ФАУСТ ПО ИМЕНИ ГЕГЕЛЬ

  1.

      Как-то просматривая видеозаписи с лекциями по философии на «YouTube», я наткнулся на ролик Дмитрия Пучкова (Гоблина), где он предоставил площадку своего блога профессору М.В. Попову, который взялся растолковать знаменитую работу Гегеля «Наука логики». 

      Предваряя свое изложение, профессор сообщил, что эта книга настолько гениальна, что изучая ее на протяжении многих лет, он до сих пор еще не все понял.

    Надо сказать, меня это не удивило. Дело в том, что я и сам пытался постичь всю премудрость «Науки логики», но ее чтение оставило у меня впечатление тяжелого кошмарного сна, где все превратно, неверно, противоречиво, необъяснимо. Знакомые слова никак не складывались в смысл, а если смысл был смутно понятен, то он оставался противен разуму и немедленно отторгался рассудком. Признаюсь, я даже позавидовал Марксу, который, как считается, досконально разобрался во всех тонкостях учения Гегеля. Правда, и Марксу, очевидно, пришлось нелегко. Он даже заметил, что знает, почему немецкие философы пишут так непонятно. «Потому что они боятся, что их поймут» - пояснил он. Я же думаю, что опасения эти большей частью напрасны. Не зря же существует мнение, что у каждого философа свой Гегель.

    Между тем, как мы знаем, Гегель оказал огромное влияние на европейскую науку и культуру. Весь Х1Х век проходил в тени его учения. А в России он был так популярен среди дворянского сословия, что его считали чем-то вроде школьного учителя. Есть мнение, что русскую мысль Гегель привлекал идеей целостности мировоззрения. Мол, его философская система, кроме учения о мышлении, включала представление о природе, обществе, религии, искусстве. Однако, мода на «Мировой дух» в России длилась недолго, до тех пор, пока «Абсолютная идея» не была вытеснена теориями Фейербаха, Милля и Маркса. Тем не менее, нет сомнений, что и ХХ век испытывал на себе влияние Гегеля. Во всяком случае,  его диалектический метод стараниями Маркса стал основой диалектического материализма, представляющего собой новое учение о природе и  обществе. Кстати, Ленин в свое время хорошо изучивший произведения Гегеля утверждал, что «нельзя понять учение Маркса, не поняв, не проштудировав всей логики Гегеля». Так что, как видите, круг замкнулся, и нам остается либо недопонимать Маркса, либо искать ключи от истины на страницах произведений признанного авторитета немецкой философии.

    С другой стороны, я уже не раз самоуверенно утверждал и доказывал в своих статьях, что «креативная философия», восходящая к традициям «русского космизма», способна вывести западно-европейское любомудрие из «Платоновской Пещеры», где философы принимают за истину лишь ее тени.  Однако как это продемонстрировать в случае с Гегелем, если мое впечатление от его сочинений мало того, что смутны, так еще плохо вяжутся с мнениями известных философов, преклоняющихся перед гением Гегеля.

    Я, например, никак не могу примириться с идеей того, что все развитие в природе и обществе обеспечивается противоречием тезисов и их синтезом.  Гегеля, впрочем, несколько извиняет то обстоятельство, что других инструментов у него не было, да и диалектику Гегель не сам придумал. Он всего лишь воспользовался учением Гераклита о «единстве и борьбе противоположностей». Эта мысль древнего мудреца не оспаривалась философами в течение двух с половиной тысяч лет. Поэтому Гегель посчитал ее истиной и путем путанных, но хитроумных доказательств, заставил публику поверить в живительную силу отрицаний. Однако элементарный пример с «дважды два - четыре» показывает, что Аристотелевскую логику диалектика не упраздняет, и плодотворный синтез двух тезисов возможен главным образом при двух взаимодополняющих решениях. Мы, например, говорим: «Дерево высокое». Нам возражают: «Нет, оно зеленое». В синтезе получается: «Дерево высокое и зеленое». Тут, конечно, имеет место расширение знаний, но не за счет противоречия тезисов, а за счет их дополнения. Что же касается настоящих  противоречий, то непонятно, что является их причиной в случае, когда истина очевидна или доказана.

    Или вот, как быть с утверждением Гегеля, будто «Чистый свет и чистая тьма – это две пустоты, которые суть одно и то же»? Ничего себе – «одно и то же»! Свет – это распространение волны и частиц фотона, а тьма  -  полное отсутствие всякой материи.  Как по мне, так мнение об их тождестве – «чистый бред».

    Однако, судя по тому, с какой пугающей убежденностью в истинности учения Гегеля о нем рассказывает профессор Попов, «Феноменология духа» вместе с «Наукой логики» все еще прельщает умы современных ученых. Это обстоятельство вынуждает меня более серьезно разобраться с наследием великого Гегеля. Правда, чтобы сделать это, совершенно необходимо лишить его сочинения магии тайнописи и загадочности. То есть, нам придется воспользоваться одним из принципов «креативной философии» - принципом восхождения от «сложного к простому». И на этом пути профессор Попов оказался лучшим из возможных проводников.

2.

    Профессор Попов начал свои разъяснения с простого примера. Он указал на книгу «Наука логики» в своих руках и сказал: «Вот книга. Она есть? Есть. Значит она – бытие. Но вот, мы открываем книгу и узнаем о ее содержании. Это содержание отрицает первое утверждение».

    - Может, не отрицает, а дополняет? – усомнился Пучков.

    - Нет, - категорически отверг предположение оппонента профессор. – Вторая мысль отрицает первую.  Это соответствует диалектическому закону «отрицания отрицания»

      «Однако ловкая манипуляция, - отметил я. – Ведь Пучков совершенно прав. Вот, что значит здравомыслие, не замороченное противоречиями и отрицаниями Гегеля. Содержание, прежде всего, является дополнением книги. Без него книга – не книга. Правда, существует условие, когда образуется отрицание книги ее содержанием, как это случилось со мной при моей попытке понять изложенное в «Науке логики».

  Впрочем, что означает это «отрицание»? Для человека, не посвященного в выкрутасы философии, этот вопрос может показаться очень простым. Мол, если один из двух подслеповатых наблюдателей говорит: «Это книга», а другой ему возражает: «Нет. Это кирпич», то второй отрицает тезис первого. Он его зачеркивает, опровергает, уничтожает. Примерно то же происходит и в природе. Если на смену дня приходит ночь, то дня уже не существует, и значит, ночь его отрицает, отвергает, ничтожит. Казалось бы, все ясно и понятно. Но в философии все может оказаться не таким простым и очевидным.
    По моим сведениям, термин «отрицание» придумал Фихте, но более широко им пользовался Гегель. Он-то, похоже, и внес изрядную путаницу в представление об «отрицании».  Поэтому в словаре мы читаем:
  «ОТРИЦАНИЕ — это логико-философская категория, которая определяет несуществование или непризнание (какой-либо сущности, явления, связи, положения вещей, другого утверждения и так далее) и выражается средствами естественного или искусственного языка.
      Это, как будто похоже на то, о чем говорили мы. Но, когда день сменяется ночью, разве это выражается только средствами языка?
    Впрочем, есть и другие определения, Например, такое:
    «ОТРИЦАНИЕ: стадия в развитии объекта, сменяющая собой предыдущую и вбирающая в себя из неё всё положительное».
    Из этого следует, что когда я говорю: «Это книга», а вы отвечаете: «Нет. Это обыкновенный кирпич», то ваш тезис вбирает нечто положительное из моего утверждения. Интересно, что? Правда, в этом определении отрицание связано с развитием. Но какое же развитие определяет ваше возражение? И разве отрицание возможно только при развитии?
      По-моему, очевидно, что, развитие предполагает некоторое дополнение предыдущего. Когда вы, к примеру, говорите: «Да это книга. Ее написал Гегель». Тут, конечно, имеет место развитие знаний о книге.
    Так что, пользуясь понятием «отрицание», Гегель развязывает себе руки для манипуляций сознанием. Ведь с одной стороны «отрицание» может рассматриваться как вещь несерьезная и малозначимая. Когда вы думаете: «Отрицай себе, сколько угодно. Я-то знаю, что это кирпич». Притом каждое наше действие можно рассматривать как отрицание предыдущего, что, как будто, не мешает видеть в новом продолжение старого. А с другой стороны «отрицание» может быть категорическим. Вы, например, настаиваете на своем, говоря: «Это кирпич. А если для вас это книга, то вы осел». И когда на дворе ночь, то никакого дня там нет, и его свет не может освещать темень этой ночи.
      Так вот, чтобы не идти на поводу у хитроумного Гегеля, я предлагаю более строго определять сущности, участвующие в развитии материи и познания. Или это «Отрицание», которое есть неприятия, опровержение, уничтожение отрицаемого во всех возможных формах этого акта. Или это «дополнение», что является  добавлением к исходному нового элемента, который органично связан с дополняемым и является его продолжением. Впрочем, это не значит, что в дополнении не может быть момента отрицания. Ведь ваше возражение может звучать так: «Да это книга Гегеля. Но после моей попытки ее прочесть, она для меня все равно, что кирпич».

   

3.

      Кстати, этот удивительный эффект, когда дополнение способно отрицать то, что оно дополняет, наблюдается при всех случаях дополнения. Возьмем, например, известную диалектическую пару «дуб - желудь». Для образования желудя дерево разделилось в самом себе, и в результате желудь явился его органическим дополнением, необходимым для продолжения вида. При этом желудь питается соками дуба, и его все устраивает. Но в какой-то момент плод начинает стремиться к свободе от материнского дерева.

      Противоречие, подобное поведению зрелого желудя,  вносит путаницу в понятие о дополнении.  Ведь остается неясным, желудь гармоничен дубу или отрицает его. А, между прочим, от ответа на этот вопрос зависит определение источника и механизма развития природы. Однако любое дополнение изначально содержит некую степень отрицания уже в силу того, что подлинное дополнение возможно только между несоизмеримыми, хотя и органично связанными сущностями. Желудь и дуб едины, но настолько различны, что представляют собой два разных организма. А раз так, то вопрос о механизме развития решается в пользу диалектического отрицания. В результате такого подхода эффект дополнения выглядит как неполноценное, и значит, непродуктивное отрицание, от которого мало что зависит, а настоящим двигателем эволюции, особенно стараниями Гегеля, было признано противоречие зеркально противоположных сущностей, где взаимное отрицание выражено максимально ярко.