Без причин и без логики

джаз, что-нибудь вроде «Lovely» Стиви Уандера, или можно Гарри Конника. Взять книжку и читать. Или поговорить с Богом. Поговорить с Ним о вас. Только обязательно кто-нибудь спустится следом. Не то учуяв запах кофе, не то после дурацкого сна. Мы сядем на пол вместе и будем болтать или просто сидеть рядом и наблюдать дождь. А может, и поговорим с Богом вместе, взявшись за руки и скрестив ноги. Так и уснем прямо там, если лень будет доползать до кровати. На самом деле в гостиной теплее всего. Наверное, из-за камина. И странный теплый запах огня. Он смешивается со сладким запахом Бейлиса и Эскады, и глаза сами закрываются.
Утром читать даже лучше. Биттлз заводят «Here comes the sun», и солнце действительно выглядывает. Ненадолго и ненавязчиво, но все-таки расчерчивает пол на полосы света и тени. На солнце греется кошка. Все просыпаются и сползают вниз по-разному. Общая процедура занимает часа четыре. В итоге музыку делают громче, и подняться приходится всем. У меня мерзнут ноги, потому что кто-то снова вытащил мои полосатые носки прямо из стиральной машинки. Я уже смирилась с этим фактом и просто засовываю ноги под подушку.
Жизнь – замечательная штука. Если есть, кому ее отдать. Если она принадлежит только тебе, в итоге один в ней и остаешься. Я когда-то отдала ее Богу. У Него надежные руки. И Он тогда сказал мне: дари ее каждый день. Дари свою жизнь тем, кого любишь.
Экзюпери сказал: «Я не люблю людей с омертвелым сердцем. Тот, кто не тратит себя, становится пустым местом. Жизнь не принесет ему зрелости. Время для него – струйка песка, истирающая его плоть в прах. Что я верну Господу после смерти?» Он говорил много хороших вещей. «Принимается подарок, а подарок всегда дар самого себя». И нечто вроде вот этого: «Не экономь на душе. Не наготовь припасов там, где должно трудиться сердце. Отдать – значит перебросить мост через бездну своего одиночества».
Но самое главное, он знал, как это, жить. Бог учил его постоянно. И Экзюпери, перенеся столько боли и утрат, все равно верил в любовь и говорил: «Старых друзей наскоро не создаешь. Нет сокровища дороже, чем столько общих воспоминаний, столько тяжких часов, пережитых вместе, столько ссор, примирений, душевных порывов. Такая дружба – плод долгих лет. Сажая дуб, смешно мечтать, что скоро найдешь приют в его тени. Так устроена жизнь». Он знал, как это – жить.
И он знал одну странную, но снова и снова подтверждающуюся истину: «Люди соединяются не тогда, когда тесно соприкасаются друг с другом, а когда сливаются в одной вере». И я знаю, о чем буду просить Бога сегодня вечером.
Снова слушаю Jethro Tull, и самая осенняя песня кончается простыми словами, на которых я заканчиваю писать и иду ужинать.
And it’s only the giving that makes you what you are.

P.S. Если однажды настанет теплое весеннее утро без меня…
Тогда, где-то очень далеко отсюда будет грустить одинокое сердце. Оно постучит еще немного и, наверное, остановится… Просто потому что нет никого, кто бы заставил его биться так, как все вы, те, кого небом мне дано любить.
В черном куполе Земли светятся звезды. Это не случайно. В моей тихой и по сути размеренной жизни сияешь ты. Это не случайно. Перед твоими глазами строки сливаются в чувства. Не просто так. И я смело говорю: «Спасибо».









Маленькие радости огромной любви
Часть I

                                                        Исповедь

Бог врывается в жизнь человека, как ураганный ветер. Он проникает в душу с первой каплей летнего дождя. И в разгар жаркого, сухого дня, поднимая голову к голубым небесам, думаешь: «Откуда, черт побери, взялась эта вода». А потом на тебя обрушивается холодные струи косого дождя. Ливень стучит по крышам домов бешенной барабанной дробью. Смывает с тебя пыль и грязь, освобождая душу из векового плена ошибок, боли и обид. Ветер ломает ветви деревьев, сносит с ног прохожих, переворачивает коробки и скамейки. Он приходит ветром перемен.
Ручьи бурлящей воды еще сбегают по тротуару знакомой улицы, но все вокруг стало другим. Ты сам стал другим. Из-за глубоких металлических туч выступает ясное белое солнце. Вот так. Теперь и навсегда – это твой свет.

Компот из сухофруктов насыщенней, чем вся моя девятнадцатилетняя жизнь... Но первый раз на этой непростой дороге загорелись путеводные огни. Всегда понимая, что есть добро, мир, личность, влечение, страх, спрос и предложение,  впервые узнала, что же на самом деле такое любовь. Думала, узнала целиком, хотя столько всего еще ждет впереди.
Понимать, чувствовать и знать наверняка, как оказалось, такие разные вещи. Не имея в сердце любви, не стоит и шагу ступать по земле. Луна на небе впервые оказалась на нужном месте. Душа оторвалась от грязного асфальта и полетела куда-то ввысь.
Он изменил меня и целый мир. Дальше все завертелось в бешеном круговороте. Наверное, что-то вроде круговорота воды в природе, только – веры в человеке. Как маленький котенок смотрит на мир огромными зелеными глазами, так и только что поверивший оглядывается вокруг. Все – новое. Все – другое. Все – прекрасное. Все – еще только нужно узнать… И Он сам бережно ведет тебя за собой. Сердце хочет верить и любить. Ты готов поделиться частичкой счастья даже с визгливым соседским псом, да что уж говорить, даже с не менее порой визгливым соседом. Открытому сердцу легко любить весь мир. Школьные друзья увлеченно следуют за тобой, замечая истинный, яркий свет белого солнца в твоих глазах. И они, убежденные атеисты или кришнаиты-мазахисты идут за тобой, еще вчера курившим на стоянке за драмкружком.
Все это – только самая малость. На минной территории ищущего сердца поднят белый флаг. По венам бежит не кровь, а гармония открывшейся любви. Так было… жаль не всегда, жаль не сейчас.

Сейчас сижу в темной комнате перед белым небом и мне страшно. Больно и страшно оглянуться на прошлые пару лет. Пожалуй, я сижу даже не в комнате, а в яме. В душе – дырка, на лице – прыщи. И кто его знает, сколько я уже на самом низу и сколько пытаюсь выбраться. Вчера ночью показалось, что больше не могу пытаться выбраться отсюда, что я склизкий дождевой червь и здесь мой помойный дом. Хорошо бы я была панком, тогда мне бы понравилось. Или британской королевой, тогда долг правителя и любовь к своему вольному народу меня вытащили. Но Бон Джови спел: «Welcome to wherever you are». Не зря же он старался.
Думаю, я уже достаточно сделала, чтобы встать на ноги. Теперь я – не просто дождевой червь в помойном доме, а  дождевой червь, завязанный узлом и запутавшийся в паутине собственных порой фальшивых чувств. Так люблю делать все сама. Люблю принимать решения и управлять собственной жизнью, как повозкой, запряженной лошадьми. Многим кажется, у меня всегда все хорошо: благополучная семья, удивительные друзья, клевый парень, довольно привлекательная внешность и повышенная стипендия. Только что уж там все мои шутки и улыбки, повозка так давно съехала в кювет, лошади убежали и, может, даже сдохли, не найдя водопоя. «Такая наша жизнь»,  – пел кто-то еще. И я умываю руки, а чтобы  чем-то их пока занять и отвлечься от исправления собственной судьбы, прижимаю их к черной клавиатуре ноутбука. Не знаю, поможет ли, но это – последнее средство. Вот так. Бон Джови пел не зря.



































Цель
И все-таки не знаю, для чего пишу (ну кроме соображения насчет рук).
У моей 75-летней бабушки есть старая знакомая, ее ровесница и алкоголичка со стажем. Бабушка – редкий человек, сочувствующий всякому горю, который к тому же не оставит нуждающегося и не откажет. Эта самая знакомая частенько захаживает попросить «взаймы» долг, который никогда не вернет. Они обе это знают наверняка. Последний раз Роза зашла «в гости» уже изрядно выпивши. Запашок стоял такой, что легкие свернулись бы в трубочку, если бы, конечно, могли… Обычная процедура: несколько упреков, обращенных скорее к совести, чем к здравому смыслу, потухший взгляд сломленной, опустившейся когда-то женщины и деньги «в долг».
Вот что странно, перед тем как уйти, уже спустившись с деревянного крыльца, эта беззубая старушка с отекшими от выпивки глазами повернулась ко мне и начала просить прощения. Она говорила долго, бессвязно и отрывисто. А я сидела в кресле с серым котенком на руках, размышляя: насколько невежливо заткнуть нос? Невежливо, конечно, но трудно слушать, когда стоит такая почти что осязаемая вонь.
- Прости меня, дочка. Ради Христа прости. Прости ты меня, дочка. Я же не специально. Я это, это самое. На кухне я убиралась и нашла случайну, ну случайно, пузырь. И надо было в каштановую настойку для ног вылить бы, а я в это (тут она пошатываясь смущенно указала на приоткрытый рот). Ты прости меня, дочка. Прости.
Много еще чего наподобие. В общем, я думала, что умру от недостатка кислорода, прежде чем заскрипел засов ворот.
Бог чем-то похож на мою бабушку… Он, разумеется, не ходит по раю в старом шерстяном платке (хотя, кто знает). Но зато Он всегда прощает нас и никогда, что бы  не случилось, какие бы грязные, пьяные и сломленные мы ни были, не откажет в помощи. Думаю, если Бог ощущает физическую боль, у него ужасно ноют руки, ведь Он все время протягивает их к нам, предлагая успокоение и любовь. Или просто накаченные бицепсы (за столько тысяч лет). Так вот, думаю, Бог прощает нас задолго до того, как мы обращаемся к Нему.
Зато люди похожи на алкоголичку Розу. Просить прощения – это наша физическая потребность, неважно, порой, знает ли нас слушающий, главное – сказать. Хорошо, что Бог – не как моя бабушка, Он то всегда все слышит.
Наверное, поэтому я и пишу. Мне нужно попросить прощения не только у Него. И вот, что еще странно: мне страшнее от того, что вот-вот могло произойти, нежели от того, что уже сделано.
Я почти потеряла человека, которого люблю (может быть, еще потеряю). Чуть не начала ненавидеть собственных родителей за их любовь, практически отгородилась толстенной стеной от лучшего друга и наплевала на все вокруг. Да, хорошо жить на свете, плохо внутри себя одного.










Одинокая кроссовка
Дон Миллер писал, что одиночество – частичка ада на земле. Может быть, он прав. Но ведь мы никогда не одни. С нами Он. Помню, теплым Каролинским днем моя подружка Ребекка подбросила меня на каток. По пути она свернула на обочину и неожиданно начала рассуждать вслух, как было бы хорошо встречаться с парнем, который всегда выслушает и никогда не обманет. «В общем-то, неплохо»,  – согласилась я.
- Нет, ну ты представляешь себе? Парень, который никогда не накричит, не обидится и способен ходить с тобой по магазинам. И не гей, к тому же. В любую секунду, даже посреди ночи, проснется и выслушает весь твой бред про запары в колледже и все такое. Представляешь себе такого парня? Который бы все и всегда понимал?
- Нет.
- А он есть. Это – Иисус. И Он всегда с тобой.
Ребекка хороший друг. И пусть в этих рассуждениях есть легкий американский налет прагматичности, она была права. Иногда люди сознательно отгораживаются от Бога. Некоторые прячутся за собственными комплексами и неземными проблемами, другие – за работой, за любимыми, хоть за домашними животными или в новом автомобиле. Жаль, когда я садилась в самолет, домой, знала только первую часть.
Америка – Россия. Перелет почти четырнадцать часов. Один мой друг