Островок. (Киносценарий ПМ)

рассматривает стопку – в ней с десяток листов.

Пушкин: - Это все?
Настя: - Да, барин.
Пушкин: - В доме нет бумаги?
Настя: - Так ведь давно здесь никто не жил. Но в других домах обычно этого на год хватает. Может и на два. А разве нужно еще?
Пушкин: - Действительно, разве нужно? Как ты права!
Настя: - Приказать купить? Так я пошлю.
Пушкин: - Прикажи, милая! Прикажи. И пусть принесут сейчас же.
Настя: - Конечно, барин. Я скажу. Только сейчас не получится.
Пушкин: - А когда?
Настя: - Завтра подвода поедет в город. Там ярмарка. Через несколько дней вернется – вот бумагу и привезут. Я прикажу. Конечно, барин!
Пушкин: - О, господи! Никита, зачем я не взял тебя с собой? Чернила-то есть?
Настя: - Вот стоят два пузыря. А вот и перья. Достаточно? (улыбается)
Пушкин: - Не знаю.
Настя: - Так ведь полон пруд перьев гусиных плавает.
Пушкин: - Свой пруд! Свои гуси, перья! Надо же!
Настя: - А зачем вам столько чернил? И бумаги зачем столько?
Пушкин: - Я ее буду есть, а чернилами запивать, а перьями ковырять в зубах.
Настя (смеется): - Ой, барин! Вы шутите?!
Пушкин: - Только шутить и остается!
Настя: - А не Никиту Козлова вы часом вспоминаете?
Пушкин: - Знаешь его?
Настя: - Видела как-то, с батюшкой вашим приезжал, прислуживал ему. Он ведь из этих краев родом.
Пушкин: - Ладно. За бумагой отправь. Да не забудь!
Настя: - Как прикажете, барин. Конечно. Разве можно забыть?

Пушкин поднимает с пола скомканный лист, разглаживает. Настя поднимает остальные, хочет бросить в урну.

Пушкин: - Оставь.
Настя: - Оставить?
Пушкин: - Да.

Забирает у нее смятую бумагу, бережно разглаживает, кладет листы на стол. Нервно ходит по комнате. Настя на него с любопытством смотрит. Музыка (Моцарт “Реквием”) Садится, пишет.

Настя: - Что еще прикажете?
Пушкин: - Нет, ничего. Больше ничего.
Настя: - На обед картошки сделать?
Пушкин (не слышит ее): - Да, картошки…
Настя: - А можно капусты.
Пушкин: - Капусты, да, капусты…
Настя: - Так что изволите?…
Пушкин (очнулся): - Что?... Изволю калью с огурцом.
Настя: - Калью?
Пушкин: - Как же без Никиты трудно… Гречку сварить можешь?
Настя: - Конечно, барин.
Пушкин: -  Вот и свари. А картошку запеки в золе. Ступай.

Настя уходит. Пушкин берет смятый лист бумаги, садится к столу.
Пушкин (бормочет): - Шалость…

Зачеркивает.

Пушкин (бормочет): - Бесы… Да! Бесы!... Страшно сердцу поневоле.

Зачеркивает. Хочет смять, но расправляет. Пишет.

Пушкин (бормочет): - Что-то страшно поневоле.

Зачеркивает. Пишет.

Пушкин (бормочет): - Страшно. Страшно поневоле.

Зачеркивает. Пишет.

Пушкин (бормочет): -  Путник едет в темном поле.

Зачеркивает. Пишет.

Пушкин (бормочет): - Тройка едет в чистом поле.

Зачеркивает. Пишет.

Пушкин (бормочет): - Еду. Еду в чистом поле.

Пишет… Пишет… Пишет…

Пушкин (бормочет): - Мчатся тучи, вьются тучи… Волк за лесом скачет.

Зачеркивает. Пишет.

Пушкин: - Волк уже далеко скачет.

Зачеркивает. Пишет.

Пушкин: - Вот уж волк далече скачет.

Зачеркивает.

Пушкин (почти кричит): - Волчий глаз во тьме горит.

В ярости зачеркивает. Мгновение думает. Пишет.

Пушкин: - Кто их знает – пень иль волк.

Начинает лихорадочно писать. Он встает, ходит по комнате, музыка громче, фонограмма:

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин.
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!

"Эй, пошел, ямщик!" - "Нет мочи:
Коням, барин, тяжело,
Вьюга мне слипает очи,
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам…

Фонограмма микшируется, музыка ее заглушает, Пушкин пишет. Отбрасывает перо. Музыка обрывается. Он падает на диван. Пауза. Смотрит в потолок.

Пушкин: - Дельвиг! Дельвиг дружище, зачем я тебя не уговорил ехать со мной! Даже некому прочитать!... Никитка, где ты? Настя. Гуси в пруду. Тоска…

4. НОЧЬ. ПУШКИН ВОРОЧАЕТСЯ НА ДИВАНЕ. ПОЯВЛЯЮТСЯ ЧЕТВЕРО: МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, МЭРИ, ЛУИЗА. В РУКАХ У НИХ БОКАЛЫ. РАССАЖИВАЮТСЯ КТО КУДА.

Молодой человек: -
Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джаксона! Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака — но он ушел уже
В холодные подземные жилища...
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал еще во прахе гроба;
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.

Председатель: -
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчанье
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек: -
Да будет так!

Все пьют молча.

Пушкин: - Что это?
Председатель: - Не знаете?
Пушкин: - Кто написал?
Луиза: - Плохо?
Пушкин: - Недурно. Автор кто? Не припомню. Я где-то это слышал.
Мэри: - Это вряд ли. Разве что в вашем воображении.

Пауза.

Пушкин: - Черт возьми! Кто вы и откуда явились?
Молодой человек: - Как сказать? Ваши фантазии.
Пушкин: - Но я такого не писал!
Мэри: - Еще напишите. Вернее, переведете. Кое-что добавите от себя.

Пауза.

Пушкин: - Я? Переведу? Нелепица. Я брежу? Однако местный воздух чрезвычайно пьян.
Луиза: - Как вам будет угодно. Продолжим?
Пушкин: - Что?
Мэри: - Нашу историю.
Председатель: - Вернее, вашу.
Пушкин: - О чем она? Что с тем нечастным Джексоном приключилось?
Мэри: - Чума.
Пушкин: - Не думаю, что стал бы о ней писать. Тем более переводить. Может быть холера? Тоже не интересно. Холера где-то далеко, на Волге.
Председатель: - Не скажите. Уже завтра она начнет бродить вокруг Болдино.
Пушкин: - Все это вздор.
Председатель: - Ну, коли вздор, тогда вы нас из памяти сотрете. А может быть, сожжете. Впоследствии это станет модным.
Пушкин: - Чушь! Как можно сжечь то, чего еще не написал?
Луиза: - Так пишите.
Пушкин: - Нет.
Мэри: - Отчего же?
Пушкин: - Бумаги мало.
Председатель: - Бумаги на нас пожалел. Ха!
Луиза: - Конечно, кто мы такие?!
Пушкин: - Пустое. Не думаю, что эта тема меня будет занимать.
Молодой человек: - Нам уйти?
Пушкин: - Уйти… Постойте… Скоротать время с плодами собственного воображения… Что остается еще?… Хотите вина?
Председатель: - Бокалы наши пусты.
Пушкин: - Никитка!... Тьфу! Настя! Настя!

Входит Настя.

Настя: - Что желаете, барин?
Пушкин: - Принеси-ка мне шампанского. Нам принеси шампанского! И побольше.
Настя: - Вы кого-то ждете? Ночь на дворе. Сколько будет гостей?
Пушкин: - Они уже здесь.
Настя (никого не замечает, сонно): - Опять вы шутите, барин?! Шампанское сейчас принесу. Что-то еще?
Пушкин: - Больше ничего. Неси. Мы ждем. Точнее - я жду.

Настя уходит.

Пушкин: - М-да… Такой компании у меня не было еще. Две недели в этой дыре нужно чем-то занять, убить… Чем будете забавлять?
Луиза: - Даже не надейтесь.
Пушкин: - Отчего же? Что собираетесь делать?
Луиза: - Мучить.
Мэри: - Не давать спать.
Председатель: - Истязать.
Пушкин: - Жестоко. Это все, что вы умеете?
Луиза: - Передумали?
Пушкин: - Посмотрим. А будете мешать – прогоню.
Мэри: - Все в вашей воле.

Входит Настя.

Настя: - Барин, шампанского не осталось. Может быть чай? Липовый. С медом. Хотите? Есть еще водка.
Пушкин: - Неси чай. И сервиз с кружками.
Председатель: - Водки.
Пушкин: - Не надо чай. Водку неси.
Луиза: - И рюмки.
Пушкин: - Рюмки тоже.
Настя: - К водке может быть чего подать из еды? Вы два дня почти не емши.
Пушкин: - Неси все, что есть.
Настя: - Вот это хорошо! Вы по ночам едите! Я не знала. Сейчас все сделаю, барин! Мигом обернусь!

Убегает. Пауза.

Мэри: - Что-то вы не веселы.
Пушкин: - Особенных причин для веселья мало.
Луиза: - Помолвка на грани разрыва.
Пушкин: - Знаете?
Молодой человек: - Слышали.
Пушкин: - Только близкие друзья могут знать об этом. Только члены семьи. Да и то не все.
Молодой человек: - Мы ближе, чем все вместе взятые друзья и члены вашей семьи.

Настя приносит на подносе графин водки, стаканы, закуску. Уходит. Председатель наливает, все выпивают.

Пушкин: - Уехал на неделю, чтобы продать усадьбу. М-да… Вернее, заложить.
Председатель: - А тут волокита, никчемная возня. Бумаги.
Пушкин: - Как могут люди на полном серьезе заниматься такими делами, посвящать им целую жизнь? Взял сюда всего 4 книги. Бумаги и той нет. Зато перья плавают в пруду.
Мэри: - Значит не все так плохо? Стоит ли отчаиваться?!
Пушкин: - М-да. Еще как неплохо…

Отходит к окну, смотрит в ночь.

Прямо перед отъездом эта… будущая теща в очередной раз устроила «самую нелепую сцену, какую только можно себе представить. Наговорила вещей, которых я по чести не мог стерпеть». Так что «не знаю еще, расстроилась ли моя женитьба, но повод для этого налицо, и я оставил дверь открытой настежь. Что за проклятая штука счастье!».
Мэри: - С невестой поговорили?
Пушкин: - Не успел. Был взбешен! Написал ей письмо. “Писал, что уезжаю в Нижний, не зная, что меня ждет в будущем… (Срывается. Ходит по комнате. Дальше горячо.) А если ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а вы решили повиноваться ей, — я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, даже если они будут так же основательны, как сцена, устроенная ею мне, и как оскорбления, которыми ей угодно меня осыпать. Быть может, она права, а не прав был я, на мгновение поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае, вы совершенно свободны; что же касается меня, то заверяю вас честным словом, что буду принадлежать только вам, или никогда не женюсь”.
Мэри: - Так и написали?!
Пушкин: - Да.
Председатель: - Может и к лучшему.
Пушкин (гневно): - Что?!
Луиза (Председателю): - Молчи!
Луиза (Пушкину): - Что же она?
Пушкин: - Ответа не было. В тот же день я уехал сюда. За деньгами, черт бы их побрал!

Снова выпивают. Пауза.

Пушкин: - Хватит нытья. Устал.
Молодой человек: - Конечно! Отдыхайте, барин.
Пушкин: - Что ты сказал?
Молодой человек: - Барин. А что? Скоро вы станете хозяином целой усадьбы.
Пушкин: -  Части!...
Молодой человек: - Ну, части. Сути дела не меняет.
Пушкин: -  Барин, говоришь? Да, барин. Разлечься на диване. Почему бы и нет? Тебе приготовят завтрак, наполнят ванную (такую бочку с водой!), шампанское нальют. Или водки? Да, водки. Выпьешь в полдень шкалик, крякнешь, огурцом закусишь, отобедаешь, потом животом кверху и захрапишь. А там и вечер подойдет. Примешь соседа, снова выпьешь. Может быть, заглянешь на дворню, прикажешь выпороть для острастки какого-нибудь холопа, и с чувством выполненного долга и не зря прожитого дня на боковую. А завтра все с начала.
Предводитель: - Д-а-а-а! Вы не веселы.
Мэри: - Наверное, поэта нужно беречь, окружить вниманием, лаской, заботой, сочувствием, тогда он сможет писать.
Луиза: - Поэта нужно поместить в самое пекло страстей, в гущу событий, невыносимых переживаний, страданий, только тогда он сможет писать.
Предводитель: - Поэта нужно оставить здесь, обложить карантинами, не трогать его – тогда он будет творить.
Пушкин: - Оставьте меня. Хотя бы на время. На сегодня достаточно. Видеть более не могу никого.

Четверо исчезают. Пауза. Музыка (Моцарт “Реквием”) Фонограмма (Элегия):

Безумных лет угасшее веселье.
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино,—