этом, только не знал, как можно его укрепить камнемет на столь малой площадке, где едва хватало места для двух стрелков и возницы. Не особо мудрствуя, Меченый предложил установить камнемет на низкой опоре у заднего бортика.
– Но ведь нельзя будет стрелять вперед, а только назад, – недоумевал Дарник.
– Ну и что? Двуколка может развернуться в любую сторону, стоя на месте, – ответил тростенец. – Зато и отступать отстреливаясь будет удобней.
В самом деле, лихо подъехав к любому месту, можно было одними поводьями развернуть двуколку в противоположную сторону. Оставалось только надеяться, что глуповатый противник не свернет, а будет упрямо лезть прямо под выстрелы камнемета.
Опробование камнемета Дарник с Меченым и Селезнем проводили вдали от посторонних глаз. Стрельба мелкими камнями («яблоками»), увесистой каменной «репой» или тремя стрелами привели Меченого с Селезнем в полный восторг. Но главное преимущество камнемета выявилось при стрельбе «орехами» – двумя десятками железных шариков величиной с лесной орех. На дальнем расстоянии орехи и были орехами, потарабанили по мишени и все, зато при выстреле с трех саженей толстые доски мишени тут же превратились в решето. Дарник даже поежился, живо представив себе, как трех вооруженных бойников, стоящих вместо мишени, эти шарики пронизывают насквозь со всеми их щитами и бронями. Было что-то невероятное в том, что такое грозное оружие вот так просто попало в руки его ватаги, словно он бросил вызов самому богу войны, невзначай открыв одну из его сокровенных тайн. Первым побуждением было даже уничтожить и камнемет, и колесницу, выбросить подальше все «орехи» и вернуться к привычному оружию, но, взглянув на сияющее лицо Меченого, Дарник понял, что злой дух выпущен и назад его уже ни в какой погреб не загонишь. Оставалось надеяться, что новшество останется долго никем не замеченным, ведь не стали же перенимать его ухватки бежецкие братья, не пользуются всем оружейным изобилием, что продается на городском торжище и местные гриди, так почему кто-то захочет повторить его колесницу?
Быстрян, когда он поделился с ним своими опасениями, охотно объяснил, почему никто не стремится перенимать лучшее вооружение:
– Во всяком оружии сидит дух смерти, и если ты захочешь поменять оружие, то этот дух смерти может обидеться и наказать тебя. Вот у ромеев есть жидкий огонь, но никто не доискивается, как бы им овладеть. Сражаются тем, чем сражались и побеждали твои предки.
– А я доискиваюсь, и жидкий огонь тоже взял бы, – возражал Рыбья Кровь.
– Это потому что тебя еще жареный петух не клюнул, как следует. Первое серьезное ранение и ты станешь таким же суеверным как все, – строго произнес рус.
Дарник только усмехнулся про себя: что эти старики могут понимать, я не раб своей судьбы, а ее хозяин, как хочу, так и поверну свою жизнь и свое ратное счастье. По утрам он теперь просыпался с улыбкой на лице. Казалось, исполнялось его собственное недавнее пророчество о сильной и яркой жизни, которая всегда будет лучше любой другой. Две ласковые и веселые девушки подносили таз для умывания и чашку со свежим квасом. В сенях уже ждали Селезень и хлыновец Терех, готовые бегом выполнять любые поручения. Первым в вожацкий дом являлся начальник ночной стражи, сообщить о происшествиях за ночь на дворище и в посаде. Потом приходили остальные старшие. За едой кто-то обязательно рассказывал что-нибудь смешное про своих младших напарников, и день начинался с хорошего громкого смеха. Еще не выйдя во двор, Дарник уже знал, что непременно что-то совершит в этот день полезное и важное. Так оно и случалось. Три человеческих развития, о которых говорил Тимолай, дружно шли у него рука об руку. Чуть подумав о себе, он легко переходил на людей ближних – свою ватагу, мысленно увидев каждого бойника и решить, как их всех следует направить, затем возникали люди дальние – ополченцы и знакомые ремесленники, с которыми надлежало тоже что-то определить и сделать.
Поэтому, выйдя из дома, он тут же начинал четко и целенаправленно действовать. И не давая себе ни минуты покоя, тем самым получал право не давать покоя другим. Но если бы кто решил, что их вожак чересчур много трудится и устает, он бы очень сильно ошибся. Уставать можно, лишь работая по принуждению, а когда так, как он, в полную свою волю, то и не было особой усталости. Наоборот ощущение редкой полноты жизни переполняло Дарника, он чувствовал себя в нужном месте в нужное время занятым делом, которое полностью соответствовала его силам и желаниям.
Все это продолжалось до тех пор, пока однажды на Гусиное Поле не пожаловал известный торговец льном и воском Заграй и не предложил дарникцам наняться к нему в охранники торгового обоза. Совсем недавно Рыбья Кровь только об этом и мечтал, но сейчас не сильно этому обрадовался.
– Я должен ждать княжеского суда, – попытался он отвертеться.
– Князь вернется с первым снегом. Ты еще не один раз успеешь съездить в охранении. Или заробел?
– Стержак не согласится.
– С воеводой я сам говорить буду. Платой тоже не обижу. Вечером приходи, потолкуем.
Заграй пришпорил коня и потрусил прочь, Дарник задумчиво смотрел ему вслед. Подошел Быстрян.
– Что он хотел?
– Зовет в охранение своему обозу.
– Дело видно не простое, иначе бы он к тебе не пришел.
Вечером они с Быстряном отправились к Заграю выяснять условия поездки. Купец выставил хорошее угощение и позвал к столу десятского своих охранников одноухого Лопату. Тот смотрел бирюком и сразу не понравился Дарнику.
Купцу требовалось отправить двадцать две подводы с воском и льном на торжище в Гребень, столицу южного княжества. Обычный путь по Танаису, а потом вверх по Малому Танаису до Гребня был закрыт. По какой-то причине товары Заграя не могли пройти мимо пограничного хазарского Туруса, там их обязательно задержали бы сборщики пошлин, поэтому приходилось выбирать наземный путь.
В дополнение к своим десяти охранникам нужны были еще десять бойников Дарника. Распоряжаться обозом поручалось Лопате.
– Он будет командовать в Гребне, а в дороге только я, – без малейшего смущения выдвинул свое условие Рыбья Кровь.
– Ты же не знаешь ни пути, ни мест ночевок, ни степных людей и их обычаев, – заметил Заграй.
– Для этого нужен проводник, а не воевода.
Купец слегка призадумался.
– Не переживай, малый свое дело знает, – заверил Заграя Быстрян.
– Мои охранники слушаются только Лопату, – все еще сомневался купец.
– Хотел бы я посмотреть, как они не будут слушаться Дарника, – ухмыльнулся рус.
– Я обычно одного человека в самом начале повешу, остальные тут же начинают все понимать, – с серьезным видом сказал молодой вожак.
Быстрян от души расхохотался. Заграй озадаченно переглянулся со своим десятским. Дарник выдержал равнодушную паузу, хотя его так и подмывало сказать что-нибудь веское и убедительное.
– Хорошо, будь по-вашему, – согласился наконец купец.
С собой Дарник решил взять тройки Кривоноса, Меченого и Бортя, остальные три вместе с девушками под командой не оправившегося еще от раны Быстряна оставались заниматься прежними делами на дворище. Селезень слезно просился ехать тоже, и Дарник уступил, оставив Быстряну Тереха. По настоянию Меченого с собой брали еще и колесницу – нечего было ее оставлять без должного присмотра. Меченый установил над ней полотняный навес и укрыл мешковиной камнемет, и теперь она мало чем отличалась от других крытых повозок.
И вот настал день выезда. С третьими петухами, когда солнце еще не поднялось над кронами деревьев, купеческий обоз выехал из посадских ворот Корояка и по хорошо наезженной дороге двинулся в южную сторону, постепенно удаляясь от загибающегося на восток русла Танаиса.
Десять купеческих молодцов, все в стеганых доспехах и шлемах, при мечах, копьях и щитах, выглядели бывалыми воинами и свысока смотрели на дарникскую молодежь. Те, в самом деле, выглядели не так впечатляюще, все защитное железо было на них предусмотрительно спрятано под расшитыми рубахами, даже на железные шлемы и наручи были надеты чехлы из заячьих и беличьих шкур мехом наружу. Из оружия у каждого из дарникцев было по две сулицы, клевцы и рогатины. У щитников еще большие щиты, у лучников луки с полными колчанами бронебойных игольчатых стрел. Походные припасы и провиант были сложены на одну из купеческих подвод, грузить их на колесницу Меченый отказался, дабы она в любой момент была готова к бою.
Для пущей маскировки колесницу поместили в середине колонны, возле нее с двух сторон гуськом вышагивали тройки Кривоноса и Бортя. Лопата отрядил четверых пеших охранников в хвост обоза, а шестерых держал при себе у головной повозки. Верхом ехало лишь пятеро: сам Лопата с двумя охранниками и Дарник с Селезнем.
Не успела их колонна отойти от города на полверсты, как к ним присоединилось еще пять подвод мелких торговцев, которые специально поджидали такую оказию, чтобы ехать вместе. Лопата был недоволен дополнительными нахлебниками, а Дарник, напротив, только рад. Как и в их обозе, каждую из повозок, помимо возницы, сопровождал вооруженный охранник. Таким образом, под началом Рыбьей Крови образовался хорошо вооруженный отряд в двадцать семь человек.
4
Выступивший в путь торговый караван мало чем отличался от военной колонны на Ивицу, и Дарник легко мог представить себе, что это его первый самостоятельный военный поход. То, что рядом изображал из себя главного воеводу Лопата, скорее забавляло, чем раздражало его. После того, как он утер нос Стержаку при отходе из Ивицы, какой-то купеческий десятский не казался ему серьезным соперником. Любопытно лишь было, как именно он наведет в своем новом «войске» нужный порядок.
Кругом лежали хлебные поля и пастбища, на рысях проезжали короякские дозоры, время от времени попадались многолюдные селища и просто работавшие на полях смерды, и разбойного нападения пока, по-видимому, можно было не опасаться. Ходко катились подводы, бодро вышагивали бойники, особое веселье царило возле одной из примкнувшей к ним повозки, на которой везли на продажу семерых рабов: четверых мужиков и трех молодых женщин.
Из обрывков разговоров вскоре выяснилось, что это были отчаянные бездельники и проходимцы: всячески отлынивали от любой работы и воровали у хозяев мелкие вещи. Глупые и беззаботные, они относились к своей поездке как к приятному развлечению, нисколько не сомневаясь, что у иноплеменных владельцев будут вести себя точно так же, как в Корояке. Поначалу Дарник посчитал, что они больше притворяются, а на самом деле ненавидят и своего теперешнего хозяина, и его, Дарника, за то, что он не хочет освободить их, а напротив везет на тяжелую рабскую долю. Был готов даже, если последует малейшая просьба, тут же хоть силой да освободить их, или на худой конец пожертвовать частью выданного ему Заграем задатка для их выкупа. Решив так, он немного успокоился и стал думать, как укротить стражников Лопаты. Подъехав к Меченому, сидевшему в колеснице, поручил ему вырезать тринадцать одинаковых палок.
– Зачем тринадцать? – спросил тот.
– Три для меня, тебя и Бортя.
– Ага, – догадался и просиял Меченый.
Проехав первые двадцать
