Замочная скважина

финансовых средств и принадлежность всего имущества. Требование было неожиданным для красавицы, привыкшей к романтическим русским натурам, восторгавшихся разнообразными достоинствами институтской дивы, которая даже в мыслях не допускала возможность для себя каких-либо ограничений.
Делать было нечего – мечта оказалась так близко, так осязаем её флёр, так радужны виды вечернего Вестминстера, так заманчива дневная суета уверенных в себе жителей города. А насколько хороши маленькие палисадники у неожиданно притулившихся к серым зданиям коттеджей с собачьими площадками, как верны англичане своим древним многовековым традициям, как чтут королеву и преемственность монархии, поселив воронов в Тауэре в специальные будочки, дабы не рухнула, согласно предсказанию Карла II-го, сама метрополия! Так что после недолгих колебаний (минут пять)  вокалистка  сказала заветное «да». Правда, ненадолго пришлось вернуться в Москву  (бюрократические формальности надо соблюдать в любом случае), где ей пришлось выслушать новые порицания, бесконечные наставления и предупреждения от представителей разных инстанций (система продолжала работать, не желая смириться со своей обречённостью). Изведя не одну анкету и получив в итоге необходимые для ПМЖ документы, русская красавица дышала теперь иным воздухом, порой не веря в возможность существования в неведомом ей ранее измерении, органичной частицей которого, как она надеялась, предстояло стать теперь и ей. Неуловимые нотки новым ощущениям придавал огонь в старинных каминах, которые теперь нельзя было топить углём, но продолжавших функционировать и окутывавших временами город лёгким ароматом древесного дымка.  Тоскливо смотревшие в небо трубы дымоходов создавали необычную атмосферу симфонического оркестра, замершего в ожидании взмаха палочки какого-нибудь именитого дирижёра.
Только вот само замужество оказалось не таким радужным, каким представлялось вначале. Дэвид оказался большим любителем охоты и скачек, часто уезжал на выходные один, возвращался всегда неожиданно, ближе к полуночи, либо даже рано утром, словно желая уличить супругу в неверности, причём всегда без объяснений своих отлучек. От попыток поговорить с мужем начистоту Елена, увидев его удивленный взгляд, как бы говоривший: «А что такое ? У нас так принято» – молодая супруга вскоре отказалась.
А принято здесь было многое. Кроме вскоре начавших раздражать её постоянных упрёков в расточительстве (Дэвид следил даже за количеством выдавленной для чистки зубов пасты из тюбика), наша героиня вдруг стала ощущать дискомфорт от постоянной телевизионной трансляции лошадиных скачек, почему-то завораживавших мужа и его друзей, никак не могла привыкнуть  к левостороннему движению, вечно шарахаясь от  неожиданно делавших «неправильные» повороты автомашин и даблдекеров, начала трезво оценивать и ситуацию с достопамятным вороньём на государственном довольствии (поговаривали, что один куда-то взял, да и улетел). А что говорить о раздельных с горячей и холодной водой кранах в раковинах, где предписано смешивать горячую и холодную воду  для того, чтобы умыться, вымыть посуду, руки, причём всё – в одной воде - тоже для экономии.
Но хуже всего оказалось отношение родных Дэвида, так и не принявших молодую, как они считали, авантюристку, бежавшую из разваливавшейся страны в поисках удачи и лёгкой жизни. Отношение, похоже, передавалось постепенно  и самому Дэвиду. Чувства померкли довольно быстро, замаранные бытовыми проблемами и подорванные расчётливостью мужа, оказавшегося довольно посредственным учёным и попытавшегося использовать Елену если и не как автора аналитических трудов, то хотя бы  в качестве секретаря для подбора информации, которую он, признаться, довольно успешно компилировал.
Попытка успеха не имела: Елена, уже порядком разочарованная во всех прелестях английского чудачества, делать эту работу отказалась категорически, заявив о намерении писать самостоятельно и от своего имени, а если понадобится – в любом издательстве или газете. Правда, тогда  часть домашних забот неизбежно ложилась на Дэвида, что не устраивало последнего: отказ от скаковых дерби и охоты явно не входил в его планы.
Но вернёмся к Егору. Как вы помните, он оказался на улице, причём во время как всегда непростого для великой державы периода. Жить за счёт родителей он считал неподобающим своему возрасту и квалификации, идти торговать на рынок не хотелось (да и не смог бы), а последовать по стопам своих бывших коллег, пристроившихся на различных фирмах, громогласно заявлявших о многофункциональности («занимаемся всем, кроме атома») казалось бесперспективным. Поэтому случайная встреча в недрах института с Еленой, приезжавшей до-оформлять свои матримониальные отношения с английским супругом, и последовавший продолжительный разговор в кафетерии «что напротив», оказались весьма кстати. План у бывших сослуживцев созревал постепенно, и во многом оказался заложником незадавшегося  супружества новоиспечённой англичанки.
Сказать, что Егор был сильно влюблён в Елену нельзя, но ничто человеческое чуждо не было и ему, а умело строившая разговор (а заодно и глазки) спутница, знавшая, как ценили в институте коллегу за аналитические способности, быстро подвела его к нужной черте. Детали решили обсуждать по мере развития событий, обмен телефонами состоялся незамедлительно. Угрызений совести никто не испытывал: её благоверный был явно не ангел, о чём говорили частые отлучки «на охоту», которым предшествовали камуфлировавшиеся под «деловые» телефонные переговоры, и свою встречу с Егором супруга предусмотрительно утаила от благоверного. Нерешённым оставался главный вопрос: как вытащить Егора из вечной российской трясины. Обоим было понятно: страна, однажды свернувшая в сторону с цивилизационного пути развития, на него уже  никогда не встанет снова. Уезжать надо было однозначно.
С понятием  хабилитированной научной степени Егор ранее не сталкивался, ему хватило мороки с защитой  кандидатской диссертации – огромная кипа бумаг, которую требовалось приложить к самому тексту сопровождалась бесчисленным количеством встреч, поправок, неординарных мнений светил от науки, поздних звонков и так далее. К установленному дэд-лайну (извините за неологизм – это от английского deadline)  он явно не успевал: научный руководитель вдруг изменил своё ранее благоприятное мнение о работе на диаметрально противоположное, опровергая самого себя многочисленными словесными излияниями, остановить  которые не имелось никакой возможности. Сказывался многолетний опыт демагогических приёмов, в которых здорово понаторел «научный», в своё время возглавлявший партийную организацию в весьма солидном институте с международным статусом. Казалось, выхода не было: очередь на защиту (существовала и такая) наступала неотвратимо, пропустить – значит зависнуть на год-полтора, которых у Егора не было. Почему так изменилось мнение у его руководителя, Егору стало вскоре понятно: его разговор с шефом не прошёл бесследно, а в научных кругах, как известно, вся информация о внутренних склоках распространяется невероятно быстро.
Помог случай: встреча на дне открытых «дверей» в школе с бывшим одноклассником, когда-то списывавшим у него домашние задания, решила всё и весьма эффективно. Отец одноклассника, как оказалось, стал ректором одного из учебных заведений, где имелась кафедра нужного профиля с правом научной аттестации. Дальше всё пошло как по наезженной: мгновенно были получены положительные отзывы на работу (обошлось недорого – бутылка пятизвёздочного армянского коньяка), справка о внедрении с важной печатью и необходимая публикация в  журнале молодых учёных. Головокружительная карусель доброжелательных разговоров и мнений удивляла – неужели, и в этом мире всё построено по тому же принципу, вертелась в голове мерзкая мыслишка: вот, видимо, как делаются эти звания, а заодно – и вся наука.
А как же с принципами ? – спросите вы. Наверное, здесь нашему герою следует стать в гордую позу неприкаянного апостола и пойти навстречу неотвратимой судьбе, направившись в гибнущую обитель – на сей раз Третий Рим. Так бы наверное он и поступил, не будь уверен в значимости своей работы, на пути которой возникали искусственные препятствия. Чтобы не утомлять читателя долгими пересказами последовавших событий, скажем сразу: защита состоялась, хотя и  не так гладко, как хотелось бы новоиспечённому учёному. Руководитель на защиту не пришёл (явление достаточно редкое и показательное), а возникшая невесть откуда массивная дама бальзаковского возраста задала пару непростых вопросов, на которых Егор здорово споткнулся. Но всё обошлось: проголосовали как надо, чёрных шаров не было, а некоторое брожение быстро улеглось за заранее накрытым в конце зала столом с обилием закусок и выпивки.
Всё-таки недовольство самим собой  у  обладателя учёной степени сохранялось довольно долго: даже во время последовавшего короткого отдыха в Сухуми он мысленно неустанно пережёвывал все детали состоявшейся защиты, находя новые и всё более совершенные аргументы в свою и, соответственно диссертации, защиту. Успокоился, лишь услышав аудио-запись всего процесса – её вела стенографистка, не совсем обладавшая этим забытым ныне методом скорописи, которая и предоставила Егору возможность прослушать всю ленту. Оказывается, выглядела вся прошедшая процедура очень достойно, ему мешало неприятное послевкусие, как от кислого лимона или незрелой смородины, которую надо как следует переварить и забыть навсегда.
Но вернёмся к нашим, то есть Егора, намерениям. Итак, Елена – в Лондоне, Егор – в Москве. Контакт они теперь держат постоянно: Елена, имея доступ к местным научным кругам, почти элите, внимательно прислушивается к разговорам на редких вечеринках, а главное – ежедневно просматривает газетные объявления об открывающихся вакансиях: а вдруг. Дело осложняется высоким уровнем имеющегося запроса: ехать в качестве водителя такси или даже наставника какого-нибудь оболтуса из семьи «новых русских», в изобилии появившихся невесть откуда, Егор явно не собирался.
И появилось. В «подвальчике» одной малозначительной английской газеты, Елена прочитала, что в научном клубе, расположенном за пределами Лондона, где, как выяснялось, любила собираться и дискутировать о судьбах мира английская элита, возник интерес к России, а значит – и в специалисте по этой стране, желательно – владеющего языком, а ещё лучше,  являющегося его носителем. Звонок в Москву – и через два дня резюме Егора в руках у Елены, с ним она едет на окраину города. Казалось, лучшей кандидатуры на место и не придумать: наставника (так называлась должность того, кого бы мы назвали «заведующим клубом»), устраивало практически всё, но была одна загвоздка – соискатель должен обладать докторской степенью, а в сложившихся обстоятельствах это потребовало бы годы упорной работы с беготнёй по библиотекам (о перспективах компьютеризации тогда знали немного) и новой нудной процедурой сбора документов с