Сказ про Василису Прекрасную, про злодеев да добрых молодцев.

В некотором царстве, в некотором государстве жила, не тужила Василиса Прекрасная, дочка Кощея Бессмертного. Но вдруг  нежданной грозой разразилась беда над девицей – Кощей надумал дочку замуж выдать. Василиса кричит-убивается:
- Как вам, папаша, не совестно?! Родную дочь, кровиночку единственную да в чужую сторонушку! Да за старого, за безродного!
- Вот ведь горе-горькое! – Говорит Кощей Бессмертный. - И ведь кому отдаю кровиночку единственную, красу Василису ненаглядную! Злата-серебра у жениха всего ничего - пятьдесят сундуков, теремок – три этажа, в палатах зеркала венецианские, в рамах серебряных, смарагдами изукрашенных, кушает он с золотых тарелочек, утирается шелковыми платочками. Как же ты, Василиса, будешь с ним жить-мучаться?! Что кушать будете, бедные? А как детки народятся, да не хватит денежек их выучить? Так и пойдут по миру несчастные сиротинушки при живых отце-матери!
Царевна примолкла.
- Выйдешь ты за него и точка! Завтра же свадебку сыграем! – Сказал Кощей и выскочил за дверь.
- Ни за что!  Сбегу, а замуж не пойду! – Василиса ножкой в красном башмачке топает, косы черные назад перекидывает.
Прислонился Кощей к дверям Василисиной горницы. Платочком утирается и думает себе: Неровен час - сбежит девка!
И постучал по сундучку.
- Эй, вы, двое из ларца, одинаковых с лица!
Тут же  крышка резная откинулась,  оттуда выскочили двое молодцов.  
- Что… - начал один.
- угодно…- продолжил второй.
- хозяину? – закончил первый.
- Тут стоять, никого не пущать, девку стеречь, от всех беречь!

Э-э, нет, Кощей, не бывать по-твоему! Ишь чего захотел – свою волю надо мной поставить! Думает Василиса Прекрасная, примеряя жениховы подарки. Правду сказать, полюбились ей яхонтовые серьги. Эх, до чего же женихи ленивые пошли! Вот выкрал бы он меня, как у царевен полагается, глядишь, так я бы денька три покапризничала, посуду бы поколотила, а там и согласилась. А тут что выходит? Сговорился с моим отцом, навез подарков, вот тебе и все ухаживание. Обидно! А я ли не прекрасная?
Она подошла к зеркалу и спросила медовым голоском:
- Свет мой зеркальце скажи да всю правду доложи! Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?!
Только покои богатые  да сама царевна отражались в зеркале. Топнула ножкой царевна:
- Эй, ты там уснуло? Не слышишь что ли?!
Зарябило зеркало, будто бы поморщилось. Проступили глаза и рот. Рот привычно забубнил:
- Ты на свете всех милее, всех прекрасн... – и рот сладко зевнул, -  и не надоело тебе, Василиса, по пять раз на дню одно и то же спрашивать?
- Ах, ты, мерзкое стекло! – Возмутилась Василиса.
Царевна замахнулась. Зеркало зажмурилось в испуге. Но царевна вдруг передумала, отошла к окошку.
- Не пойду я за него замуж! Не хочу! – Крикнула и ножкой топнула.  – Сбегу! Сбегу с Иваном-царевичем!
И выглянула за окошко, выглядывая какого-нибудь Ивана-царевича. Однако никого не было, только темнота и хмурый дождик. Василиса огляделась, но в девичьей горнице не завалялось ни веревочной лестницы, ни даже простой веревки. Царевна уперла в руки в боки, и сказала вслух:
- Сначала я соберу кое-какие пожитки в дорогу дальнюю, а там уж как получится.
И Василиса принялась свои сарафаны да кокошники  в сундуки складывать. Три сундука сложила, притомилась, присела на крышку, платочком шелковым обмахнулась.
- Этого, - говорит, - на первое время достаточно, а как обживусь в новом царстве, так пошлю к папаше за остальными сарафанами.
Подперев щечку рукой, царевна призадумалась. Из сказки героя не выкинешь,  решила, и Иван-царевич должен объявиться и увезти ее в свое царство-государство, где будут они любить друг друга, и умрут в один день. Василиса зажгла свечку и поставила ее на окошко, подавая знак суженому.

Ночь перешла за полночь, ничего не случилось, а девицу сморил сон. Задремала она, положив голову на белу ручку, так бы и разбудили ее мамки и няньки, прибежавшие одевать невесту, да приметил ее Змей одноглавый, пролетавший мимо. Приметил и вежливо постучался в окошечко.
Василиса вскинулась.
- Ах! – Испугалась царевна и подсвечником бронзовым его хрястнула.
Одноглавый Змей исчез прочь с глаз. Василиса уже хотела кликнуть стражу царскую, велеть изловить, да набить из него чучело, но вдруг вспомнила, что прекрасных царевен выкрадывают не только Иваны-царевичи. Вот прабабку, тоже Василису, Змей похитил прямо из-за стола свадебного.
- Вернись, Одноглавый Змей, вернись чудище! – Закричала царевна.
В ответ ни звука, ни шороха долго не слышала, но вот так, чтобы девице не дотянуться, показался, чернее темноты, Одноглавый Змей.
- У тебя свечка  на окне горела, - говорит он. - И вдруг ты меня подсвечником. Передумала что ли?
- Не передумала, не передумала, - отвечает Василиса, - это я от неожиданности.
- От неожиданности? - Одноглавый змей призадумался. – Ну, коли так, тогда забирайся ко мне на спину, да смотри, больше ничем не бей, не то скину тебя вниз!
Повернулся он задом к окошку и протянул толстый хвост, чтобы Василиса забралась по нему на спину.
- Эй, погоди ты! А мои сундуки? Я без них никуда не полечу!
- Сундуки? – Одноглавый Змей посмотрел на царевну с новым сомнением. Но и на этот раз одержала верх краса девичья.
- Ну, пусть будут сундуки!  Закидывая их мне на спину.

Летели они над полями, над лесами, над спящими городами. Свистал ветер в ушах царевны, замерзла она словно на железной крыше в студеную ночь. Наконец, привез ее Одноглавый Змей в Синие Горы, где обитало племя  змеево.
Тут Одноглавый Змей переменил облик, и предстал перед царевной добрый молодец, красоты неписанной.  Как она его увидела, так он ей и приглянулся. Ну, она думает, хорошо, что меня одноглавый Змей похитил, он – царевич, как день это ясно. Заживу я с ним безбедно и весело.
- Ну, царевна, - говорит ей одноглавый Змей любезным голосом, - проходи, располагайся, знакомься с моими родителями, дядьями да братьями.
Собрались тут змеевы родственники, подивились Василисиной красоте, заахали.
- Вот так красавица! Как же тебя зовут, красная девица?
- Дочь я знаменитого волшебника Кощея Бессмертного. Зовут меня царевна Василиса Прекрасная. У моего отца сундуки от злата-серебра ломятся! – Отвечает им царевна.
Подивилось племя змеево таким словам, но говорят царевне:
- Ах, не врет молва, ты, точно, прекрасная! Будь же нам сестрицей названной, а Дормидонту нашему любезной супругой!
Проводили ее с почестями в горницу. Василиса ночь глаз не смыкала, в пути устала и завалилась спать на жесткую кровать.


А Кощей как утром узнал, что дочка его прекрасная сбежала, так грозно нахмурился, а за окном такой ураган поднялся, что все белье с веревок сорвало да дюжины две куриц со двора унесло. Стоят перед ним Два-молодца-из-ларца ни живые, ни мертвые. А Кощей визжит, кричит и ногами сучит.
- Где Василиса, отвечайте бездельники?! Она выходила или к ней кто-то захаживал?
- Никого не пропускали, - бормочут детины  в два голоса.  
- Никто не заходил, сама не выходила…  Тогда где она?! – Гремит Кощей, словно буря, что столетние деревья в дубраве выламывает.
- Так это… - лепечут они, - улетела…
- Как это – улетела? На чем?! Она на помеле отродясь не сиживала. Наколдовать летом дождик не в состоянии!
- На одноглавом Змее, - шепчут богатыри, трясясь как лист осиновый.
- Никак что-то в толк не возьму. На каком-таком  Змее?
- На черном, - шелестят они.
- Ага, - говорит Кощей, - на черном. Так получается,  вы его видели?
- Через замочную  скважину.
- Так, если вы его видели, почему же вы, разлюбезные молодцы, людей не кликнули, тревогу не забили?!
- Так это… приказано было никого не впускать да глаз с нее не спускать, а об окошке никакого приказу не было! – со страхом и обидой мычат молодцы.
- Ах, вы дурни доморощенные, да нечто вам надо все на пальцах растолковывать, а своя башка на плечах лишь для шапки годна?! Так проучу я вас по-своему!
Наука злодея нехитрая, плюнул он в одну сторону, дунул в другую, и оборотил слуг своих в плесень серую. Однако чуть погодя опамятовался, все же куда без работников в хозяйстве денешься, и возвратил им облик человеческий.
Тут старая нянька к нему сунулась –  принесла напиток чудодейственный нервы Кощеевы успокаивающий.
- Что ж ты, батюшка, хмуришься, как небо осеннее, тучами плотно укрытое?
- Какой теперь жениху ответ дать?!
           - Эка невидаль – жених! – Отвечает Семеновна. – Отдаешь против воли да ладно бы еще за принца али царевича. Так нет же! За безродного! Василиса наша такая раскрасавица, что ясно солнышко, завидев ее красоту, со стыда за тучку прячется, а как выглянет она ночью в окошко, так звездочки с неба срываются полюбоваться девичьей прелестью, а луна аж бледнеет от зависти. Только свистнешь – тут же очередь женихов выстроиться, да не из простых каких-нибудь, а из принцев заморских, царевичей, королевичей. Тут уж выбор так выбор! А  твой женишок против них – тьфу! Да они с ним и разговаривать не станут!
- Свистели уже – не видать очереди! – Сердится Кощей. – А у этого жениха разговор с принцами короткий. Принцам деньги, чай, нужны. То им охота приспичит постранствовать, то войну с соседями затеять, вот они к нему бегут, в пояс ему кланяются, величают по отчеству! Ох, Василиса, что же ты наделала? Не простит мне долг, кровосос проклятущий!
- Так ты свое родное дитятко на долги обмениваешь?!  Да что же  такое на свете делается?!
- Отдаю Василису замуж за безродного, но с состоянием. Будет жить, как сыр в масле кататься! Деньги он гребет лопатой, авось, не разорят его прихоти молодой жены. А ты, карга старая, коли будешь в государственные дела вмешиваться, на птичий двор сошлю!
Прикусила язык тут Семеновна, не хочется ей на птичий двор из палат царских. Но женский ум изворотливый, говорит она Кощею Бессмертному:
- Жениху ты скажи, что бабушка двоюродная заболела. Вот Василиса и поехала проведать старушку на Кудыкину гору.
- А пусть хоть и бабушка, лишь бы время выгадать! Авось, поверит в небылицу несусветную.

Разбудили Василису только к вечеру.
- Как тебе спалось, девица? Как отдыхалось, красавица? – Расспрашивает ее Дормидонт.
- Очень даже отвратительно, - отвечает царевна, потягиваясь. – Кровати у вас жесткие, перины лежалые, тело мое белое болит да ноет от такого отдыха. Вот у отца моего во дворце перины под потолок подымаются, а ляжешь на них, и будто на белом облачке. И горницы у вас тесные, шагу ступить некуда – повсюду на стены натыкаешься.
- Ну, царевна, привыкать тебе надо к непривычному. Вставай да одевайся – ждут нас за столом праздничным.

Привел Дормидонт Василису в залу обеденную. Показалась она ей темноватой, тесноватой, да бедно украшенной. Усадили Василису с Дормидонтом рядышком, и принялись жениха с невестой величать, песни петь да на гуслях играть. Все гости угощаются, одна Василиса сидит грустная, ни ест, ни пьет.
- Что же загрустила ты, красавица? – Спрашивает ее Дормидонт. – Или тебе кушанья не нравятся?
- А чего же в них хорошего? Мясо у вас пресное, хлеба не белые, вино ваше кислое.  Не привыкла я к такой еде  – оттого и печалюсь! Одежда на вас грубая, - продолжает Василиса, - телу моему белому не привычная. Меня батюшка наряжал в сарафаны шелковые, такие тонкие да легкие, что пропусти  через золотое колечко  - не зацепятся.
Примолкли гости за стол, к словам царевны прислушиваясь,