на кого нам следует быть похожими.
Ватажники молчали, сбитые с толку неожиданностью его довода. Но раз прозвучавшая претензия не давала покоя самому Дарнику, и через несколько дней он отправил Кривоноса поменять рулон купеческого шелка на двадцать рулонов короякского полотна. Из него он велел девушкам сшить длинные расстегивающиеся донизу рубахи-кафтаны. Когда рубахи были готовы, Дарник распорядился нанести на них вышивку трех видов: для себя, шестерых старших и дюжину младших напарников. С вышивками девушки управились за два дня. После чего вожак снова собрал бойников.
– Какие бы одежды вы себе ни выменяли, всегда найдутся те, кто одет богаче. Поэтому лучше носить то, что другие не носят. Если один человек наденет эту вышитую рубаху, над ним будет потешаться весь город. Если их наденем мы все, то это станет лучшей одеждой Корояка, потому что в ней будут одеты самые лучшие бойцы города.
– А как их носить на доспехи или под них? – спросил один из хлыновцев.
– Только на доспехи. Чтобы твой противник никогда не знал и не видел, какие именно на тебе доспехи и думал, что ты весь в железе.
Первый же выход в обновках за ворота дворища полностью оправдал расчет Дарника. Простая знаковая вышивка на рукавах и груди сразу превращала обычные рубахи в нарядную верхнюю одежду. Часть разодетых короякцев тут же бегом помчалась на торжище, узнать, откуда привезли партию такой непривычной и украшеной одежды.
За исключением подобных незначительных забот жизнь в Корояке дарникской ватаги протекала вполне ровно и благополучно.
С первыми лучами солнца все на их дворище приходило в движение. Две тройки подправляли тын свежими дубовыми бревнами, еще две превращали сараи в ладные жилые избы и строили конюшню для будущих коней, пятая и шестая тройки отправлялись в лес и на реку за съестной добычей. Сам Дарник в сопровождении Селезня регулярно посещал торговые и ремесленные ряды. Разглядывая там отдельные изящные вещицы, он поражался изощренному человеческому умению, и вместе с тем часто не мог взять в толк, для чего все это изощрение нужно. Объяснял его женской привередливостью: именно они требуют себе все новых и новых красивых безделушек. Вот он никогда не будет так стелиться ни перед одной женщиной, думал про себя Дарник и действительно не спешил покупать Черне и Зорьке украшения или благовония.
Особенно ему нравилось бывать на речной пристани, смотреть, как строятся купеческие ладьи, как подгоняются доски, как заливают специальным варом малейшие щели, как устанавливают мачту. Рано или поздно он непременно снарядит целую флотилию таких судов, давал себе слово Дарник, пригодных и к мирной торговле, и к военному налету.
Много нового узнал он и о воинских порядках Корояка. Прежние рассказы о многотысячных княжеских дружинах оказались полным вымыслом. Одну постоянную тысячу гридей имел только каган русов, остальные князья в силах были содержать от 300 до 600 воинов. Оплата везде была примерно одна и та же: по одной векше на рядового гридя в день, или 90 дирхемов в год, лишь каган в стольном Айдаре платил полторы векши. Десятские получали по 2-4 векши, сотские по 5-10. Рыбья Кровь легко подсчитал, что содержание одной сотни гридей обходится в 11-12 тысяч дирхемов в год. Про общее количество денег, поступающих в княжескую казну от податей и торговых пошлин ему доведаться не удалось, но понятно было, что дружина «проедает» их большую часть. Не удивительно, что самый мирный князь вынужден поэтому каждое лето отправляться за богатой добычей. В северных лесах поживиться было нечем, и острие военных походов неизменно поворачивало в южную сторону. Там лежала богатая Хазария, чьи каганы и тарханы давно наловчились использовать военную силу русов в своих интересах. Некогда хазарское войско совершало глубокие рейды на все четыре стороны, с тех пор Хазария и земли Русского каганата считала своей собственностью. Поэтому любой воинский отряд словен-русов легко получал у них грамоту на сбор податей в той или иной части их «обширной страны». Две трети собранных податей отсылались хазарам, одна треть доставалась самим сборщикам. Простое вроде бы дело, но хитрость заключалась в том, что почти всегда сборщикам податей приходилось встречаться с вооруженным отпором, который успешно ослаблял как дружины русов, так и дружины хазарских данников. Очевидная нелепость и несправедливость такого порядка никого не удивляла и не возмущала, напротив, вносила некую определенность и ясность в круговорот княжеской жизни.
Размышляя об этом, Дарник по-другому оценил слова матери о Смуге Везучем. Если раньше ее похвалы в сторону деда воспринимались как речи любящей отца дочери, то теперь они представились как рассказы о действительно большом человеке. Взять хотя бы ту же Засеку, за которой у бежечан возникало совсем иное чувство безопасности, чем у каменчан, не имеющих такой сплошной ограды. Или категорический запрет старосты на дорогие вещи в селище из нежелания привлекать внимание разбойников. А так нет ничего, кроме еды и простой одежды – нет и соблазна у посторонних людей.
Помимо хозяйственных работ на дворище каждое утро и каждый вечер все ватажники брали в руки оружие и до седьмого пота упражнялись с ним. И никто не смел отлынивать, потому что вожак сразу все замечал и тут же становился в пару против лодыря и мог изрядно его поколотить. В соответствии со способностями Дарник вскоре разделил бойников на щитников и лучников, с тем, чтобы они все время держались друг подле друга: щитник прикрывается щитом и копьем себя и стояшего сзади лучника, а тот из-за прикрытия спокойно посылает в цель стрелы и сулицы.
Для создания глухой непроницаемой стены круглые, овальные и каплевидные щиты подходили неважно, зато прямоугольные были в самый раз. Но объяснить это ватажникам оказалось так же трудно, как когда-то бежецким подросткам. Они полагали, что чем больше щит, тем он тяжелее и в настоящей рукопашной будет скорее мешать. Чтобы доказать обратное, Дарник сам изготовил нужный щит. Взял более тонкие дубовые дощечки, чем применялись для круглого щита, и наложил поперек них два десятка ребер жесткости из толстой каленой проволоки, а поверх ребер обтянул щит бычьей кожей, умбон сделал не круглым, а продолговатым, чтобы защитить от могучего удара двуручной секиры все предплечье, держащей щит руки. По длинному краю щита прикрепил двухвершковый стальной шип и сделал две небольшие выемки, куда для упора можно было вставить древко копья. По весу получилось, как круглый щит, зато защиты больше, а шип годился для дополнительного удара щитом, да и копье получалось держать еще и второй рукой.
После показа как можно действовать таким щитом хоть в строю, хоть в отдельном поединке, никого больше убеждать не пришлось, и через две недели у всех щитников появилось по два таких щита: основному и запасному. Дарник распорядился украсить их изображением золотой рыбы, дабы каждый мог видеть чей именно бойник перед ним.
Изменениям подверглось и другое оружие. Лепестковые копья вытеснили все остальные копья. Прежнее ухарство сражаться с непокрытой головой заменилось обязательным ношением стального, глубоко надвинутого шлема. На смену тяжелым секирам в качестве второго ударного оружия пришли легкие, пригодные к метанию топорики. Обычные охотничьи луки в полтора раза увеличили в размерах и теперь они мало чем уступали степным лукам в дальности стрельбы, правда, натягивать их приходилось с удвоенной силой. В полное вооружение лучников был включен также колчан с двумя сулицами.
Но Дарник сильно ошибался, полагая, что созданная им упорядоченная бойницкая жизнь может надолго удовлетворить молодых, полных нерастраченных сил парней. Все чаще стали заходить разговоры, что коль скоро их все равно приговорят к изгнанию, то не лучше ли уже сейчас пуститься в путь, пока еще лето и можно до холодов построить себе отдельное селище в лесной глуши.
Опытный Быстрян, и тот признал:
– Они будут только дуреть, если не направить их дурную силу в нужное русло.
2
Лучшим применением вольных бойников считалось охранное сопровождение купеческих караванов-обозов. Но тут все «хлебные места» давно были поделены, и чужаков никто не хотел подпускать. Да и слава за дарникцами и их вожаком ходила неважная. К сожженному городищу и захваченной ладье молва добавила немало других «подвигов». Говорили о неком разбойном братстве в глубине верховых лесов, чьим передовым отрядом являются прибывшие молодцы, о намерении сего братства захватить Корояк и желании обложить торговый путь по Танаису своей особой данью. Усиленная боевая подготовка дарникцев за тыном дворища только подтверждала такие слухи.
Рыбья Кровь лишь усмехался, когда Черна с Зорькой приносили ему с торжища подобные новости. Проще всего было чуть ослабить поводья и стать такими, как все: больше бывать на людях, заводить с соседями дружбу, не пропускать городских развлечений. Но все это было бы унизительным заискиванием, считал Дарник. Если даже в Бежети он всегда вел себя по-своему, то почему должен что-то менять в себе здесь, в далекой княжеской столице?
И вот когда он уже стал прикидывать, а не податься ли в самом деле всей ватагой в другие места, в ворота дворища постучал посыльный от воеводы Стержака. Дарника с ватагой призывали выступить в поход против взбунтовавшегося городища Ивицы. Дарник был в восторге: значит, с его ватагой начали считаться, значит, его почти приняли на княжескую службу, значит, вот он, случай проявить свое ратное умение. Ватажники обрадовались не меньше его. Сразу закипела работа по сборам в дорогу. Оружие, продукты, всевозможные дорожные вещи. На дворище решили оставить, кроме женщин, двух гребцов, еще не полностью оправившихся от ран, и Селезня. Остальные восемнадцать бойников, включая самого вожака, готовились к выступлению. С собой брали и малую телегу с рабочей лошадкой, которая служила у них для подвоза бревен.
За суетой сборов как-то не очень обратили внимание, куда и зачем идут. Это выяснилось через два дня, когда воеводское войско из двух сотен ратников выступило за частокол посада. Гриди составляли в нем не больше четверти, остальных набрали из купеческой челяди и вольных бойников. Шли каждый своей ватагой. Дарникцам указали место в хвосте колонны, там, где стояло густое облако пыли. За ними, правда, шли еще две ватаги, поэтому обвинять кого-то в намеренном пренебрежении не приходилось.
Дарник сразу увидел свою ошибку – все вожаки, даже десятские пешцев и те ехали непременно верхом. Ничего, что потом они тоже встанут в общий пеший строй, зато на марше могут с важным видом скакать то вперед, то назад, якобы чтобы получать от воеводы нужные указания. Хорошо еще, что никто открыто не посмеивался над его, Дарника, безлошадностью. В конце концов у него ноги длинные, он и на них может спокойно обгонять общий строй. Но прошло несколько часов, и Рыбья Кровь почувствовал досаду уже от того, что никто к нему ни с чем не обращается.
Прислушиваясь к разговорам чужих ратников, он постепенно уяснил себе суть происходящего. Городище Ивица являлось главным поставщиком в Корояк лучших
