Дневники потерянной души

его виске виднелся багровый кровоподтек, и все тело выглядело сильно избитым. Двигаясь, как во сне, я заставил себя дотронуться до его руки. Она была горячей. Тут, к моей радости, он открыл глаза.

— Хозяин… — прошептал я в раскаянии. — Простите… Простите меня. Я не должен был убегать… Я должен был помочь вам…

— Руки… — слабо пробормотал он. — Развяжи.

Он с трудом перевернулся лицом вниз, и тут только я заметил, что запястья его были крепко-накрепко связаны толстой грубой веревкой, врезавшейся в кожу, а через всю спину тянулись длинные красные борозды от ударов кнутом.

Громко выдохнув от отчаяния и горечи, я немедленно принялся высвобождать его, однако удалось мне это не сразу. Тугой узел не хотел поддаваться, пока Маура не кивнул мне на лежащую на полу тонкую щепку:

— Поддень этим.

Веревка, наконец, спала, и он с облегчением потер освободившиеся кисти.

— Нам нужно уйти отсюда, — тревожно проговорил я. — Нас могут в любой момент обнаружить…

— Да, — сказал он, не поднимаясь.

Я наклонился к нему.

— Погоди немного… — ответил он на мой вопросительный взгляд. — Голова кружится…

Снова подул ветер, и я, подобрав в углу какую-то рваную накидку, прикрыл его, затем уселся рядом на каменный пол. Несколько минут прошло в тишине.

В каморке было так же холодно, как и внизу. Я подтянул колени к груди и опустил на них подбородок. Холодно и тихо, как в могиле. Десятки мертвых тел, раскиданных повсюду; люди, которые никогда уже не увидят, как светит солнце. Неужели и мы никогда больше этого не увидим?..

Меня передернуло, и я еще раз попытался обратиться к хозяину, потрогав его за плечо. Кажется, он уже успел задремать.

На этот раз он резко повернул ко мне блестящее от пота лицо, сонно моргнув, и вдруг с силой схватил меня за руку, снова сдавливая до боли.

— Кто это?

— Это… это я, хозяин, это Бан, — ответил я, чувствуя, как в горле совсем пересохло. — Это я…

— Бан… Бан, — он отрешенно повторил мое имя, словно слышал его впервые; но глаза его наконец узнали меня.

Он медленно поднялся и огляделся.

— Мне надо найти другую одежду.

Мы с трудом сползли на место битвы. Маура сам приметил на одном из убитых наименее грязные штаны, я стянул с другого рубаху, тунику и сапоги, и наряд был готов.

— Украли! — вдруг в отчаянии выкрикнул он, пошатываясь и озираясь по сторонам. — Где мое кольцо?! Украли, твари!

— Нет, нет, хозяин! — поспешил успокоить я его. — Не украли. Оно у меня.

— Ты украл! — яростно двинулся он на меня. — Трус, подлый воришка!

— Вы же сами мне его отдали, разве вы не помните? — спросил я, еле сдерживая слезы.

Он провел ладонью по глазам, словно очнувшись от кошмара и стирая невидимую пелену.

— Что я несу?.. — устало, но уже спокойно пробормотал он. — Прости, Бан. Дай его сюда.

Я быстро обтер кольцо от грязи и попытался снять с пальца. Оно не снималось. Застряло.

После нескольких минут кряхтения и пыхтения, я, обливаясь по?том, проклинал тот момент, когда мне взбрело в голову его надеть — ведь оно явно было мне мало, и предназначалось лишь для тонких пальцев чужаков.

— Дай руку, — не выдержал Маура.

Он начал круговыми движениями постепенно стягивать с меня кольцо, стараясь не причинять мне боли.

— Зачем ты вообще его нацепил? — спросил он раздраженно, когда я в очередной раз пискнул, как умирающая мышь.

— Я… я… — Мои щеки покраснели от стыда.

Как было объяснить хозяину, что я напялил кольцо просто из любопытства, чтобы попробовать что-то взорвать, или увидеть чьи-то мысли, или еще что-нибудь эдакое? Что даже идея использовать его для помощи хозяину возникла у меня далеко не сразу?

Что он скажет в ответ на это? «Ты не только подлый предатель, но и бесполезный идиот вдобавок!»…

Вместо этого он сказал:

— Ладно, неважно. — И, крутанув посильнее, сорвал кольцо и прекратил мои мучения.

Я потирал распухший палец, а он тем временем надел кольцо обратно на свой.

На выходе мы прихватили четыре небольших кожаных меха с затхлой водой — все, что смогли обнаружить, обыскав трупы. Мне жутко было думать о том, что я делаю, но выбора не было. Провизия была только в одном из их мешков, и представляла собой остатки засохшего ржаного хлеба и сверток с несколькими полосками темного вяленого мяса. Но этого не могло хватить более, чем на двое суток, а идти, по словам моего хозяина, оставалось еще значительно дольше.

Так или иначе, времени на поиски дополнительных запасов не было, и мы поспешили вниз по неровным каменным ступеням, так как в любой момент в крепости могли появиться и другие ее обитатели — это явно был пункт сбора солдат.


Выскользнув за ворота, мы прижались поближе к внешней стене крепости, чтобы слиться с ней. Едва мы успели немного отойти, как на главной тропе показались огоньки факелов, и хозяин вовремя дернул меня за собой.

Мы успели скрыться за выступающей боковой башней до того, как в черный дверной проем вошла большая группа. Мы изо всех сил побежали дальше на восток, спотыкаясь на ухабистой земле, цепляясь за торчащие тут и там сухие корни, и низко пригибаясь, чтобы остаться незамеченными.

Несколько раз я порывался остановиться и передохнуть, но Маура гнал меня дальше, пока сам не рухнул на колени, прижимая ладонь ко рту и закашлявшись так, будто его вот-вот стошнит. Я тревожно присел рядом, придерживая его за плечи.

— Сейчас, — пробормотал он, все же сдержавшись, затем поморщился, дотрагиваясь до темнеющего кровоподтека на виске. — Сейчас иду.

— Вам надо отдохнуть…

— Мы должны уйти как можно дальше, — он взял у меня протянутую фляжку с водой. — Нельзя останавливаться.

Кое-как он поднялся на ноги, шатаясь, и мы двинулись вперед уже шагом, настолько быстрым, насколько могли. Но вот хозяину показалось, что сзади слышны голоса, и он вновь приказал прибавить скорости.

На пути возник небольшой овраг, и, не разглядев его в наступивших сумерках, я кубарем полетел вниз, громко вскрикнув. Маура наверху чертыхнулся.

— Ты в порядке? — тяжело дыша, спросил он.

— Да… кажется, да, господин, — ответил я, тоже с трудом переводя дыхание и ощупывая себя.

По счастью, овраг оказался совсем неглубоким, и на дне его не было ничего острого. Скользя по насыпи, Маура спустился ко мне и сел рядом.

— Все. На сегодня все, — сказал он, закрыв глаза и прислонившись к песчаному откосу, и я вздохнул с облегчением.

Он так и заснул сидя, не говоря больше ни слова, и я не посмел его тревожить, лишь достав из своего мешка оставшееся одеяло и осторожно накрыв его.

Сам я не мог позволить себе заснуть, хотя все тело ныло и глаза слипались. Кто-то должен был оставаться на страже. Хотя шансов справиться с нападением точно не было, удрученно подумал я. Хозяин, полуживой от тюремных пыток, и я, так и не научившийся драться, а тем более, против целой вооруженной роты. Сторожить бессмысленно, говорил мне внутренний голос; и все же мне удавалось бороться со сном почти до рассвета, пока веки сами собой не смежились против моей воли.

* * *

Ранним утром, пока хозяин еще не проснулся, я сидел рядом, то оглядывая плоские холмы слева, то вновь возвращаясь взглядом к его усталому лицу. Он спал тихо, не двигаясь и не разговаривая во сне, что было скорее исключением, чем правилом. Наклонившись ближе, я поправил сползшее дырявое одеяло.

Надетая на нем чужая коричневая туника из грубой кожи была порвана ниже ворота, открывая светлую безволосую грудь, слабо вздымавшуюся в такт дыханию.

Тогда, в Карнин-гуле, когда он принял решение, мое сердце защемило от тоски. Я так надеялся, что после своего неожиданного ранения и тех адских дней, проведенных на грани жизни и смерти, он не захочет ввязываться в это дело. Пусть он передаст это другим, думалось мне, а мы вернемся в Сузатт. Потому что мне, как и Калимаку, с лихвой хватило приключений, уже выпавших на нашу долю; и самое последнее, чего я хотел — это тащиться еще неведомо куда, особенно увидев, с какой странной безнадежностью смотрел на него Эль-Ронт.

Но я уже не мог оставить его, хотя в душе моей бунтовал страх, умолявший все бросить и сбежать домой. Страх, который плевать хотел на любовь и преданность. Мне очень часто бывало стыдно за свою трусость перед лицом смерти и страданий. Я спрашивал себя, испытывал ли когда-нибудь Маура хоть что-то подобное. И не знал ответа, так как он о своих чувствах обычно не говорил; даже, когда мы были одни. Особенно, когда мы были одни.

С некоторых пор я обнаружил, что стал задумываться. Раньше, до похода, я просто говорил и делал то, что чувствовал, и никогда не пытался осмыслить ни свои поступки, ни ощущения при них. А теперь будто открылся доступ в мои мысли, о наличии которых я и не подозревал. И хозяин словно тоже целиком ушел в себя, став еще более задумчивым, чем прежде.

Глубоко вздохнув, я начал соскребать грязь с потертого чехла своего ножа.

Маура проснулся, болезненно потирая лоб; затем приподнялся на локтях и дотянулся до мешка, доставая кожаную флягу с водой.

Он отпил совсем немного, заставив себя оторваться, хотя его явно мучила жажда. Затем очень медленно встал, покачиваясь и закрывая глаза; на лице его выступила испарина.

Я тут же поддержал его, и он опустил ладони на мои плечи, ища опору и пытаясь удержать равновесие.

— Все ходуном ходит, — пробормотал он, постояв так некоторое время и наконец осмелившись снова приоткрыть веки.

— Давайте отдохнем еще, пока вам не станет лучше, — озабоченно предложил я, все еще придерживая его за пояс.

— Нет, надо срочно двигаться дальше, — переводя дыхание, возразил он. — Еды нет, воды нет. И наверняка скоро разойдется весть о том, что случилось в крепости. Враг догадается, что кто-то уже проник в его владения. Если мы сможем дойти до цели незамеченными, это будет чудом. Пойдем.

* * *

На вторые сутки Маура кое-как оправился, и уже не спотыкался на каждом шагу. Холодными ночами под пронизывающим степным ветром мы по очереди охраняли неровный сон друг друга; но по-прежнему бoльшая доля отдыха доставалась мне, как я ни пытался переубедить хозяина.

— Ты же знаешь, мне достаточно поспать раз в трое суток, — напоминал он. — А ты совсем вымотался. Давай, укладывайся, без разговоров.

— Но вы же не можете сторожить столько ночей подряд, хозяин! И вы ранены!

— Могу, — ответил он отрешенно, глядя куда-то в сторону. — Спи, Бан.

Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться его приказу. Спорить с ним было бесполезно.

Завернувшись в одеяло, я долго еще наблюдал за его напряженной фигурой. Не позволяя себе заснуть, он то и дело вставал и начинал ходить туда-сюда по стоянке, вслух считая собственные шаги и повторяя слова детских стишков, казавшихся такими странными и неуместными посреди этой вражеской степи.


На следующий день в сумерках по земле пробежала небольшая тень, и я в страхе вздернул голову. Над нами высоко в небе скользило что-то треугольной формы, черное, плоское, бесшумное, и от этого еще более жуткое.

Тоже бросив взгляд вверх, Маура схватил меня за руку и сильно дернул, падая плашмя и увлекая меня за собой.

— Не двигайся, — прошипел он.

Мы лежали, затаившись возле так удачно подвернувшихся на пути редких кустов, отчасти скрывших нас из виду.

Тяжело дыша, Маура следил за удаляющейся