ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
В Айдаре Дарника ждало два новых удара: год назад Всеслава родила дочь, которая прожила лишь восемь месяцев, кроме того, все в стольном граде только и говорили о захвате Липова гребенским воеводой Алёкмой, который после недавней смерти князя Тана, был выбран на вече князем Гребня. Прибытие пропавшего на чужбине липовского войска еще больше взбудоражило досужих говорунов. Каган был в отъезде, зато на месте оказался его старший тиун Будивой.
– Напасть-то Алёкма напал, а захватил Липов или нет еще неизвестно, – сказал он Дарнику. – Какой-то вид у твоего войска не совсем бравый. Говорят, ирхоны тебя сильно потрепали.
– Мне нужны сто пятьдесят лошадей под седлом, – попросил Рыбья Кровь, избегая вдаваться в подробности последнего сражения. – За все будет заплачено.
– Давай дождемся кагана. Ты же знаешь, он не любит междоусобья. Заставит своим судом Алёкму все вернуть, – уклончиво рассуждал Будивой.
Нельзя воспользоваться каганскими табунами, придется искать по мелким конюшням, решил князь и разослал повсюду полусотских с казначеями покупать лошадей и седла. Дарник также не прочь был пополнить войско айдарскими вольными бойниками, но те наотрез отказались присоединяться к липовцам. Вскоре выяснилась причина их столь странного поведения. Главная колдунья столицы предсказала исчезновение в каганате самого молодого княжества. Смущенные предсказанием липовские воеводы собрались, чтобы узнать, что думает по этому поводу князь.
– Все верно, самое молодое княжество исчезнет, – с усмешкой подтвердил Рыбья Кровь. – Вместо него возникнет Липовско-Гребенское княжество. Вы разве забыли, что меня тоже называют колдуном? Как сказал, так и будет.
Воеводы выжидающе косились на Сеченя: что скажет он?
– Если Алёкма осмелился напасть на Липов, то с ним наверняка не меньше тысячи воинов. Нас в три раза меньше, – просто и убедительно произнес тысячский.
– Да, верно, я и забыл, что каждый из вас теперь может купить возле Айдара дворище, закупов и наложниц и до конца жизни в тепле и сытости рассказывать всем о своих заморских подвигах, – добавил в тон броднику Дарник.
– Нас половина осталась, после малого наскока ирхонов, сколько же останется после сражения с гребенцами? – невозмутимо рассуждал Сечень. – Каган действительно все рассудит, и мы получим Липов назад без всякой крови.
– Ты прав и те, кто считает так же, тоже правы. Всех же остальных самых глупых воинов я приглашаю утром присоединиться ко мне на второй версте Короякской дороги.
Рыбья Кровь с трудом сдерживал раздражение: меньше всего ему сейчас хотелось воевать, но поход надо было довести до конца. Позже он то же самое повторил и арсам.
– Кроме Липова есть еще и наш Арс, – дружно отвечали те. – Сам говорил, только стыд отличает людей от животных. Если не пойдем, стыд будет жечь нас до смертного часа. Лучше умереть, сражаясь, чем так.
Из ста арсов, вышедших с князем полтора года назад из Липова, сейчас в строю находилось лишь сорок бойников. Еще семеро не излечились от ран, но и они ни за что не хотели оставаться в Айдаре.
– Через месяц сюда придут липовские подводы и заберут вас, – пообещал им Дарник. – В лесной засадной войне вы нам будете лишь в тягость.
Весь вечер арсы собирали по другим ватагам камнеметы и наконечники для стрел и укладывали на повозки и двуколки. Получилось не войско, а целый торговый караван с пятью-шестью всадниками сопровождения.
Рано поутру этот караван вышел из посада Айдара и направился на северо-восток по Короякской дороге. Пройдя версту, они остановились и стали ждать остальных «глупцов». Первой показалась хоругвь Сеченя, из ста конных и пеших воинов с пятью повозками.
– Больше всех артачился, а сам поехал? – попрекнул тысячского князь.
– Я и не говорил, что останусь, – Сечень не выказал ни малейшего смущения.
Вскоре стали подходить и другие отряды. Пришли булгары, «черное войско», липовцы двух-трехлетней службы. Всего набралось триста ратников при сотне лошадей, пятнадцати повозках и семи двуколках, наспех переделанных в камнеметные колесницы. Еще десяток камнеметов в разобранном виде хранился на повозках. Ну что ж, с Дарником снова было хоть и маленькое, но вполне боеспособное войско. И все же доброй четверти воинов липовцы в своих рядах не досчитались.
Последней подошла ватага заспанного Корнея.
– Ну что тебе в такую рань неймется? – упрекал князя, позевывая, тайный советник. – Не все ли равно, разобьем мы этих дурацких гребенцев с утра или после обеда?
– А почему они дурацкие? – спрашивал у Корнея под улыбки воевод Рыбья Кровь.
– Им сказали, что ты где-то сгинул на чужбине, они простаки и поверили. В другой раз станут верить, только когда им твою отрезанную голову привезут.
– А если моя отрезанная голова вдруг глаза откроет?
– Тогда весь Гребень точно в портки наложит, – под общий смех заключил Корней.
Ободренное такими шутками липовское войско двинулось в путь. На Малый Булгар не сворачивали, шли прямиком на Корояк. Тесть, князь Роган, непременно должен помочь, считал Дарник. Однако на третий день встречные купцы сообщили о скоропостижной смерти короякского князя.
– Кто же теперь вместо него? – с нехорошим предчувствием спросил Рыбья Кровь.
– Сын Рогана, пятнадцатилетний Севид, при нем опекуном его дядя Шелест.
– А что с Липовым?
– Говорят, Алёкма полгорода сжег, а половина еще отбивается, – отвечали купцы.
Это известие заметно воодушевило липовцев. Прикупив в придорожных селищах лошадей, Дарник всех воинов усадил в седло и легкой рысью устремился вперед.
Короякский конный дозор встретил их колонну в десяти верстах от города. От него Рыбья Кровь узнал новые подробности осады Липова. Оказалось, рогановское войско почти сразу пошло на выручку Всеславе. Часть его до сих пор стоит у стен Липова. Но княжна, укрывшись на Войсковом Дворище, сама отказалась выходить к отцовской дружине. Сражаться с гребенцами, которых слишком много, никто из короякцев не захотел, так и стоят в стороне в укрепленном стане, ни во что не вмешиваясь.
– Чего же тогда они там ждут? – вопрошал Дарник.
– На случай, если липовцы с княжной сами захотят пробиться к ним из города, – отвечал десятский дозора.
В Корояке прибытие липовского князя вызвало изрядный переполох, никто не понимал, откуда он явился и как себя с ним вести. Последнее, что о нем слышали, это о сожженных ромейским огнем лодиях в Дикее и то, что его войско направили куда-то в южные моря. А вот он сам, жив, здоров, с печатью суровой бывалости на лице. Любопытство вызывали не столько воины, сколько их жены: ромейки и болгарки. Рыбья Кровь приказал Корнею распустить слух, что основная часть войска идет непроходимыми лесами и в это все сразу поверили, сколько бы сами липовцы-походники не говорили, что понесли большие потери от ирхонов и здесь все их войско. Зная дарникскую воинскую изворотливость, короякцы наперебой гадали и до драки спорили, какую именно хитрость на этот раз применит их бывший выкормыш, чтобы победить Алёкму.
В княжеском тереме Дарника приняли с большой настороженностью. Юный Севид сидел в окружении воевод и тиунов с розовыми пятнами на щеках от волнения и, чуть склонившись на сторону, слушал шепот своего опекуна. «Неужели и я так выглядел здесь пять лет назад перед судом Рогана?» – изумленно думал Дарник.
Шелест торжествующим и злым взглядом искал его глаза. Но Рыбья Кровь, чтобы еще больше раззадорить злопамятного князя специально смотрел только на княжича, как бы всех остальных относя к обычной челяди. Не слишком на что-то рассчитывая, Дарник попросил Севида оказать ему помощь воинами, лошадьми и продовольствием.
– Князь Алёкма женат на моей двоюродной сестре, поэтому ни воинами, ни военным снаряжением мы помогать тебе не можем, – под диктовку Шелеста произнес княжич. – Такие междуусобья может судить только каган.
– А двадцать мешков зерна и десять бочек солонины – это тоже военное снаряжение? – с плохо скрытой насмешливостью поинтересовался Дарник.
Княжич вопросительно глянул на опекуна. Тот утвердительно кивнул.
– Эта помощь тебе будет оказана, – торопливо проговорил Севид.
Когда уходили с княжеского двора, Сечень предложил:
– А если ударить в вечевой колокол и попросить воинов у города? Только ты должен сказать им что-то очень сильное.
Дарник чуть подумал:
– Не надо. Всем и так все ясно. Если бы кто хотел, тот сам пошел бы с нами.
– А если у них перед носом золотыми солидами позвенеть? – настаивал хорунжий.
– Наемники нанимают наемников! Не будем срамиться. Теперь наши главные союзники лес и ночь.
При выходе из Корояка не досчитались двух десятков воинов – кто-то сильно загулял, кто-то просто предпочел уклониться от слишком рискованного столкновения с гребенцами.
– Бойники надеялись, что короякцы нам помогут, – объяснил недостачу воинов Сечень. – Но когда все вокруг не верят в наше дело, то многие из своих тоже робеть начинают. Ты бы к ним хоть с ободряющим словом обратился, что ли?
Ободряющее слово?! Рыбья Кровь всегда с недоверием относился к любым краснобаям. Чтобы что-то важное зависело от хорошо или плохо составленной цепочки слов – да не может этого быть! Одно дело – умная беседа с кем-то одним, а другое – речь, обращенная к многолюдной толпе. Правда, с ним уже однажды такое случалось, когда он тех же гребенцев уговаривал перейти от хазар на свою сторону. Но там главным было то, что он без всякой предварительной договоренности в одиночку поехал во враждебное войско, и этот его поступок убеждал больше, чем слова. О чем ему говорить им теперь? Разве вожак волчьей стаи объясняет своим серым побратимам, как важно быть сильными и смелыми? Он просто рычит им: вперед и ведет за собой без оглядки. Поистине, самая неприятная княжеская обязанность: говорить здравицы и торжественные речи, которые тебе самому кажутся смешными и нелепыми!
Тем не менее, на первой же дневке Дарник решил последовать совету Сеченя и после трапезы приказал трубить общий сбор и впрыгнул на колесницу, чтобы его лучше видели.
– Мои воеводы каждый день спрашивают меня: куда и зачем мы идем? Слышал также разговоры, что ради своей новой славы, я готов вас всех погубить. Правда в том, что славы даже при победе над гребенцами не будет ни мне, ни вам. Да и так ли нужна та слава? Пять лет назад я ушел из своего лесного селища, потому что жить в одном и том же лесу, копаться в земле всю оставшуюся жизнь казалось мне невыносимо. Я хотел видеть весь мир, всех самых смелых мужчин и самых красивых женщин. Чтобы все это увидеть, надо было стать или очень хитрым купцом, или удачливым воеводой. Вы, наверно, догадываетесь, что именно я выбрал? Я выбрал вас.
Воины, даже те, кто плохо понимал, слушали его, не дыша.
– Таких же, как я, думаю, не мало найдется и среди вас, – продолжал Рыбья Кровь. – Многие считают нас разбойниками, что нам хочется только грабить и убивать. На самом деле мы несем людям великое освобождение и обновление. Разве в наших рядах мало чужеземцев, что присоединились к нам? Разве после любого нашего похода в разоренной стороне не появляются новые более умелые воины и не отстраиваются неприступные крепости? Вы хотите знать, куда и зачем мы
