В русских былинах и фольклор, и мифология переплетены настолько, что накрепко врастают друг в друга. Одно и то же явление может повернуться к нам как фольклорной, так и мифологической ипостасью. И в полной мере подобные элементы проявляются в былине “Вавило и скоморохи”. Она была записана от единственной сказительницы – М.Д. Кривополеновой и опубликована сначала А.Д. Григорьевым (“Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899-1901 гг.”, т. I, №85, с. 376-381, М., 1904), а затем О.Э. Озаровской (О.Э. Озаровская “Бабушкины старины”, с. 62-68, М., 1922; О.Э. Озаровская “Пятиречие”, №34, с. 181-185, Архангельск, 1989). В 1971 году был записан сильно сокращённый и деформированный вариант от родственницы М.Д. Кривополеновой (“Новгородские былины”, ЛП, №71, с. 306, М., 1978). Но о былой распространённости сюжета свидетельствует тот факт, что скоморох Вавило стал героем прозаических фольклорных рассказов (Д.Н. Садовников, сост. “Сказки и предания Самарского края”, №98, с. 289-291, С.-Петербург, 1884; Н.И. Рождественская, сост. “Сказы и сказки Беломорья и Пинежья”, №27, с. 107-108, Архангельск, 1941).
В начале былины Вавило дисциплинированно пашет землю, “матушку хочё кормити”, а в это время к его матери Нениле внезапно приходят “не простые люди, скоморохи”. Узнав, что Вавило отправился “нивушку свою орати”, скоморохи объявляют:
“Мы пойдем к Вавилушку на ниву;
Он не идет ли с нами скоморошить?”
(М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 37, Архангельск, 1950)
Скоморохи даже не спрашивают Ненилу, они её официально уведомляют о принятом решении. При этом, женщина совсем не удивилась подобному заявлению, восприняв его, как должное. И впрямь, под видом скоморохов люди пришли “не простые”, а облечённые необходимыми полномочиями. Вот для чего они искали Вавилу:
“Мы пошли ведь тут да скоморошить.
Мы пошли на инишшоё царьсво
Переигрывать царя Собаку,
Ишша сына его да Перегуду,
Ишша зятя его да Пересвета,
Ишша дочь его да Перекрасу.
Ты пойдем, Вавило, с нами скоморошить”
(Там же, с. 37-38)
В результате, в конце былины Вавило стал царём. Сразу же напрашиваются аналогии в иноземных преданиях об избрании пахаря на царство. В чешском варианте на царство был избран пахарь Пржемысл. И он обладал явно нечеловеческими способностями:
“В ответ на это обращение мудрый человек, как бы не ведая будущего, остановился и воткнул в землю палку, которую держал в руке. Распрягая волов, он сказал им: “Отправляйтесь туда, откуда пришли”. И волы тотчас же по слову его исчезли из вида и никогда больше не появлялись. А та палка, которая была воткнута Пржемыслом в землю, дала три больших побега; и что еще более удивительно, побеги оказались с листьями и орехами”
(Козьма Пражский “Чешская хроника”, ПСИНЦВЕ, с. 42, М., 1962)
В чешском предании сохранился осколок языческого мифа, но уже не прослеживается связь мистических явлений с высшими силами, не раскрывается тайна происхождения Пржемысла и его роль в сверхъестественных событиях, предопределённых волей неба. Всё это забыто прочно и навсегда. В польском варианте родоначальником правящей династии провозглашён земледелец Пяст, гостеприимно принявший двух странников (предположительно, ангелов), которые устроили в его доме настоящее чудо – постоянно возраставшие запасы пива (Галл Аноним “Хроника или деяния князей и правителей польских”, ПСИНЦВЕ, с. 28-30, М.,1961) либо мёда (“Великая хроника о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв.”, с. 62-63, МГУ, 1987). И вот какое сходство с русской былиной: Микула Селянинович пашет землю исключительно с целью получить для себя пиво (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, т. II, №73, с. 10-11, С.-Петербург, 1896). Священный напиток ценился дороже хлеба, он, благодаря своим магическим свойствам, мог решать судьбу племени. Например, позволял определить нового правителя.
Отличие польского варианта в том, что здесь не просто выбирают правителя страны, а сменяют неугодного высшим силам правителя на нового, отмеченного божественным благоволением. И в русской былине Вавило, чтобы занять престол, предварительно должен скинуть с него царя Собаку. Чем провинился этот царь, в былине не поясняется, но, судя по прозвищу, грехов у него за душой накопилось немало. И тут напрашивается ещё одна параллель – библейская история избрания царя Давида. Израильский бог сильно невзлюбил действующего царя Саула и приказал своему пророку Самуилу срочно помазать на царство пастуха Давида “… и почивал Дух Господень на Давиде с того дня и после <…> А от Саула отступил Дух Господень…” (“Первая книга Царств”, гл. XVI.1-14 // “Библия или Книги Священного писания Ветхого и Нового завета в русском переводе”, с. 332, С.-Петербург, 1900). Вместо пахаря, правда, указан пастух, ну так ветхозаветные евреи и были скотоводами. А в целом, общий смысл предания сохраняется и это означает, что в его основе лежал древний бродячий сюжет, известный самым разным народам.
Исторический источник – выборы правителя в предгосударственный период, когда верховная власть ещё не успела серьёзно отдалиться от народа и не имела достаточно сил, чтобы полностью подмять под себя общество. При удачном стечении обстоятельств умный и решительный человек был в состоянии пробиться к вершине власти.
Нащупывается ещё одна связь былины “Вавило и скоморохи” – её начало обнаруживает очевидное сходство с историей исцеления Ильи Муромца. К Илье пришли некие странники и даровали ему великую силу (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. I, №8, с. 34, М., 1861), но и к Вавиле тоже пришли странники и даровали ему музыкальный талант:
“Говорило то чадо Вавило:
— Я ведь песен петь да не умею,
Я в гудок играть да не горазён. —
Говорил Кузьма да со Демьяном:
Заиграй, Вавило, во гудочик,
А во звончатой во переладец;
А Кузьма с Демьяном припособит.
Заиграл Вавило во гудочик,
А во звончатой во переладец,
А Кузьма с Демьяном припособил.
У того ведь чада у Вавила
А было в руках-то понюгальцё, —
А и стало тут ведь погудальцё;
Ишша были в руках у его да тут ведь вожжи,
Ишша стали шелковые струнки.
Ишшо то чадо да тут Вавило
Видит, люди тут да не простые,
Не простые люди-те, светые;
Он походит с има да скоморошить”
(М.Д. Кривополенова “Былины, скоморошины, сказки”, №1, с. 38, Архангельск, 1950)
Точно так же и библейский Давид, на котором “почивал Дух Господень”, искусно играл на гуслях (“Первая книга Царств”, гл. XVI. 23 // “Библия или Книги Священного писания Ветхого и Нового завета в русском переводе”, с. 332, С.-Петербург, 1900). Тут возникает вопрос – а прочему это странники не попытались для себя самих сотворить такую же силу, как у Ильи Муромца, и такой же музыкальный талант, как у Вавилы? Стало быть, не в состоянии они были творить подобные чудеса. Сила изначально принадлежала Илье, а талант – Вавиле, их только требовалось пробудить, когда придёт нужное время. Вот и греческий Аполлон своей волшебной музыкой поддерживал мировую гармонию (“Античная мифология в её историческом развитии” // А.Ф. Лосев “Мифология греков и римлян”, т. V, с. 344, 386-387, М., 1996), тогда как Зевс этого не умел, пускай он и был главнейшим из богов. Не дано. Отсюда следует, что Илья и Вавило не простые смертные и даже вообще не смертные, они были избраны высшими силами, а точнее – верховным богом Сварогом, для важной миссии, недоступной прочим богам. То есть, и происхождение у них тоже божественное. А Ненила, выходит, не “чесна вдова”, а богиня земли Мокошь? Впрочем, тут спешить не стоит, мифам о небесных событиях предшествовали рассказы о земных делах.
Встреча странников с Ильёй и встреча тех же странников с Вавилой выглядят, как две стороны одного предания, только в одном случае главный герой обретает силу, а в другом – магию. Объяснить это можно тем, что в индоевропейском обществе имелось два привилегированных сословия, постоянно соперничавших в борьбе за власть – воины и жрецы. И в соответствии с пристрастиями исполнителей прославлялись главные достоинства обоих сословий – либо сила воинов, либо магия жрецов. Жрецы действительно постоянно дурили народ, показывая всевозможные фокусы и выдавая их за магию (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с.170, Рязань, 2001). Прославляемым достоинствам приписывалась решающая роль в жизни племени. Получаетcя, что как Илья Муромец, так и Вавило произошли от знаменитого языческого персонажа, на родство с которым претендовали и воины, и жрецы.
Возможно, с этой темой связана очень необычная фреска. В 1925 году в старой церкви псковского села Мелётово было обнаружено несколько фрагментов фресковой росписи. Время росписи храма точно установлено по записям летописей – это 1465 год. Интерес представляет одна из композиций, в центре которой изображён музыкант, играющий на смычковом инструменте, справа от него – пляшущая женщина, а слева – толпа зрителей. На стене храма можно было бы ожидать изображение царя Давида, увлекавшегося музыкой, но справа от головы музыканта поставлена недвусмысленная подпись “СКОМОРОХ” (Ю.Н. Дмитриев “Мелётовские фрески и их значение для истории древнерусской литературы” // ТОДРЛ, т. VIII, с. 403-404, 409-410, М.-Л., 1951). Изображён скоморох безусым юношей, но при этом он сидит на высоком троне (Д.С. Лихачев “Древнейшее русское изображение скомороха и его значение для истории скоморошества” // “Проблемы сравнительной филологии”, с. 353, 355, Л., 1964). Может быть, Д.С. Лихачев в своей статье и правильно определил сюжет картины как иллюстрацию рассказа “О некоем скомрасе, хулившем пречистую богородицу” из рукописи “Лимониса”. Может быть. Но должны же быть какие-то причины для обращения к малоизвестной байке. Значит, что-то подобное люди находили в местных преданиях. И почему скоморох так горделиво восседает на троне? И до чего же изображение на фреске совпадает с преданием об иконе у сказительницы М.Д. Кривополеновой:
“Вьюноша Вавило воссел, в руках гусли, и воспеват и возыгрыват. Он играет-то в Киеви, а на выигрыш берет в Царигради. Для скоморохов полезна икона”
(О.Э. Озаровская “Пятиречие”, с. 304, Л., 1931); она же “Пятиречие”, с. 186, Архангельск, 1989)
Похоже, что мелётовская фреска не была уникальной, имелись и другие изображения молодого музыканта, размещаемые в храмах. Причём, в качестве музыкального инструмента сказительница назвала гусли, хотя в былине фигурирует гудок и на фреске тоже изображён гудок. Гудком называли смычковый инструмент, похожий на маленькую скрипку с тремя струнами, подобные инструменты начали проникать на Русь из восточных стран в XIV-XV веках (Н.И. Привалов “Гудок, древнерусский музыкальный инструмент в связи со
