БЛИЗОСТЬ

идиллия какая-то, - добавил Валентин Валентинович ложку дегтя в бочку меда славословия.

        - Я не вижу ничего оригинального в твоем спиче о душе, Иван. Света, все то, что ты повторила за Иваном можно найти уже у Декарта, - убийственно умозаключил Петр Петрович.

        - Петр, позволь. Насколько я помню, Декарт действительно писал в письмах о силе воли и слабости ума человека. Но я-то говорил о женской душе и мужском интеллекте, о том, что мужчина может понять, - на это у него есть ум, а женщина может войти в твое положение, ибо и у тебя, как у мужчины, есть душа, и она женская. Известно выражение: «Женщина тоже человек». Я же говорю: «Мужчина тоже душа».

        - Подожди. Но тогда, по-твоему, выходит, что выражение «мужчина тоже душа» верно, если он женщина? Это подобно тому, как «женщина тоже человек», если она мужчина, ведет себя как мужчина. Так что ли? – недоуменно спросил критик.

        - Да, нет. Когда говорят, что «женщина тоже человек», то имеют в виду человечность женщины, что она заслуживает человеческого отношения по факту своего существования, как и мужчина. Я же имею в виду то, что нельзя быть более душевным, чем простая, обычная женщина. Но это не противоречит, что есть махатмы. Нет, конечно, с ними просто нельзя сравнивать обычную и даже необычную женщину. Махатма как «великая душа» есть не просто большая душа, это больше, чем душа, это разумная душа как разум в душе. А разум в душе – это тело духа. Тело духа есть присутствие духа в человеческой душе.     

        - Иван, тебя сложно понять, потому что ты говоришь на своем птичьем языке. Что значит «телесное присутствие духа в человеческой душе» как не его материализацию в качестве мысли,- прокомментировал драматурга предположение Ивана Ивановича.

        - Постой. Ты не так меня понял, как я сказал. Присутствие духа в душе не есть его материализация. Это не материализация, а реализация, если ее понимать как мысль, ведь мысль не материальна, а идеальна. И поэтому реализацией духа в душе человека, при условии, что его душа, есть сознание, является мысль в качестве осознания духа как идеи, - пояснил Иван Иванович.

        - Ну, ты дал драматургу мысли. Прямо «гигант мысли», «отец русской философии», - аттестовал мемуариста критик.

        - А я всегда полагала, что душа есть не сам человек и не его самость, но дух, спирит в нем, точнее, в его сознании.

        - Ну, да. Это так понимается, когда ты находишься на уровне интеллекта уже собственно человека, посвященного. Когда же ты пребываешь на уровне социального животного, то тебе мнится, что твое Я и есть душа, разумная душа.       

        - Что ты за человек, Иван, - прямо социал-дарвинист. Объяснись, - потребовал Петр Петрович.

        - Неужели ты не знаешь моей теории человека?

        - Нет, не знаю. Ты мыслитель и зовут тебя Платон, а может быть Гегель, чтобы я знал твою теорию?!  Просвети.

        - Нет, конечно. Я не публичный философ. Я только автор, писатель. На мой скромный взгляд, человек еще полностью не стал человеком. Он, как и прежде, тысячи лет назад, находится в процессе антропогенеза, эволюции как живое существо. Только в отличие от других существ земной эволюции он уже находится на уровне развития социальной материи. Такому человеку социальные животные кажутся спящими, как если бы они ходили во сне.

        - Лунатиками что ли? – спросил критик, криво усмехаясь.

        - Да, нет. У тебя слишком сильное сравнение. Более подходит сравнение их со слепцами, идущими неведомо куда, или, напротив, бредущими «на автомате» заведомо куда. Вероятно, есть и слепцы, не знающие, что такое свет разума, и создания, заряженные одним инстинктом, уже не органическим, зоологическим, а социальным, но все равно инстинктом.

        Ну, да, ладно, это не важно, хотя имеет большое значение для моей теории человеческой жизни. Я думал и прежде о ней. Сейчас важно другое, что мне открылось после утреннего сна только сейчас. Само содержание сна не имеет значения, но имеет то, что посредством него мне стала понятна природа сна. Мы видим сны и видим в них самих себя. Это иная жизнь в наведенном кем-то, вот именно кем-то, а не чем, состоянии. Такое состояние мы называем бессознательным или подсознательным.

        Предупреждая ваши возражения, скажу, что, да, бывают и вещие сны и сны, в которых мы видим не себя, но кого-то еще и даже являемся не самими собой, но ими, другими, чем мы. Но даже сны о нас символичны. Они могут быть использованы для расшифровки нашей жизни наяву.

        - Так, может быть, ты сочинял свои мемуары во сне? – спросил вдруг драматург и обидно засмеялся.

        - Все может быть. Может быть, в мемуары попались те фрагменты моих воспоминаний, которые рождены снами. Это своего рода слепки снов, воспоминания из другой жизни моей и иной, мне чужой или близкой, но иной, чем эта жизнь.       

        - Ваня, ты хочешь сказать, что жизнь во сне – это другая жизнь или жизнь в другом мире? – спросила, заинтересовавшись, Светлана Васильевна и стала рассматривать Ивана Ивановича с таким изумленным видом, как будто впервые его увидела.

        - Ну, наконец-то правильный вопрос. Спасибо, Света, ты молодец. Если жизнь во сне – это другая жизнь, то можно сказать, что она бессознательная, животная, а не человеческая  жизнь. Но если это жизнь в ином мире, то что это за мир? Не является ли он иным нам потому, что имеет иное измерение, чем наше, и поэтому мы чувствуем себя в нем бессознательными существами?

        Кстати, например, для пояснения моей гипотезы уместно заметить, что наши, советские коммунисты не смогли построить коммунизма именно потому, что средство борьбы с классовым противником приняли за свою цель. Причем ошиблись, приняв одно за другое, и тем самым оказались в утопическом и призрачном мире иллюзорного сознания. Генератором становления мира иллюзий и стало коллективное, коммунистическое бессознательное. Смеха ради следует сказать, что «строители коммунизма», вроде Сталина и его присных, так и не удосужились заглянуть в ранние работы Маркса, которые как раз в то время и были, наконец, опубликованы. В них прямо шла речь о том, что коммунизм есть не цель общественного развития, но только средство упразднения «нынешнего состояния» или капитализма ради построения настоящего социального общества, то есть, социализма. Наши же «горе-коммунисты» перепутали их местами, поставив социализм впереди коммунизма, вроде телеги впереди лошади. Вот почему, оказывается, нельзя построить коммунизм. Так и получилось, - в результате глупого обращения с классикой не знали, что строили, и построили вместо коммунизма доморощенный капитализм.

        Так и я, увлекшись воспоминаниями, дал волю своей фантазии и написал то, что мне привиделось во сне. 

        - Я не понял: ты написал свои мемуары во сне или в нем искал ответа на то, что произошло в действительности? – вдруг спросил Петр Петрович и попал в самое яблочко.

        - Ты сам-то понял, что спросил? Я не договорил о коммунизме. У нас, у советских людей стал отмирать не капитализм, а коммунизм. Почему? Потому что он был не преодолением капитализма, но ложной альтернативой ему в качестве азиатского феодализма. В результате капитализм полностью выродился, ибо ему не нашлось реальной замены. Теперь мы воочию видим, что идет не просто социальный регресс, но органическое вырождения самого человеческого рода ввиду очевидного падения его биологического иммунитета. Это означает, что не то что не состоялся отдельно взятый социальный индивид, но сам человеческий вид оказался состоятельным только абстрактно как один человек. Что там реальный гуманизм, даже конкретный социализм мы не смогли построить. Что мы за существа такие? «Сколько ни рядитесь, все равно в разумные люди не годитесь». 

        - Ну, сколько можно! Иван, ты думаешь, нам интересно слушать твои футурологические бредни? – возопил раздраженный критик.

        - Брось, Валя, обижать Ваню. Он говорит дело. Действительно, мы оказались у разбитого корыта, - поддержала Ивана Ивановича Светлана Васильевна, ободряюще ему улыбнувшись.

        - Вы может быть и оказались у разбитого корыта, возжелав безмерное, я же, довольствуясь малым, вполне состоялся, - возразил ей Валентин Валентинович.

        - Хватит вам пикироваться. Иван, ты вначале разговора проговорился о бессознательном как источнике вдохновения. Поясни, пожалуйста, подробнее свою мысль, - спросил Петр Петрович не столько из интереса к стихии бессознательного, столь важной в жизни писателя, сколько для того, чтобы сменить тему утопичности судьбы человечества.

        - Изволь, Петр. Я вот сегодня, если считать по календарю, а не по моменту пробуждения, видел сон о том, как путешествовал с моим приятелем по работе в школе из моего родного города в столицу. Мы летали на ракете. У каждого на спине был большой ракетный ранец. Интересно было наблюдать мир и ощущать себя в полете. У меня было такое же впечатление в полете от него, как, например, от нашего разговора в этом ресторане. Для моего ощущения оно было так же реально, как то, что я сижу вот здесь за столом на стуле. Я не смотрел наверх, потому что был наверху, и наблюдал за тем, как раскрывается передо мной мир и как он проносится подо мной. Когда мы пролетали над городами, я видел маленьких, как насекомых, людей, которые копошились где-то внизу, занятые своими суетными заботами.

        Уже потом, после пробуждения, я начал связывать сон с тем, что накануне, уже ночью читал книжицу карманного формата из серии «Мыслители прошлого» еще советского издания. Это был «Вл. Соловьев» Алексея Лосева. Так вот в этой книге я читал о мистике Владимира Соловьева, в частности о его стихотворении «Три свидания». Но мне запало в душу не второе свидание, которое давным-давно открыло мне глаза на то, как просто можно открыть для себя полную реальность, а третье, в котором есть такие строки: «Что есть, что было, что грядет вовеки –

Все обнял тут один недвижный взор…

Синеют подо мной моря и реки

И дальний лес, и выси снежных гор.



Все видел я, и все одно лишь было –

Один лишь образ женской красоты…

Безмерное в его размер входило, -

Передо мной, во мне – одна лишь ты».

        Я внезапно подумал, что если мое самосознание дает команду, которую выполняет сознание во сне, активируя бессознательное? Вот то, что есть (мой взор и мир открытый моему взору), и то, то было (бывший приятель), и то, что будет (думаю, сам полет, когда душа отлетит от тела в последний раз). Вот они и моря, и  реки, и дальний лес, и выси снежных гор.  Можно ли представить бессознательное гигантским генератором реальности для самого сознания, запускающим программирование новой реальности уже в сознании путем комбинирования материала сознания? При этом, чем более архаическим по слою залегания на глубину оказывается задействованным бессознательное, тем менее индивидуальным, а значит, более коллективным оно является.

        Но это не весь сон, не все его содержание, удержанное в сознании после пробуждения. Мы с приятелем долетели до столицы, опустившись на землю в пригороде возле странной бензоколонки. На ней стоял причудливый терминал, в