Евгениола

                                                  Евгениола
Стоим с Ложечкиным, пьём пиво. Культурно пьём, не торопясь. За жизнь беседуем. А тут тип странный подходит: голова обрита начисто, в глазах блеск ненормальный, в руках коробка картонная. Подошёл. Смотрит в упор.
- Ну, что? – не выдержал мой кореш, - на пиво, небось, не хватает? Так мы не подаём. Топай отсюда.
Бритый тяжело вздохнул: - Жалко мне вас, любезные, не думаете вы о бренности жизни.
- Чего? – поперхнулся Ложечкин, - нет, ты слышал, Паша?
- Да, псих он, Веня, - успокоил я приятеля, -  а может на солнце перегрелся.
- Нет, уважаемые, не псих я, а гений. Открытие величайшее совершил.
- Паша, -  оторвался от кружки  Ложечкин, - можно я врежу этому гению по шее, а то ведь не даст культурно отдохнуть?
Тип возражает: - Меня нельзя бить, меня беречь надо.
Смотрю, после этих слов, Веня даже в лице переменился. На всякий случай я к нему поближе, вдруг надумает кружкой запустить.
- Успокойся, Веня, - говорю – а ты, - на бритого, - если надрался, иди проспись.
Тот не соглашается: - Не пьян я , но спать хочу, неделю не спал, самоутверждался. А, кроме того, есть хочу, пить хочу и ещё кое-чего.
- Ну, если кое-чего, то тебе туда, - киваю ему на дверь в углу.
- Вы меня не так поняли, - сопротивляется тот – хочу человечество обрадовать. Но прежде чем я вам всё расскажу дайте глоток пены.
- Во, шельма, - очнулся Ложечкин, - так я и знал, к пиву подбирался.
А во мне вдруг чутьё какое-то возникло, не псих он. Точно, что-то открыл.
- Рассказывай, говорю – а ты, Вень не кипятись, лучше дай ему пива.
Ложечкин смотрит на меня обалдело: - Дескать и ты мол, того, свихнулся? А я ему подмигиваю, будто разыграть бритого хочу.
Усёк Веня, протянул ему кружку. Тот припал к кружке, пьёт взахлёб. Меня сомнение взяло, неужели, думаю, алкаш. И Веня рядом бурчит: - просил ведь только глоток пены.

- Так, вот, - начал этот чудак, - Что для человечества сейчас всего важнее? И строго посмотрел на Веню.
Ложечкин, правда, не спасовал: - Не знаю, как дл человечества, а для меня вовремя похмелиться.
- А Вы, что скажете, - обратился бритый ко мне?
- Ты, короче, - перебил его Веня, - не тяни, а то пиво отберу.
- Ну, хорошо, - согласился тот, - скажу. Терроризм, военные конфликты, рак, падение нравов – всё это чепуха. Это следствие, а причина одна – отсутствие тяги к духовному. Да, да, и не возражайте. Но вот это, -  и он любовно погладил коробку, - я думаю, поможет. Есть такое растение, по латыни…- он взглянул на Веню, - впрочем, неважно. Совершенно случайно я обратил внимание, что чаще всего оно встречается возле культурных центров: театров, дворцов культуры, а особенно библиотек. Понимаете, что это может значить? – и бритый многозначительно взглянул на нас.
- Пока не секём, - ответил мой кореш.
- Вот, вот. И я в первый момент тоже растерялся. Неужели, думаю, тут может быть какая- нибудь связь? - бритый перешёл на шёпот, - но это значит, что оно может ощущать духовный голод. Теперь понимаете, - задрожал радостью его голос?
- Нет, - обескуражили мы его.
- Да, дурьи ваши головы, - запричитал он, но увидев волосатый Венин кулак, перешёл на прежний тон.
- Так вот, решив проверить эту гипотезу, я в течение трёх лет прочитывал Евгениоле лучшие образцы литературной классики.
- Нет, всё-таки он перегрелся на солнце, - кивнул на бритого Веня, - начал  про растение, а теперь на бабу перескочил.
- Где баба? Причём тут баба?- закипятился мужик. Растение назвал я так в свою честь. Евгеньев – моя фамилия. Впрочем, не это главное. А главное то, что сегодня блестяще подтвердились мои предположения. И он с торжественным видом снял крышку с коробки. В коробке лежал чахлый, с повядшими листьями, кустик, на веточках которого болтались небольшие тёмные ягодки.
- Да ты, что ж, - возмутился мой дружок, -совсем нас с Пашкой за идиотов…
- Молчать, - неожиданно крикнул мужик. Смотрите, - он указал на кустик и начал читать стихотворение. Вялые листочки вдруг начали оживать, потянулись вверх и наконец, стали качаться в такт словам.
На моего кореша это, однако, не произвело впечатления: - Ишь, ты, фокусник. Видел я всё это в цирке.
- Подожди, Веня, не тараторь, - остановил я дружка.
- А чего же оно было чахлое? – обратился я к бритому.
- Вот именно! – поднял указательный палец мужик. Сегодня, когда соседский второклассник Петька рассказал Евгениоле стишок, у неё тотчас же повяли у…, простите, листья. Уши повяли у меня.
- Ну, и как же ты, паря, думаешь помочь человечеству с этой морковкой, - встрял опять Веня?
- Видите эти ягодки. Достаточно съесть хотя бы одну, чтобы появилась тяга к книгам, отвращение ко всему дурному и, как результат, всемирная гармония. Не хотите попробовать?- он протянул Вене ягодку.
- Ищи дураков, -напыжился Ложечкин.
- А вы? - рука с ягодкой протянулась ко мне.
- Нет, - хотел сказать я, но в последний момент вспомнил постоянную издёвку моей жены: - У тебя, Паша, букварь, наверное, был первой и последней книгой, - и решился.
- Только запомните, что от плохой литературы у Вас будет болеть голова, а может быть даже вставать волосы дыбом, - он показал на свою голову, - пришлось побрить. Ну, всего хорошего, - и махнув нам рукой, он пошёл.
- Ну, что же ты, Веня, - начал я, но тут мой друг нехорошо икнул. Проведя глазами от его остекленевшего взгляда туда, куда он уставился, я остолбенел: за бритым сзади на верёвочке бежал помидор.
-Стой, шёпотом выдохнул Веня, - он что, живой? И трясущимся пальцем указал на помидор.
-Да, нет, - засмеялся бритый, - просто я ему вырастил ноги.
- Зачем? – теперь одновременно выдохнули мы с другом.
- Кто же меня всерьёз, без степени, принял бы с Евгениолой. А я на нём сегодня кандидатскую защитил. И он пошёл от нас, потянув верёвку, помидор резво побежал за ним.

Как добрался до дому, не помню. Утром проснулся, голова трещит, но не как обычно, с перепою, а рядом моя сидит и плачет: - Паша, что с тобой случилось?
- А, что? – спрашиваю.
- А то,– отвечает, - что пришёл ты вчера совсем трезвый. Долго ходил как потерянный из угла в угол, потом отобрал у Кольки «Весёлые картинки».  Ругался, но не так как всегда, требовал хоть что-нибудь почитать. Пришлось сбегать к соседям. Принесла журнал, ты долго читал, потом заснул. Во сне стонал и вспоминал какую-то бабу. Имя странное, - она опять всхлипнула, - нет, не могу вспомнить. Если кого завёл на стороне, то честно признайся.
- Что произошло? – мучительно думал я и вдруг вспомнил: - Евгениола.
Жена ещё что-то бубнила, но последнее, что я ещё ухватил – надо было идти на рынок за продуктами. Вместе собирались.
- Никаких рынков, дорогая. Только в библиотеку и читать, читать. А тебя, - думал я о жене, уже выходя из дома, - я обязательно научу любить книгу.
- Испортили мужика, - вылетел вслед за мной истошный вопль жены.