, искалечить, а потом продолжать заниматься своими делами. Появление и столь дерзкие и непочтительные слова Соловья воспринимались приехавшими ещё и как средство для поднятия настроения, а это завсегда не помешает. Водка–то водкой, но перед водкой надо, так сказать, размяться, а разминка, вот она, перед ними.
Для «весельчаков» внезапно, для Соловья это никакой внезапностью не было: красавец джип ни с того, ни с сего, вдруг подпрыгнул и превратился в огненный шар. Раньше лесные гости видели такое только в боевиках и наверняка восхищались эффектным зрелищем. Вот и теперь они увидели это в живую, на себе ощутив ударную волну и жар от пламени. Джип на мгновение зависнув в воздухе, уже в основном по частям, упал на землю и принялся спокойно догорать.
Соловейка как стоял так и продолжал стоять, чего нельзя было сказать о любителях потех всяких. Кстати, они хотели потеху, они её получили. Только несколько не ту, не в том виде и не с такими последствиями. Компания весельчаков дружно упала на землю, полежала на ней какое–то время, а потом принялась подниматься на ноги, ничего не поделаешь, потеха–то продолжалась.
***
Увиденное ими было во сто крат потешнее любой потехи. Рядом с Соловьем, во всей красе, стоял Змей–Горыныч, он же Змейка. Но сейчас русские былинные богатыри были не в полном составе, Ильи Муромца не хватало, а то бы… Да ничего, а то бы, и тех кто был хватило дальше некуда.
Способность говорить и более–менее воспринимать случившееся к смелым парням вернуться сразу не могла, но пыталась.
– Ну вы попали. – сказанное было ни чем иным, как такой попыткой. – Вы на большие бабки попали! – начал было буянить один из них.
Правда буйство получалось какое–то не натуральное, в нём во всю присутствовали плаксивые нотки.
– Мы–то знаем куда попали, в Лес. – усмехнулся Соловей. – А вот куда попадете вы, надо подумать.
Оглушённые и ошарашенные незваные лесные гости стояли и просто хлопали глазами, способность хоть как–то воспринимать происходящее к ним пришла, но зато способность говорить ушла куда–то.
– Ты что не свистнул–то? – спросил Змейка. – Испугался что ли?
– Ага, испугался. За тебя испугался. – Соловей приобнял одну из шей Змейки. – Ты же непутевый, со страху всё бы тут спалил.
– Отпусти! – Змейка высвободился из объятий. – Я обиделся. Я его тут весь спасаю, а он обзывается.
– К русалкам летал что ли?
– К ним. – на самом деле Змейку, в силу его непутевой натуры, забавляло происходящее и ему было жалко, что больше поджечь нечего. – Сидят, песни поют, скучают.
– Эй, герои. – обратился Соловей к ошалевшей четверке. – Вы женщин любите?
– Любим. – как–то нерешительно, но с ноткой надежды в разнобой ответила четверка. Спрашивали о том, что им привычно, а значит безопасно, поэтому надежда на благополучный исход и забрезжила.
Как ни странно, но вид Змейки их не то чтобы не удивил, удивляться они вообще вряд ли умели, или испугал. Неожиданное появление Змейки и то, что произошло с их джипом, подсказало: влипли они и влипли крепко, попали, так это звучало на их языке. Хорошо, для них хорошо, что они не видели как Змейка появился и поджег машину, а то чего доброго вообще умом тронулись бы.
– Мужики, эта… – начал разводить антимонии и политесы самый отчаянный из них, тот который с топором был. – Может договоримся?
– Конечно договоримся. – согласился Соловей. – Вы водки мне обещали, где водка–то?
– В тачке сгорела. – говоривший это сказал так, что всем присутствующим стало сразу ясно, сгоревшую водку ему гораздо жальче, чем джип.
– Ладно, – успокоила центральная голова Змейки в недалеком прошлом, бравых парней. – нам чужого не надо, лишь бы вам хватило. Магазин–то далеко, а на машине выпимши ездить нельзя.
Даже то что стоящее перед ними чудище невиданное, мало того что о трех головах, так ещё и говорить умеет, не произвело на них впечатления, Змейка даже обиделся от такого невнимания и неуважения к его уникальной и напрочь засекреченной персоне.
– Слышь, Соловейка. – левая голова почесалась о центральную. – Какие–то они не такие. Бусурмане, так те хоть пугались, в обморок падали, а этим хоть бы хны. Безобразие, невозможно работать.
– Это потому что ты не страшный. – пояснил Соловей. – Ладно тебе, к людям придираться. Слышал, они женщин любят. – и повернувшись к ближайшим кустам позвал. – Лесовик, ты здесь?
– Здесь я, Соловушка, здесь. – из кустов показался ещё один ничем неприметный мужик, ну разве что в камуфляже.
Подойдя к Соловью и Змейке Лесовик поздоровался, причём поздоровался не только с Соловьем и Змейкой но и, так сказать, с потерпевшими.
– Лесовик, парни говорят что женщин любят. – сказал Соловей. – Проводи их к русалкам.
– Это мы можем, это мы запросто, это мы всегда пожалуйста. – забубнил Лесовик. Весь его вид не только при этом, а скорее всего и вообще, не представлял из себя хоть малейшего намека на серьезность и значимость, за которые человека уважают.
Дело в том, что Лесовик хоть и был человеком, но не совсем. В первую очередь он был Лесовиком, а ему, Лесовику, серьезность со значимостью совсем без надобности, у него других забот полным–полно:
– Пошли, гости дорогие, провожу вас.
Лесовик всего лишь взглянул на было начавших приходить в себя парней и те потеряв способность хоть что–то соображать теперь уже навсегда покорно
