На секунду Стину сделалось жутко и он погасил в комнате свет. Лицо пропало, и стеклом отчетливо пролегла граница между выбеленным снегом берегом и черным краем воды. Снег пошел, когда Стин еще спускался с горы, и теперь уже поднялась настоящая метель, застилавшая все, кроме неподвластного ей простора ночного моря. Гонимые ветром снежинки проносились в одиноком, фосфорическом в ореоле фонаря за окном так быстро, что глаз успевал лишь на мгновенье успевал проследить их полет: вытягиваясь, они неслись из темноты в темноту роем обезумевших комет, метались косяком маленьких белых рыбок, вспугнутых гигантским китом из черной морской бездны.
- Да, чуть не забыла, - спохватилась мама уже в самом конце разговора. – Тебе звонила девочка с твоей работы. Фэй. Дня три назад. Она почему-то думала, что ты вернулся домой...
- Нет, перепутала, просто я перенес отпуск на другие числа, - быстро пробормотал Стин. – Но надеюсь, что скоро приеду. Еще раз с годовщиной тебя и папу. Я по всем скучаю.
Через несколько дней погода испортилась окончательно. Ветер обрушивался на стену с такой яростью, что она гудела и вибрировала как трос, натянутый непомерным грузом. Стин не переставал удивляться, как палатку рабочих, почему-то всегда стоявшую с наветренной стороны, до сих пор не унесло. «Ребята, наверное, спят там внутри в обнимку с булыжниками», думал он всякий раз, проходя мимо.
День понемногу прибавлялся, но подъем по скользким камням на сокрушительном ледяном ветру выматывал сильнее, поэтому Стин возвращался в городок, едва опускались сумерки. Спускаясь в парк, он обычно уже не замечал от усталости ничего вокруг. Поэтому и маленький красный Пежо - единственную машину на всей стоянке – Стин заметил только когда уже вышел в круг света под фонарем. В ту же секунду Стин застыл на месте. Машина стояла к нему боком и застывшие на стеклах отражения фонарей парковки мешали как следует разглядеть профиль Фэй. Стин видел только ее склоненную к экрану телефона голову и волну волос, озаренных его синеватым светом. Вот волосы качнулись, свет скользнул по ее щеке и заслонился. Она поднесла экран к уху. Стин мысленно увидел телефон на тумбочке в своей комнате. «Надо было все же дать ей послушать ветер в трубке», - подумал он, сделав несколько осторожных шагов назад в темноту. На секунду он еще раз остановился, когда боковое стекло водительской двери опустилось, и лицо Фэй повернулось в его сторону. Но она всегда плохо видела в сумерках, поэтому Стин без опаски посмотрел ей в глаза, и медленно развернувшись, зашагал обратно в сторону леса.
Адреналина выбросилось так много, что Стин совсем не ощущал усталости. Когда он миновал поваленную ель на опушке и вышел на открытые место, уже совсем стемнело, и над морем поднялась луна. Кругом белели залитые ее светом камни, казалось, осыпавшиеся на склоны прямо с ее поверхности. Ночной ветер веял чем-то незнакомым и звал так далеко, как не звал никогда раньше.
Когда Стин дошел до стены, луна поднялась над самой седловиной, заливая старинную кладку камней своим ровным сиянием. «Здесь и начну испытание Моурнской стены, - решил про себя Стин. – Обойду всю стену кругом и вернусь на то же место. Пройду ее путем, через все миры и души. Починю прореху, мешающую Фэй жить». Он потуже затянул лямки рюкзака и стал медленно подниматься вдоль стены на вершину Слив Донард.
Ливень начался к полуночи и Стин очень скоро пожалел, что не взял с собой дождевика. Луна скрылась окончательно, так что стало невозможно что-либо разглядеть даже в нескольких шагах впереди, и сокрушительный ветер непрестанно колол глаза ледяными каплями, заставляя продвигаться на ощупь, держась за стену. Только мысль о том, что здесь невозможно сбиться с пути придавала Стину сил. И он упрямо шагал веред, твердо зная, что еще ни у кого в мире не было более верной путеводной нити.
Но ему все чаще и чаще приходилось приваливаться к стене и все дольше собирать силы, чтобы двинуться дальше. Ветер, хлеставший прямо в лицо, как будто возводил на его пути все новые и новые горы. А булыжник в рюкзаке так страшно тянул к земле, словно она требовала прямо теперь вернуть его обратно, как давно просроченный долг.
Но Стин не отдавал его и продолжал брести и брести дальше, пока земля в отместку не навалила на него глыбу сонного оцепенения. Наконец, ноги его подогнулись, и он свалился на землю под стеной. Поджав колени и подбородок к груди, Стин скрючился и закрыл глаза. Ему показалось, что ветер стихает. «Когда я умру, я свернусь на земле в позе эмбриона, похожего на ухо. Я превращусь в сплошное ухо, слушающее вечную тишину».
Ветер действительно прекратился, когда кто-то потряс Стина за плечо, а потом снял с него рюкзак и подтащив к стене помог сесть, прислонив спиной к камням. В свете вновь проглянувшей луны, Стин узнал того самого строителя с растрепанной рыжей бородой. Строитель помог Стину подняться на ноги, а потом кликнул товарища. Вдвоем они взяли его под руки и ввели в его пролом стены, пробитый ветром. По ту сторону Стин увидел знакомый мини-экскаватор и палатку. Молния входа расстегнулась, и из палатки высунул удивленнее лицо третий рабочий. Рыжебородый бросил ему несколько непонятных слов и опустил Стина на землю, а потом, когда тот заполз внутрь, последовал за ним и застегнул вход.
Внутри приглушенно светил фонарь, грела газовая грелка, пахло отсыревшей одеждой, землей и потом. Рабочие быстро сняли со Стина мокрые вещи, и пока один из них растирал его шерстяным одеялом, рыжебородый налил Стину полкружки виски и заботливо влил между стучащих зубов. Откашлявшись, Стин поблагодарил рыжебородого по-английски и на что тот засмеялся и ответил ему что-то на непонятном языке.
Рабочие еще долго болтали между собой на этом странном языке, пока Стин, закутанный шерстяное в одеяло и упакованный в теплый спальник, лежал, жмуря глаза и чувствуя, как виски уносит его теплой волной в страну блаженства. Закончив болтать и смеяться, рабочие запели, и слушая как мотиву их мелодии вторит голос ветра за тонкой стенкой палатки, Стин мычанием подпевал сквозь сон не то ветру, не то им.
Наутро, когда Стин выбрался из палатки, долина затянулась плотным туманом. Стин обошел палатку кругом и увидел рабочих. Они были вовсю заняты делом, закладывая камнями брешь в стене, сквозь которую Стин вошел. Стин взял с земли свой рюкзак, и достав оттуда булыжник подошел к ним. Рыжебородый, не говоря ни слова, указал ему правильное место в кладке. Стин положил туда свой булыжник, и камень лег так, словно он покоился там испокон веков. Тогда Стин взял из груды еще одни булыжник, а за ним еще, они все вместе продолжили работать, храня молчание в сгущавшемся утреннем тумане.
