(Из Петербургских записок)
Олег не спеша шёл по вечернему городу. Настроение было отличное и по вечернему ровное, ряды высоких домов на Воскресенской набережной тянулись далеко вперёд и исчезали за поворотом Невы, мерно плескавшей волны об ровный гранит набережной. Несмотря на довольно позднее время, - часы показывали начало десятого на улице было светло – стоял разгар белых ночей, и висевшее над Невой солнце ещё и не думало садиться, – закатное время в эти дни наступало где-то около полуночи. Конечно, для многих приезжих и гостей это было не очень привычно, а для некоторых и вовсе незнакомо, но это был Петербург, и его знаменитые белые ночи. Олег шёл не спеша, - торопиться ему было некуда, он шёл по городу, по знакомым с детства местам, - это была его обычная вечерняя прогулка (мы совсем не станем скрывать от читателя, что наш герой принадлежал к той особой Петербургской породе романтиков и мечтателей, чьи вечерние фигуры часто можно встретить на многих улицах, переулках и проспектах).
Наш герой был коренным Петербуржцем (и даже Ленинградцем, поскольку его молодые годы выпадали ещё на те времена), имел полоне высшее образование (он был геофизиком – топографом), и его рабочее время до недавних пор обычно составляли довольно частые поездки на береговые линии финского залива, а также не менее редкие, а зачастую и более длительные экспедиции на Ладожские и Онежские озёра. Работа была не очень трудная, и к тому-же она ему нравилась. Но в последние годы после небольших размышлений и колебаний он написал просьбу-заявление начальству и после «по собственному желанию» был переведён на береговые офисные работы, и теперь если его и просили составить карту промера глубин каких-нибудь особых мест в финском заливе или в некоторых северных ладожских шхерах, то с этим он справлялся быстро и без сложностей. Но такие задания у него бывали не каждый день, и вот уже 3 года он наслаждался освободившейся массой свободного времени, которое подарил ему «переход на берег» и которое он мог тратить на старые «планы и задумки и планы», чему и был очень рад. Теперь он мог больше времени уделить любимым книгам и встречам с знакомыми, а также наконец заняться и любимой музыкой, и расчехлив гитару «немного пошевелить» богатые архивы нестареющей рок-классики. (Наш Олег был и заядлым меломаном, и неплохим музыкантом – свои первые концерты он начал ещё в школьные годы, позже им была собрана студенческая рок-группа, а после и личный проект с исполнением известных мелодий и своих композиций. Через несколько лет после института этот проект был «несколько затерян» в связи делами и отъездами, но всё равно они находили свободные день-два-неделю, и с удовольствием проигрывали нестареющие вещи из рок-классики в небольших концертных залах.
Ну и к прочему, у него наконец освободилось время и для традиционных городских прогулок, - ещё раз напомним, наш герой принадлежал к той особой породе городских романтиков, и его вечерний силуэт часто можно было встретить где-нибудь на улицах и переулках нашего города.
А в этот вечер пройдя по летней набережной он уже подходил к проспекту Чернышевского, и свернув туда дошёл до перекрёстка со Шпалерной, и там как обычно притормозил перед стоящим на углу зданием Воскресенской церкви – это аккуратное строение, так удачно вписавшееся в остальную застройку было уже отреставрировано и открыто для посетителей, но он хорошо помнил как ещё в советские времена здесь стояло что-то очень весьма непонятное, и только кто-нибудь из старожилов мог объяснить заинтересовавшимся туристам «что в этом здании то ли склада, то ли чего-то ещё когда-то, очень давно находилась одна из старейших Петербургских церквей». Но сейчас это осталось уже в далёком прошлом, и собор отреставрирован и много лет открыт.
Олег с лёгкой улыбкой посмотрел на светло желтоватый, и увенчанный приплюснутым позолоченным куполом собор, на большую икону у входа и перейдя через Шпалерную неспешно пошёл дальше. Проспект был по вечернему аккуратен и чист, прохожих было не много, и взглянув на зелёную пешеходную дорожку с скамейками, проложенную тут по центру вздохнул и подумал что и сам проспект когда-то назывался тоже Воскресенским, и что это удачное название. Он прошёл ещё немного – было по вечернему тепло, лёгкий ветер с Невы слегка шевелил листвой деревьев на дорожке, и подумав решил, что на ближайшем переходе перейдёт туда и пройдёт так до конца. Оттуда лучше видны и окружающие дома, и виды на улицы Чайковского и Фурштатскую, и само это прогулочное настроение в это время так удачно витало и парило как раз где-то посередине этих центральных деревьев, фонарей и скамеек.
Он прошёл ещё немного и дойдя до перехода перешёл на пешеходную зону, и вздохнув пошёл по обсаженной деревьями дорожке. Проходя мимо одной из интересных улиц чуть притормозил там, и взглядом городского знатока посмотрел на тянущиеся к Литейному застройки, но решив не задерживаться простоял около минуты, и неспешно пошагал дальше. Пройдя так минут пять с грустной задумчивостью взглянул на стоящее в 40 метрах большое желтоватое и примечательное здание, и по старой привычке улыбнулся – в этом доме, на 3 этаже около 20 лет жил один из его университетских преподавателей и они с несколькими друзьями студентами часто бывали здесь почётными гостями, и после учёбы не раз встречались тут за разнообразными беседами. А когда дом встал на капремонт, они всей студенческой компанией помогали им с переездом. И сейчас, хотя с той поры прошло больше 5 лет, всё время проходя тут он не мог с улыбкой не вспомнить заставленный чайными чашками большой стол, и их частые, доходившие порой до позднего вечера беседы и разговоры на самые разнообразные темы.
Подойдя немного поближе Олег ещё раз посмотрел на хорошо знакомые ему окна на 3 этаже и улыбнувшись подумал: - Да, Семён Семёнович, как вы сейчас, как ваши дела, чем занимаетесь? И на днях надо будет ему обязательно позвонить – может им нужна и какая-нибудь помощь, - ведь сами они навряд-ли кого-то попросят, даже если им будет очень надо… Эх, времена, года, года… А ведь казалось – как недавно это было, и эти посиделки за гостеприимным столом, и наши частые беседы и его советы…
Олег подошёл к дому, остановился напротив этих окон и ещё раз вздохнув посмотрел на шевелящиеся от лёгкого ветра кроны деревьев, на редких прохожих, на светящуюся чуть дальше вывеску кафе и слегка вздохнув подумал: - Эх, Семён Семёнович, Семён Семёнович, а ведь сколько лет, сколько лет… – И ещё около минуты посмотрел на горящие неярким светом окна, потом улыбнулся и нащупав в кармане сигареты вздохнул и неспешно пошёл дальше. Пройдя несколько минут он остановился, посмотрел на перекрёсток с улицей Чайковского, и взглянув на угловой дом Вейнера присел на стоявшую рядом скамейку.
- Да, года, года, время, время… Нет, а хорошо здесь сейчас, середина июня, белые ночи, и как отлично виден отсюда этот угловой дом… А раз спешить сегодня некуда, посижу здесь, а потом можно будет задержаться у Фурштатской – тоже очень хорошее место, можно даже прогуляться по ней до Литейного, но туда я сегодня пойду по Кирочной, - дойду до конца Воскресенской, сверну по Кирочной налево и остановлюсь там у одного из домов Сюзора, - вот воистину один из шедевров Петербурга. Его дома всегда как будто висят в воздухе в это вечернее время – такая воздушность мощной конструкции и огромные, глубокие и почему-то как будто почти невесомые дворы… Да, Петербург, Петербург, белые ночи, белые ночи… А потом сверну на улицу Восстания, дойду до Манежного, и по нему прогуляюсь до Преображенского собора. После этого выйду на Кирочную, и там задержусь около бывшего кинотеатра Спартак, а теперь действующей Лютеранской церкви. А ведь это тоже ещё одно Петербургское чудо, - уникальная постройка, так прекрасно сохранившаяся несмотря на то, что столько лет в ней находился один из модных Ленинградских кинотеатров… И тут к чести можно отметить и то, что кинозалы в этом здании были устроены на редкость верно и грамотно, это и роскошно украшенное картиной восстания Спартака фойе, это всегда вежливые билетёры и зальные работники, это даже то мороженное, которое в его мальчишестве и молодости всегда продавалось при выходе и которое они с огромным удовольствием покупали (а иногда и вовсе покупались билеты на какие-нибудь дешёвые киносеансы чтобы проникнуть в холл и накупить этого всегда вкусного мороженного). Там я обязательно задержусь, а после выйду на Литейный, и перекушу в небольшом бистро на углу с Кирочной. Оно должно быть ещё открыто, а то на ужин я сегодня ничего не оставил, просто не успел. Ну ничего, поужинаю, а потом домой, благо это недалеко, всего 2 остановки на троллейбусе. А как интересно отражается солнце в окнах углового дома, - подумал Олег и посмотрел на тянущиеся вдоль центральной аллеи кроны деревьев, на редких прохожих и взглянув на часы слегка присвистнул – он снова промечтал на этой скамейке больше получаса, так что если не хочет оставаться без ужина, то лучше поторапливаться. Это небольшое бистро на Литейном обычно закрывалось около 12, и туда ему лучше не опаздывать… Ну, мне пора. Так, значит сейчас я слегка задержусь у Фурштатской, потом загляну к дому Сюзора, а после по Восстания до Манежного, а оттуда прямо до Преображенки. Нет, хорошо тут в это время – вздохнул Олег, оглянулся на зелёные кроны и редких прохожих, и пошёл по уложенной плиткой дорожке.
Подойдя к перекрёстку Чайковского и Чернышевского остановился, взглянул на тянущиеся дальше ряды домов и улыбнувшись подумал что особенно сегодня задерживаться здесь не стоит, - следующей такой видовой перспективой на пути будет Фурштатская, а она ему всегда была интересней, и если он притормозит, так это там. Он перешёл через перекрёсток, и не спеша пошёл дальше. Расстояние между двумя этими улицами было не большим, но та летняя атмосфера, царившая тогда на центральной дорожке была совершенно особой, - эти ровные зелёные деревья, это светлое дыхание наступивших белых ночей, так что он даже не заметил как снова незаметно погрузился в небольшое облако прогулочных размышлений. И на этот раз эта лёгкость, царившая на дорожке, это ощущение воздушности, почти какой-то особенной невесомости в которой казалось просто парили все стоящие по краям здания – всё это ещё раз напомнило ему что это необычное ощущение он встречал по большому счёту только в двух городах – это в Питере, и как это не странно, и в Москве. Да, в Питере и в Москве, - это два города, или как он их называл – два города-фантома, не смотря на все различия в чём-то были очень похожи – ведь в Москве он также часто встречал эти как будто парящие в невесомости и большие старинные, и огромные сталинские здания, висевшие как будто просто в воздухе около широких проспектов, площадей и улиц (особенно часто это случалось в центре, и обычно где-то в районах Садовой). Это настроение какой-то воздушной спокойной лёгкости, когда казалось что идёшь по ставшей совершенно
Спасибо!