«Деды» предприняли меры по улучшению кошачьей внешности. Коллективными усилиями кота тщательно вымыли с мылом под струёй воды в умывальнике, невзирая на его истошный протест. Взамен утратившей всяческий вид тельняшки нарядили его в попону, сшитую умельцами из парашютной перкали на длину всего его туловища, с нанесёнными на неё несмываемой краской поперечными голубыми полосками. В целях устранения крайне неблагоприятного морального воздействия каптёр сделал серьёзное внушение столовским обитателям по поводу совращения ими кота с пути истинного.
Но процесс уже был необратим, и буквально через сутки Василий Филипыч приобрёл прежний непотребный вид, почему больше смахивал на сбежавшего из зоны особо опасного преступника, нежели на представителя достославных Войск Дяди Васи.
И развязка наступила как раз в День десантника.
Тот день у Василия Филипыча не задался с утра. Уже употребив валерьянки, на общем построении на плацу под команду начальника штаба: «Полк, равняйсь! Смирно! К торжественному маршу, побатальонно»,... – попытался он занять место в строю разведвзвода, затеял мерзкий скандал, смешал стройные ряды разведчиков и безжалостными пинками был изгнан оттуда.
Нашлись доброхоты, которые в честь праздника и днём попотчевали кота валерьянкой, вечером заявился он в столовую уже «на бровях» и, даже не дожидаясь отгрузки отходов, стал выяснять отношения с дворняжками.
Для гарнизонных собак ежевечерние сборища возле столовой являлись многолетней традицией, которую не могли нарушить и жестокие кошачьи выходки. А для пса восточно-сибирской лайки великолепного - чёрного с белыми подпалинами - окраса, прибывшего накануне в гарнизон вместе с членами семьи нового командира полка, многоголосые лай и визг явились прямым призывом к действию, как это природой заложено в собачью натуру, и он поспешил к месту происшествия.
Некоторое время пёсик наблюдал творившееся у него на глазах безобразие, удивлённо склоняя голову то на одну, то на другую сторону. После этого, оценив обстановку и не тратя времени на лай и рычание, подбежал, молниеносным движением клацнул зубами кота поперёк туловища в очередном его прыжке на конную повозку, резко тряхнул, выплюнул, понюхал и отошёл в сторонку.
Кот издал непередаваемо жуткий пронзительный крик, и тут же на него, распростёртого на земле, накинулась вся собачья свора. Судя по жалобному визгу, с которым выбежала из стаи одна дворняжка, и с перекушенным позвоночником Василий Филипыч напоследок успел повоевать за свою жизнь.
После отбоя «деды», запершись в каптёрке, азартно резались в карты, как вдруг раздался негромкий, но настойчивый стук в дверь. За дверью оказался «молодой» из кухонного наряда, который и принёс горестную весть: Василия Филипыча собаки порвали.
Не проронив ни слова, каптёр быстро накинул на плечи гимнастёрку и помчался в столовую. По указке кухонного наряда обнаружил он на заднем дворе растерзанного кота и направился в хлеборезку.
- Чиво нада? – высунув голову в приоткрытую дверь, только и успел надменно спросить хлеборез, как незамедлительно получил сокрушительный удар в челюсть.
Чего у южан никак не отнять, так это готовности стоять друг за дружку горой, в особенности, при значительном численном преимуществе - тут же из хлеборезки, галдя, повалила на каптёра целая толпа защитников.
Но подоспевшим «дедам» пришлось спасать всё же их самих от серьёзных неприятностей, поскольку каптёр вооружился литым и увесистым алюминиевым половником и, орудуя им на поражение, нещадно гонял таджиков по всей столовой.
Когда подоспевшие десантники с трудом отняли у него поварёшку, а он сам успокоился и перестал кидаться на таджиков, каптёр бережно завернул останки Василия Филипыча в подвернувшуюся под руку дерюжку и проследовал со свёртком в каптёрку. Там он прихватил сапёрную лопатку и спрятанную бутылку водки и, молча, удалился в сторону берёзовой рощи, расположенной недалеко от казармы. Вернулся он в казарму далеко за полночь и заперся в каптёрке.
Поутру лейтенант, до которого дошли кое-какие слухи, не стал настаивать на присутствии каптёра на физзарядке.
В столовой хлеборез темпераментно и очень даже опрометчиво пожаловался на вчерашнее происшествие ротному старшине, сопровождавшему разведроту на завтрак. И в подтверждение своих слов продемонстрировал опухшую левую половину лица.
Старшину «деды» уже ввели в курс дела, и он предложил потерпевшему пройти в его владения, где со словами: Непорядок. Надо поправить для симметрии, - от души врезал ему левого крюка в челюсть.
Перекрыв все выходы из столовой, как крысам совсем недавно, десантники отлавливали соплеменников хлебореза и по одному препроваживали в довольно тесное помещение хлеборезки. Там старшина с помощниками настойчивыми уговорами в непринуждённой форме, сопровождавшимися лёгкими дружескими похлопываниями, убеждали таджиков добавить содержимое своих карманов к высившейся на столе целой горе из неизменного насвая, «травы» и медицинских препаратов куда как серьёзнее валерьянки.
Прибывшие по срочному приглашению в столовую замполит, «особист» и комендант гарнизона не знали, чему больше удивляться – количеству изъятых наркотических веществ или таджиков, до отказа заполонивших хлеборезку и числившихся кухонными работниками столовой по штатному расписанию, утверждённому предыдущим командным составом полка.
Инцидент был полностью исчерпан. Но история на том всё же не завершилась.
Эпилог
Наверное, нигде на свете не бывает такой беспросветно-тоскливой поздней осени, как в Прибалтике. Особенно, на побережье.
В начале октября после тепла и буйства красок золотого бабьего лета резко похолодало, и надолго затянулась непогода. Высокая трава поникла и пожухла, пустынную и раскисшую от непрерывных дождей землю прикрыла бурая листва, деревья вздымали к мрачно-серому небу оголённые ветви словно в мольбе о солнце и тепле, а сильный порывистый ветер всё гнал и гнал с моря тяжёлые дождевые тучи.
По завершении «дембельских» посиделок за карточной игрой каптёр, ставший уже и сам «дембелем», открыл окно, чтобы проветрить на ночь прокуренное помещение. Собрался уже закрывать окно, как вдруг сквозь шум дождя и ветра донеслось жалобное мяуканье.
Не поленившись, достал он ночной прицел, включил его и в кромешной темноте разглядел кошачий силуэт внизу под окном. Мяуканье повторилось, и адресовано оно было явно ему лично.
Когда он спустился на первый этаж и приоткрыл входную дверь, в казарму проскользнула сильно отощавшая чёрно-белая кошка - былая возлюбленная ВасильФилипыча. Кошечка мельком взглянула на каптёра и, оставляя за собой цепочку мокрых и грязных следов, торопливо шмыгнула по лестнице на второй этаж, а потом и в каптёрку.
В каптёрке, следуя одной ей ведомой цели, она принялась обнюхивать все закутки. Забралась на пустую нижнюю полку приоткрытой армейской тумбочки, повертелась там и удовлетворённо замурлыкала.
Каптёр, предположил, было, что собралась она заночевать, но кошечка выбралась из тумбочки, пошла к выходу из каптёрки, оглянулась на каптёра и громко мяукнула, требовательно призывая последовать за ней.
Каптёр выпустил кошку из казармы и, поёживаясь от дождя и холода, остался на крыльце дожидаться дальнейшего развития событий. Через пару минут кошка возникла из темноты, держа зубами за шкирку маленького рыжего котёнка.
В сопровождении каптёра проделала она прежний путь до тумбочки, оставила котёнка на нижней полке, и мяуканьем призвала повторить мероприятие. В результате, в тумбочке оказался и второй котёнок - точно такого же окраса, как она сама.
А дальше произошло нечто необычное. Кошка тщательно облизала котят, выбралась из тумбочки наружу и опять позвала каптёра следовать за ней. На крыльце она остановилась, пристально посмотрела каптёру в глаза и растворилась в ночи.
Долго маячил каптёр на крыльце казармы, пока не промок насквозь и не задубел до костей, но кошка так и не появилась.
Двумя пальцами держа за загривок, каптёр осторожно достал рыжего котёнка из тумбочки и принялся его разглядывать. Котёнок (а был он мужеского пола) открыл уже зрячие глаза, растопырил все четыре лапы с выпущенными коготками и грозно зашипел, при этом в зрачках его мелькнули зелёные огоньки.
«Ну, здравствуй, Васька. Скоро уже домой поедем», - каптёр бережно вернул его в тумбочку и прикрыл котят куском байки.
Из второго котёнка, взятого на воспитание механиками-водителями, впоследствии выросла прелестная кошечка, проявлявшая свой весьма свирепый нрав по отношению к любым посторонним лицам в боксе бронетехники.
КОНЕЦ
