взрослый. И были долгие летние ночи, душные, с пением соловьев. И была она, такая нежная, удивительно красивая, чувственная. Потом он уехал. Бабушка вскоре умерла и он больше в эту деревню не возвращался.
- Что с ней произошло?
- Ну что происходить, когда парень с девушкой спят? Забеременела само собой. Ты ушел служить в горячую точку, она тебе письма писала – без ответа. Когда вскрылось, вся родня уговаривала не ломать жизнь, избавиться от ребенка. У нее к тому же больное сердце было, рожать – огромный риск. А девушка ни в какую: говорит, что когда ты вернешься к ней, то не простишь, что она от вашего ребенка избавилась. Она же не знала, что ты эти письма выбрасывал не читая. Так целыми днями отбивалась от разговоров, что ты ее бросил, что ей нельзя рожать. А потом ночью ложилась, отворачивалась к стене и ревела в подушку, пока не засыпала. Может, если бы беременность была спокойная, все обошлось. А так на нервах… Она во сне и умерла, сердце не выдержало. Душа нерожденного ребенка сразу в лимб попала, а она зациклилась, что надо тебя дождаться. Так и застыла здесь в Междумирье в ожидании с метафорической куклой. Хотя в ее сознании это сын, копия ты. Она сейчас как в полусне, не до конца все понимает. А разбудить некому.
- Значит я во всем виноват?
- Ну как сказать…по большой части наверно да… У всех всегда есть выбор. Она могла думать о будущем и не спать с тобой или хотя бы предохраняться. Могла сделать аборт. Могла смириться, что ты ушел навсегда и спокойно родить ребенка для себя. Могла найти другого, ведь она очень красивая. Он бы ее любил и защищал. А она вместо этого сердце надрывала, тебя ждала. Так что это был и ее выбор.
- А тот солдат, которого я после нее встретил – с горячей точки?
- Вспоминай. Ваш отряд окружили…
«… наш отряд, состоящий практически из новобранцев, внезапно окружили. Не должны были, бои уже несколько недель в этой местности не велись. Поэтому и направили еще зеленых, необстрелянных. Это была ошибка. И был выбор, прорываться всем или оставить прикрытие. Все молчали, и я тоже… вызвался один парень. Остальные потихоньку обрадовались, что можно спокойно уйти. Оставшийся отбивался один. Никто больше не вызвался, никто ему не направил помощь. И все потом старались больше не вспоминать этот случай. Цена одного солдата ничего не значила на войне…»
- У него тоже был выбор?
- Да, был. Промолчать например.
- А потом?
- После службы ты пошел работать. Помнишь вашего самого старого и заслуженного работника?
- Да, теперь вспомнил, Аркадий Петрович. Наша палочка-выручалочка. Он оставался после работы, выходил в выходные, помогал всем подряд. Его очень уважали клиенты, на нем держались многие вопросы, с ним все сотрудники консультировались. Но других двигали по карьерной лестнице, а ему даже зарплату не поднимали. А он работал за копейки, за идею, потому что это правильно, его так воспитали. Расстраивался, что скоро на пенсию. Умер на работе, после затянувшегося аврала. Пришла вдова, такая же тихая, невзрачная, как и он. Руководство всем составом пришло на похороны, на стену повесили портрет в черной рамке. На столе директор поставил фото, где он в обнимку с Аркадием Петровичем: для привлечения клиентов и в качестве поддержания корпоративного духа, вроде как помним такого ценного сотрудника. Обещали вдове помогать. Само собой, забыли на следующий же день. И все на этом. Был человек, горел на работе – и нет человека. Я тогда был так потрясен цинизмом, что уволился. Болтался без цели…
- А ведь и у Аркадия Петровича был выбор. Быть порешительнее, потребовательнее. Не боятся уйти с фирмы, где им только пользовались, но не ценили, беречь свое здоровье, иметь в жизни что-то еще кроме работы…
- Да, и тут появился Ден. Мы тогда здорово вместе нажрались… Я теперь, кажется, все вспомнил. Он взял меня в свой бизнес. Не совсем законный, но прибыльный. Легкие деньги, как пришли, так и ушли. Веселая жизнь, кабаки, девочки, наркотики… Ден всегда хотел чего-то еще более крутого, залез куда не надо, его застрелили. Я хотел затаиться, но не получилось: наркотики мне поставлял только Ден, началась ломка. Это жуткое состояние, когда всего трясет до ледяного пота, до запредельного озноба. Я сел в машину и в мыслях только, где добыть хотя бы одну дозу и при этом не засветиться. Да и вообще бежать надо было, а я кроме как о дозе ни о чем другом думать не мог. Денег считай не было: никогда не экономил, не откладывал на черный день. Вел себя как зомби, ничего не соображал. В результате на полной скорости врезался в дерево.
- У вас у всех был выбор, и не один раз. У любого человека всегда намного больше выбора, чем ему кажется. Только все слишком поздно это понимают. Есть отправная точка и точка невозврата после каждого выбора.
Харон поднялся:
- Ну вроде я на все вопросы ответил, обо всем переговорили. Плату за перевоз тебе Хранительница дала, всех, кто пришелся на точки твоего глобального выбора, ты в Междумирье повидал. Ну что, поплыли?
- А что там, в Загробном мире? Что ты видишь, когда пристаешь к другому берегу?
- У всех по-разному: у кого какая душа, какая вера, какая смерть… Берег буддиста другой, чем берег православного или атеиста. Берег воина другой, чем берег философа. Грешники, праведники – все это относительно. А что дальше с душой происходит, я не знаю: мое дело только переправа.
- А ты души только по одной возишь? Например, если я прихвачу еще кого-нибудь?
- Совесть проснулась? Часть грехов решил искупить? Да, я иногда и по несколько душ сразу перевожу. Вот только как ты теперь в конце пути найдешь кого надо? Это в первый раз было легко сделать. А вот вернуться вновь – почти невозможно. Говорю же, есть точки невозврата. Да и твой даймон уже весь в полупрыжке присел. Только шаг от лодки сделаешь – накинется. Так и будет тебя целую вечность, как ту несчастную душу, терзать каждую ночь.
- Ничего, у меня пирожки для него есть.
Антон привычно сунул руку в суму. Увы, она оказалась пуста, все обереги были скормлены.
***
- Ну вот видишь, - оживился Харон, - нет больше оберегов. Я же сказал: нечего тут больше зря бродить, здешние обитатели небезопасны, ты просто еще не все повидал. Садись в лодку и поплыли. Вечность хотя и большая, но и у меня других дел кроме тебя полно. Сложно быть одновременно в нескольких местах.
- Постой. Ты говорил, что у каждого всегда есть намного больше выбора, чем сперва кажется. Значит и у меня сию секунду тоже есть. И никогда нельзя точно сказать, это точка невозврата или отправная точка нового выбора. Всегда можно сделать еще одну попытку.
Антон решительно повернулся к даймону и сделал первый шаг. Даймон злобно зарычал и оскалил клыки. Грязная шерсть дыбом, бока ввалились, из пасти капает слюна, еще немного – и он прыгнет, мертвой хваткой вцепится в глотку и будет терзать целую вечность... Все, дорога назад была перекрыта. Но Антон сделал еще один шаг. Рычание стало еще громче. Антон застыл на месте:
- Постой, не прыгай, я не боюсь тебя, ты же часть меня, мы одно целое, одной крови, нам незачем враждовать. На самом деле ты не хочешь причинить мне вред. И я не хочу причинять вред тебе. Я доверяю тебе и люблю. Ты просто так же одинок, как и я, разочарован, растерян, поэтому и озлоблен. Мы можем помочь друг другу стать сильнее. Только мы по-настоящему можем понять друг друга как никто больше ни в одном из миров. Мы можем…
Антон долго уговаривал даймона. Рычание становилось все тише. Через какое-то время даймон наконец махнул хвостом и неуверенно подошел. Антон обнял его, зарылся в шерсть. Потом еще раз присмотрелся: и как он мог принять его за шакала? Это была крупная лайка, упрямая, выносливая и независимая, просто очень грязная и истощенная.
- Ну вот видишь, мы замечательно поладим, - Антон еще раз с любовью потрепал псину по голове.
- Ничего, я буду о тебе заботиться и ты скоро станешь самым сильным, самым храбрым, самым быстрым. А сейчас нам предстоит долгий путь: надо отыскать одну девушку, которая сейчас как в полусне. Если мы ее не разбудим, она так и застынет, застрянет в Междумирье навечно. Это только кажется, что невозможно вернуться. Если правильно настроиться, тропа сама приведет тебя. И еще надо по дороге помочь одному очень хорошему парню. Мы ведь с тобой не трусы, правильно?
