13 От нашей жизни нынче на Руси. Жизнь должна доставлять удовольствие
23.06.06 «Дымит и кружится планета». – За ночь ветер поменял направление и столько дыма нагнал с недалёкого лесного пожарища, что и солнце еле проглядывает сквозь густую белесую пелену, сплошь окутавшую город, и дышать тяжко, и голова угарно трещит. Блеклое больничное утро.
Перед обедом появился Виталий ненадолго. Попенял мне за нежелание оспаривать взыскание, предложил вечером посидеть «за рюмкой чая» у него в общежитии, с тем и отбыл.
Несказанно приятно, просыпаясь, видеть родных и близких тебе людей - первыми, кого узрел после тихого часа, были сыновья. В палате находился и Валентин - точно в назначенное время прибыл рыбацкий коллектив держать совет по поводу завтрашнего мероприятия.
«Спокойствие. Только спокойствие», - как говорил Малыш родителям после того, как они с Карлсоном на люстре покатались. Да, уж, покатался – битый час ОМОНовский УАЗик маячит на больничном дворе. И это при наличии круглосуточного милицейского поста в вестибюле больницы! Интересно, кого и от кого они охраняют? Ну, да по порядку.
Вместо больничного ужина отправился на чаепитие. В каждой из пяти коммерческих лавок, встреченных по пути в общежитие сотрудников УВД, до того богатый ассортимент горячительных напитков оказался, что глаз разбежался от названий одной только водки.
Общежитие являло собой обшарпанную панельную пятиэтажку, расположенную за университетом в глубине квартала. Невольно отметил про себя один-единственный вход-выход, решётки на окнах первого этажа и отсутствие пожарных лестниц – весьма проблематично эвакуироваться из здания в таких условиях, случись что.
Внутреннее устройство общежития живо напомнило мне гарнизонное житиё-бытиё в совершенно аналогичном здании в 80-х годах. Иллюзию усиливали снующий по сквозному коридору и из двери в дверь по обе стороны коридора разгорячённый наступившим «днём автомобилиста» личный состав (пятница же!) и копошащиеся тут же детишки самого разного возраста.
За дверью с нужным мне номером оказалась двухкомнатная квартира. Обстановка помещений, начиная с платяного шкафа в прихожей, была знакома до мельчайших подробностей, хоть впервые здесь оказался. А смесь запахов – обувного крема, одеколона, кожи, металла, оружейного масла, табачного дыма и съестного – породила прямо-таки ностальгическую тоску.
Посреди большой комнаты уже был накрыт стол, за которым дожидались меня, просматривая телепередачу о ВОВ, пятеро обитателей квартиры.
Подняв гранёный стакан, наполовину заполненный водкой, Виталий вдруг сказал:
- В такой битве выстояли наши отцы и деды! Какого врага одолели! И как легко оказалось великую страну превратить в какую-то там «расейскую педерацию»! - Горестно вздохнул и провозгласил: - Ну, за Россию!
Чокнулись, выпили, помолчали.
Совсем невесело вспомнилось и мне, как в кинокомедии "Иван Васильевич меняет профессию" вор Мстиславский давал укорот ложному Ивану Грозному: «Ты пошто, сукин сын, самозванец, земли русские разбазариваешь? Этак на тебя никаких волостей не напасёшься"!
И как же щедрился свежеиспечённый царь воровских прорабских кровей: "Берите суверенитета, кто сколько сможет проглотить"! Достаточное количество князьков нашлось, желающих "разделять и властвовать" в отколовшихся кусках державы.
Толком посидеть «за рюмкой чая» не удалось – не успели закусить после третьей, как входная дверь распахнулась, и появились два посетителя: один с ящиком водки в руках, другой с ящиком пива и всяческих закусок в импортных упаковках поверх пивных банок. Состязание предстояло совсем не для моей весовой категории, и ёрш это когда пьёшь не что попало, а с кем попало, потому решил откланяться.
Виталий предложил меня проводить:
- Шпаны в городе много развелось. Сбиваются в группировки по интересам - «панки», «металлисты», «нацики» коренного населения и арийских корней, - и ладно бы только между собой пластались, так моду взяли шоблами грабить одиноких прохожих. - Время было ещё самое что ни на есть детское, и ходу до больницы неспешным шагом не более десяти минут, так что отказался я, поблагодарив его за заботу-внимание. И очень даже напрасно отказался, как вскоре выяснилось.
На ступенях лестницы университета, мимо которого я шествовал по площади, расположились четверо молодых людей. Чуть старше призывного возраста, якутской национальности, в высоких шнурованных ботинках, кожаных штанах и куртках с множеством заклёпок и металлических висюлек на них и с раскрашенными во все цвета радуги гребнями на бритых черепах.
Пока пытался я по оперению угадать породу этих петухов, двое из них поднялись и преградили мне путь. Оба оказались росточком мне под подбородок, но тот из них, что был повыше и покрепче, категорично потребовал часы и содержимое моих карманов, ещё и в выражениях с яркой национальной неприязнью.
Подивился я такой наглости - белым, считай, днём (солнце висело над крышами домов и припекало вовсю), при всём честном народе (на улице тут и там мелькали многочисленные пешеходы)!
Хотел, было, ограничиться внушением на тему соблюдения Божественных заповедей и уважения седин. И кто-то из великих учителей восточных единоборств учил, что «высшей ступенью боевого искусства является умение избежать применения боевого искусства». Но посмотрел в мёртвые, с расширенными до краёв радужки зрачками, глаза молодых людей и понял, что к данному случаю слова великого учителя неприменимы. Тем более что двое других спешили присоединиться, и явно был какой-то предмет в руке у одного из них.
До чего же хрупок и уязвим человечий организм! И как на самом деле ничтожно мало надо, чтобы даже самый могучий из них превратился просто в мешок, заполненный мясом с костями! После многих былых объяснений с правоохранительными органами по поводу нанесения повреждений разной степени тяжести телам граждан, взял я себе за правило в разборках бытового характера бить кулаком прямо в лоб. Помимо сногсшибательного достигается при этом и воспитательный эффект - долго потом в зеркале видится назидание за прегрешения против Истины.
Совсем даже не обязательно шаг назад – отступление или проявление трусости. Но почти всегда побуждает он к действию наступающую сторону и, при умелом использовании этого, на её же голову. Так и произошло. Едва отставил я правую ногу назад, чтобы получше на неё, толчковую, опереться, как сразу вдвоём кинулись на дистанцию поражения первые двое грабителей. А после того, как я жестами «обозначил намерения», так же тупо на те же грабли напоролась и вторая парочка. У четвёртого из грабителей действительно нож в руке был - с длинным тонким лезвием, односторонне заточенным под правую руку, и рукояткой из берёзового капа красивой текстуры.
Тут как раз и «коляска подкатила» - с визгом затормозил на проезжей части рядом с площадью милицейский УАЗик. Выскочили из него трое патрульных и поспешили к месту происшествия. Протянул я удостоверение личности подошедшему ко мне сержанту: «Грузите клиентов». Остальные патрульные стали приводить в чувство живописный молодёжный квартет, отдыхающий на бетонных плитках площади.
Сержант взял моё удостоверение, посмотрел, сказал: «Угу», - попросил меня пройти к машине, открыл тыльную дверь «воронка» и жестом предложил в него забраться. Что я и сделал без задней мысли. Дверь захлопнулась, а дальше…
Сквозь зарешёченное оконце с неописуемым изумлением наблюдал я апофеоз торжества демократии. Сотрудники патрульно-постовой службы бережно помогли подняться поверженным грабителям (того, что был с ножом, так даже и отряхнули!), коротко переговорили с ними и по рации, после чего заняли свои места в кабине УАЗа, хлопнув дверцами. Автомобиль тронулся - и «повезли меня из Сибири в Сибирь».
Городишко небольшой, весь его за полчаса объехать можно, так что недолго длилась бесплатная автомобильная экскурсия на незнакомую мне прежде его окраину. Проехав до середины одноэтажного деревянного здания с зарешёченными окнами, УАЗик затормозил и задним ходом сдал к крыльцу здания. С правой стороны от гостеприимно распахнутых дверей на стене красовалась вывеска пункта назначения: «Медвытрезвитель».
Выскочили из УАЗа патрульные, присоединились к ним два работника «трезвователя» - мордовороты со слоем сала в три пальца на бритых загривках, - и со штатными дубинками в руках выстроились все живым коридором от «воронка» до крыльца заведения.
На крыльце появился прапорщик, до того тощий, что кобура с табельным оружием на поясе, казалось, переломит его пополам. Дверь моего передвижного застенка отворилась, прапорщик расстегнул кобуру, извлёк из неё ПМ, направил его в мою сторону и скомандовал писклявым голосом:
- Спокойно, военный. Не дёргайся!
Вот ленив я природно, чтобы лишний раз напрягаться да своё придумывать, и люблю задействовать бонмо, метко сказанное другими. И тут употребил я оборот, произнесённый моим приятелем почти что в аналогичной ситуации:
- Пистолетик-то опусти. Не ровён час, кашлянёшь или пукнешь, беды потом не оберёшься.
Чуть из берцев не выпрыгнул прапорщик, визжа:
- Ты у меня не только пукать, а и маму звать будешь, когда ОМОН сейчас сюда приедет! Уже и кровавая пелена глаз мне застить стала, и тёплая спираль бешенства раскручивалась из области солнечного сплетения, а вся сознательность перекочевала в мозжечок хладнокровно разрабатывать план оперативно-тактических мероприятий: "Прыжок. Кувырок. Офицерский разворот»... Но магическое слово «ОМОН» затормозило, обратило вспять и свело на нет начавшиеся, было, процессы. Выбрался я из "воронка" и, не прекословя, самостоятельно проследовал в заведение.
В кабинете приёма пациентов дунул в трубочку, предложенную мне медработницей, сдал солнцезащитные очки, часы, содержимое карманов и брючной ремень на хранение, вежливо отказался подписывать быстро заполненный протокол и очутился за решётчатой дверью в пустующем "обезьяннике".
"От нашей жизни нынче на Руси
Становятся убийцами мальчишки.
И кто бы там чего ни голосил,
Но это слишком, мужики, ей-богу, слишком». – Как заевшая пластинка, крутилась в голове дружеская песня Трофима, пока вышагивал я в тесном пространстве «обезъянника», аки зверь в клетке, стараясь успокоиться.
Вскоре послышался шум подъехавшей машины. Взвизгнули тормоза, хлопнули четыре дверцы авто, и грузно затопали шаги многих ног по деревянному полу коридора.
«Вот приедет барин»! - После короткого невнятного разговора двух мужских голосов вдруг раздался звук, словно кусок мяса с размаху бросили на рыночный прилавок. А через несколько секунд после этого в поле моего зрения натуральнейшим образом вплыл по воздуху прапорщик с ярко-красным следом пятерни на левой щеке, придерживаемый Виталием одной рукой за шкирку, а другой за галифе сзади.
