кто хочет вернуться в Липов, я постараюсь отправить, но с одним условием, чтобы вместо каждого из них пришел другой гридь или бойник, – пообещал воеводам Рыбья Кровь. Потом распределил их по улусам и объяснил, как им следует там себя вести.
Утром девяносто липовцев в сопровождении хазарских гонцов разъехались по улусам, еще десяток направился в Усть-Липу с нужными посланиями и при Дарнике осталась лишь полусотня арсов.
Так как передовой отряд до речушки успел пройти два дневных перехода всей орды, Эктей сказал, что они останутся здесь на весь день. Такая задержка Дарнику не очень понравилась, но пока он воздерживался показывать свою волю. Чтобы чем-то занять себя, с десятью арсами поскакал к хану. Сатыра он застал греющего промокшие ноги в большой повозке. Вся орда, переночевав не выставляя юрт, снова медленно двигалась в сторону передового тууна. Рассказы о быстрых перемещениях степняков оказались вымыслом – в день вся их масса, обремененная тысячными стадами скота, могла переместиться овечьим шагом не более чем на пятнадцать-двадцать верст.
– Все ли хорошо? – спросил хан, угрюмо глядя на князя.
– Мне нужны еще воины.
– Много?
– По сотне от каждого улуса.
– Зачем?
– Без дела они не останутся.
Сатыр задумался.
– Где будем переправляться на правый берег реки?
– Зайдем за Гребень и переправимся, – ответил Рыбья Кровь.
– Мне ваш каган сказал, не приближаться к Гребню, даже если князь Дарник будет сильно просить об этом. Нам лучше оставить его в стороне.
– Очень хорошо. Тогда я поворачиваю всю орду в обход Гребня.
– Это будет лучше всего, – хан остался доволен согласием князя.
Вернувшись в стан, Дарник передал приказ Сатыра Эктею. На следующее утро, покинув удобную переправу, передовой туун повернул на север.
4
Спустя три дня их отряд, в котором уже была тысяча воинов, развернулся на запад, потом стал чуть забрал к югу и вышел… к левобережной части Гребня!
– Мы ведь хотели Гребень обойти стороной? – удивился Эктей.
– Я вовсе не собираюсь на него нападать. Просто здесь самое лучшее место избавиться от лишнего и купить необходимое, – почти чистосердечно признался Дарник.
В Гребне между тем хорошо были осведомлены о всем движении хазарской орды и клятве, данной Дарником кагану насчет Алёкмы. И все же появление передового тууна привело гребенцев в трепет. Кто мог, перебирался на правобережную часть города, а то и вообще на лодиях уплывал в Айдар или вниз по течению реки. Алёкма раздал оружие всем, кто хотя бы говорил, что намерен сражаться с липовским князем. Однако общий страх сковывал самые отважные сердца.
– Здесь подождем всю орду и будем перебираться на правый берег реки, – сказал Рыбья Кровь и, разбив стан у Западных ворот Гребня, приказал готовить большие плоты.
Когда сообщили, что из города вышли переговорщики, он приказал накрыть в своем шатре богатый стол и принял их со всей походной княжьей пышностью.
– Ты поклялся кагану на мече, что не будешь проливать кровь гребенцев, – напомнили ему переговорщики.
– Никто гребенскую кровь проливать не будет, – заверил их Дарник. – Я пришел сюда торговать, а не сражаться. – И он протянул им свиток, на котором был подробно расписан весь торговый строго зафиксированный обмен: живой скот, мясо, кожи и шерсть на муку, овес, ткани, войлок, чугунную утварь, мед, топоры, подковы, наконечники стрел. Особо в нем выделено было срочное изготовление пятидесяти Рыбных липовским знамен.
– А знамена зачем? – удивились переговорщики.
– Они будут охранными оберегами для всех словенских селищ и городищ, мимо которых мы будет проходить, – объяснил князь. – И в ваших интересах выдать нам все плоты и суда, которые вы используете для переправы через реку скота и повозок. Через два дня подойдет вся орда и после двадцати тысяч коней и пятидесяти тысяч овец у вас тут десять лет ничего расти не будет.
Про Алёкму и разорение Липовской земли не было сказано ни слова, что только сильней встревожило гребенцев.
– Ниже по реке есть отмель, там очень хорошо вести торговлю, – заметил старший переговорщик.
– Ну и отлично. Я думаю, за месяц мы с вами там управимся, – князь одарил гостей самой дружеской из улыбок.
У тех испуганно вытянулись лица.
– Как за месяц? Мы постараемся торговать быстрее.
– Это будет еще лучше. – Рыбья Кровь не пожалел еще одну улыбку. – Только учтите: мои писари хорошо знают, что сколько стоит и не дадут вам обманывать бедных хазар.
Так началось менее знаменитое, но тоже вполне значимое Гребенское сидение, длившееся две недели. Один за другим подходили хазарские улусы и их прежде чем переправить на Правобережье подвергали серьезному досмотру: все избыточное направлялось на торжище, а тудуны сообщали дарникским писарям перечень того, чего бы им хотелось взамен.
– Видишь, какие в Гребне купцы покладистые, берут все, не торгуясь? – говорил князь Сатыру, проводя его по торжищу.
Хан в изумлении лишь цокал языком:
– Наши люди за год так не наторгуют, как ты за неделю! Буду знать теперь, как торговать. Каган Влас даже не предполагал, что ты и без крови можешь наказать своих обидчиков.
Ничего более решительного не предпринималось, в трех ближних селищах уже развивались охранные Рыбные знамена, и купцы из Айдара и Корояка с опаской, но беспрепятственно просачивались сквозь обширное степное становище. Успокоенные подобным миролюбием гребенцы тоже решились отправить большой торговый караван в столичный Айдар. Однако тут они несколько просчитались. В полуверсте от городских стен их караван остановили липовцы, отобрали не только все товары, подводы и лошадей, но даже верхнюю одежду купцов и охранников, так что тем пришлось в одних портках и портянках вместо сапог возвращаться в Гребень.
– Это вам в счет виры за Липов! – улюлюкали им вслед дарникцы, впрочем, строго воздерживаясь от рукоприкладства – таково было строгое распоряжение князя. А явившимся с жалобой переговорщикам был выдан большой список ущерба, нанесенный Липову войском Алёкмы:
– Привыкайте к мысли, что Гребню его придется выплатить до последней векши.
Неизвестно сколько бы еще липовцы куражились над полуосажденным городом, если бы из Липова не прибыла княжна Всеслава с сотней гридей.
– Если муж не хочет разделить с женой теплый дом, то жена разделит с ним походный шатер, – объяснила она напоказ Дарнику и окружающим свое появление.
Князь промолчал, не найдя что сказать в ответ равноценное, зато позже, когда они остались с женой наедине, был более красноречив:
– Я дал слово хазарам, пока буду с ними, придерживаться их обычаев. А один из обычаев такой: при появлении знатного гостя, не только накормить его, но и уступить ему на ночь свою жену.
– Ты шутишь? – не поверила она. – У хазар нет такого обычая.
– У Синей орды Сатыра он есть. Спроси кого хочешь.
– И ты меня тоже уступишь кому-нибудь?
– Вынужден буду. Увы!
Княжна была в сильной растерянности.
– Давай вот что. Отсюда ты едешь в Айдар и вместо меня присутствуешь на княжьем суде против Алёкмы. Что мы решили с него брать, ты знаешь. Чем я занят, все князья тоже знают. Можешь почаще там говорить, что видела под Гребнем у мужа войско в двадцать тысяч мечей. В общем сама придумаешь, как всех князей зажать в кулак. Ты это сможешь. Главное: не уступай ни одного дирхема, не сбивайся с ровного голоса и твое имя прогремит на весь каганат громче моего.
Рыбья Кровь знал, как сыграть на тщеславии жены: через час Всеслава ни о чем другом, кроме своего блистания во дворце кагана, уже и думать не могла. Дополнительно напугав ее, что сейчас к нему прибудет хан Сатыр, который вряд ли откажется от такой словенской красавицы, Дарник в тот же вечер отправил жену в Айдар, успешно избежав с ней постельной близости. Это тебе за Адаш, мстительно думал он.
Все привезенные воинские припасы, так же, как и полсотня гридей остались с князем. Но еще больше чем припасам, Рыбью Кровь порадовала новость, привезенной княжной. Все сто липовцев вместе с дикейскими женами отпущены калачским тудуном и уже прибыли в Усть-Липу.
– А как иначе могло быть?! – веселился Корней. – Если ты от ромеев ушел, от арабов, от болгар, от ирхонов, да еще возглавляешь целую хазарскую орду. Я не удивлюсь, если и ирхоны встретят тебя, стоя на коленях.
Среди оставленных княжной припасов оказалось, помимо изрядного запаса наградных фалер, оказалось также несколько рулонов цветных материй для изготовления лент различия. И как только вся орда переправилась на правый берег Малого Танаиса весь Передовой туун стал украшать такими лентами и себя и своих коней, дабы издали было видно, кто к какой сотне принадлежит.
Распорядительность, с которой Дарник управлял и самой переправой, и торговым обменом с гребенцами принесла ему признательность со стороны всей орды. Прошла некая настороженность и воинов тууна. После своих хазарских воевод, умеющих только кричать и сердиться, спокойное ровное поведение липовского князя завоевало всеобщие симпатии простых парней. Теперь уже можно было свободно, шаг за шагом приучать их к своему военному порядку. Медленное движение орды сначала на юг, а потом на запад оставляло достаточно времени на такую учебу.
Главным средством обучения у хазар было порка плетьми. Но Дарник от нее сразу же отказался.
– Одно дело, когда их порешь ты, их дальний сородич, другое дело я – чужой князь, – объяснил он Эктею. – Они не простят мне этого, сколько себя будут помнить.
Советник же в свою очередь отверг выставление провинившихся воинов голышом у позорного столба, определив, что это еще хуже, чем порка, да и холодно уже.
– Хорошо, пусть тогда будет самое страшное для наездника: спустим его на землю, – решил Рыбья Кровь.
И всех нарушителей войскового порядка отныне стали привязывать к хвосту собственного коня: не можешь быть добрым воином, походи денек пешком – подумай. Не тяжелое, в общем-то, испытание, но оно оказалось весьма действенным – никому не хотелось подставляться под насмешки сотоварищей.
Легко восприняли степняки и ряд новых для себя команд и построений. Мчались в атаку уже не общей толпой «кто кого перегонит», а выстроенными в затылок друг другу десятками. При таком строе сотня по команде могла быстро и без замешательства на полном скаку разделяться надвое и с флангов охватить воображаемого противника. Понравилось хазарам также введенное князем разделение на постоянные пары, что позволяло меньше беспокоиться о чем-то не дослышанном, или сделанном не так. Легко переняли они и липовскую систему выполнения команд. Вскоре стоило словенскому сотскому на скаку поднять руку с одним-двумя-пятью пальцами и указать направление, как от сотни в указанном направлении отделялись определенное количество всадников.
Стрельба на полном скаку из лука, и рубка топорами пучков веток у хазар выходили более-менее прилично. Зато совсем не получались лобовые атаки пиками. Сама пика, опирающаяся на веревочную пятку, перекинутую через грудь лошади, дабы вложить в удар всю ее силу и вес, приводила их в недоумение.
– Неужели есть кто-то, кто будет стоять и ждать, когда его проткнут этой штукой? – удивлялся Эктей. – Четверть лошадей просто не доскачет до полного сближения, их
