покажем, что Алёкма побежал не от меня, а от меня вместе с вами. Для этого вам надо здесь на месяц остаться и помочь со строительством крепости. За работу будете получать как обычные трудники, зато всех вас я назову не чужаками, а своими друзьями. А вы знаете, что это такое!
Короякцы пораженно молчали. Самый знаменитый на весь каганат князь зовет их в свои друзья! Больше сотни из них тут же захотели остаться.
– А арсов и бродников ты своими друзьями никогда не называл, – чуть обидчиво заметил Сечень, сопровождавший князя к короякцам.
– Ты как женщина придаешь значение любому сказанному слову, – насмешливо глянул на него Дарник. – Хочешь, я всюду буду называть тебя мой друг Сечень.
– А еще назови «мой самый лучший друг Сечень», – тут же подначил Корней, как всегда вертевшийся возле князя.
Разумеется, так величаться тысячский не захотел.
Липов медленно приходил в себя. В Войсковом Дворище дозор несла лишь малая караульная ватага, все остальные гриди, бойники и воеводы, сняв доспехи, трудились над расчисткой пепелищ и возведением новых укреплений. Не остался в стороне и сам князь. Вместе с Фемелом и писарями-счетоводами вымерял угломерами и землемерной саженью нужные линии и расстояния и вбивал колышки-метки. Пятьдесят больших дворищ Городца должны были смениться тридцатью малыми дворищами, десятком гостиных домов с харчевнями и еще десятком домов общинного назначения. Ремесленных мастерских здесь не намечалось – нечего шуметь. Заложили также торговый ряд для мелких обиходных предметов, чтобы не тащиться за ними на посадское торжище. Нижний ярус всех домов велено было делать только из камня, а крыши – из теса. Все тридцать намеченных участков для дворищ решено было продавать по подсмотренным в Романии правилам аукциона – хочешь жить среди самой главной знати – плати по полной.
Впрочем, пока новые дома строили мало – в преддверии зимы спешно копали землянки. Стоимость лишних рабочих рук повысилась вдвое-втрое, что вызвало недовольный ропот погорельцев. Но уменьшать расценки в приказном порядке не стали.
– Почему, если у нас есть наши кровные солиды, мы не можем заплатить больше, чтобы нам все быстрей построили, – возражали князю походники.
Пришлось им уступить. Еще больше взлетели цены на хлеб и многие самые необходимые вещи. И с этим тоже ничего нельзя было поделать. В растерянности следил Дарник, как быстро тает привезенная им богатая казна. На этом фоне весьма выделялись приезжающие из селищ опричнины смерды с полными повозками зерна и домашней птицы. Оглядевшись повнимательней, Рыбья Кровь убедился, что прошлое очарование «доброй княжной» у липовцев полностью прошло – простить сохранность ее имущества у народа никак не получалось. Князь осторожно поинтересовался у Бортя, ставшего теперь полновластным наместником Липова, стоит ли отправлять Всеславу в ее уже полностью отстроенный и неповрежденный Славич.
– Решай сам, народ возражать не будет.
Фемел был другого мнения:
– Ссылать пока не стоит. Просто отмени ее опричнину, а если она заартачится, тогда уже и в ссылку.
Так Дарник и сделал: отправил по опричным угодьям конников с повозками, которые просто изымали по назначеным князем ценам половину всего урожая и живности. Старосты ограбленных селищ со слезами кинулись к княжне, но та мало чем могла их утешить, понимая, что настрой Липова целиком на стороне мужа. Вот и сидела одна целыми днями в княжеском тереме или отправляясь на конную прогулку с охранниками или сохранившими ей преданность приближенными. В то время, как Дарник почти полностью перебрался на постой в Островец, куда собрал всех наложниц с детьми. Из-за скученности жильцов каждой из них вместе с ребенком довольствоваться приходилось небольшой каморой, но это оказалось самым привлекательным. Четыре наложницы, радуясь победе над Всеславой, временно закопали меч войны и составили одну большую дружную семью. Устроившись на лавках вокруг стола, угощали князя изысканной едой и с неподдельным упоением слушали его рассказы о Романии (а рассказать было что). Трехлетняя дочь Саженки и трое старших четырехлетних детей возились тут же на постеленном на полу ковре, своими играми и словесами только радуя глаза взрослых. Дарник словно бы переносился в землянку дяди Ухвата в далекой Бежети, только теперь в качестве этакого семейного хозяина-отца был он, князь Дарник. Сложился даже свой ритуал, когда приголубив какое-либо чадо, он говорил ему на ушко какой-то секретик, и радостный ребенок брал князя за руку и вел что-то показывать в свою камору, где хозяин-отец и оставался на ночлег.
Впрочем, некая толика мужнего внимания доставалась и княжне. Это когда Дарник слишком поздно возвращался из своих разъездов. Не желая будить свою семью в Островце, отправлялся в терем к Всеславе. Княжна встречала его по-разному: то дулась, то была сама ласковость и радушие, но ему это было почти все равно – полное забвение жены могло привести к законному разводу или появлению у нее полюбовников, а так он превращал ее всего лишь в носительницу княжеских одежд и не более того.
Памятуя слова тиуна Будивоя о суде кагана, Рыбья Кровь приказал составить подробный список всех липовских потерь, включая не только убитых и раненых людей, но и все потравленные поля, уничтоженные строения и истребленный скот. Полученная сумма в девяносто тысяч дирхемов удивила его самого, особенно тем, что вира за потерянное добро, оказалась выше виры за убитых липовцев. Сразу вспомнились собственные бесчинства в ромейской Дикее. Как он стерегся там лишних жертв среди дикейцев, зато беспечно пустил под слом для добычи метательных камней с полдюжины домов. А ведь их строительство наверняка было подороже деревянных избушек Липова.
Прибытие в городов дешевого провианта из селищ Всеславы, казалось, должно было заставить замолчать самых недовольных погорельцев, они и молчали, вот только Дарник стал замечать, что многие горожане избегают смотреть ему в глаза. Сечень с удивлением докладывал, как народ дико раздражают, рассказы походников про Дикею, Крит и Болгарию, мол, князю удовольствие, а ратникам одна гибель. Борть и Корней в один голос тоже подтвердили:
– Липовцы перестали восхищаться тобой! Спят и видят, когда ты хоть раз проиграешь.
Кажется, совсем смешная причина, но князь почувствовал себя глубоко уязвленным, гораздо сильней, чем от прямого оскорбления. Первым его побуждением было прямо в тот же момент выйти из княжеского дома и навсегда покинуть Липов. Наверно, он так бы и сделал, будь его отношения с княжной чуть доверительней. Уехал бы в Славич и оттуда присылал бы в город свои княжеские указы. Но находиться там постоянно рядом с женой представлялось совсем уже невыносимо.
В общем, обложили меня со всех сторон, мог пожаловаться Рыбья Кровь, если бы было кому. Ведь ни Фемелу, ни Корнею же плакаться? Поэтому настоящим подарком судьбы для князя явился вдруг прискакавший в Липов гонец от самого кагана:
– Каган просит тебя с малой дружиной немедленно выехать к нему на встречу в Збыхов.
Городище Збыхов находилось на Малом Танаисе и принадлежало Гребенскому княжеству.
– Почему именно в Збыхов?
– Потому что каган сейчас находится там.
В скрепленной каганской печатью грамоте говорилось то же самое. Никаких других подробностей ни из грамоты, ни из гонца выудить не удалось. Но они, в общем-то, были и не очень нужны. Раз в Гребенском княжестве, стало быть, его хотят помирить с Алёкмой. А с малой дружиной, значит, предстоят состязания его поединщиков с поединщиками Гребня.
Дарник собрался быстро. Отобрал лучшие ватаги из походников и городового войска. Выбрал лучших коней, повозки, 6 колесниц с камнеметами (на всякий случай) и недельный запас провизии. Полная боевая сотня и полусотня арсов на следующее утро были уже в пути.
Мимо целехонького Славича проехали даже в него не заглядывая. Когда проезжали Южный Булгар, увидели, что он разрушен еще основательнее, чем Липов. Фактически городище нужно было отстраивать заново. Усть-Липов и вовсе не пострадал, гребенское войско со своим обозом просто не прошло по местным топям и завалам. Стараниями Лисича здесь был уже тысячный город, правда три четверти его населения составляли рабы, выкупленные (вернее сказать отбитые) по одному дирхему за голову у словенских купцов. Народец это был совсем ненадежный, что было причиной, почему Лисич не пришел Липову на помощь. Выяснив это, князь даже не стал упрекать старого соратника. Зато убедился, что на помощь оружием и припасами здесь можно вполне рассчитывать. Приятно удивила легкость и быстрота, с которой лисичцы в три часа переправили малую дружину на правый берег Танаиса со всеми ее повозками и колесницами.
Еще один трехдневный переход по осенней распутице, и дарникцы подошли к Збыхову. За несколько верст до городища слышен был могучий рев скота и, когда совсем приблизились, увидали бескрайний стан степняков: сотни войлочных юрт и тысячи голов коней, коров и овец.
– Это же хазары! – воскликнул Сечень.
Действительно было чему удивиться: по существующему положению, хазары на правый берег Танаиса не переходили, а уж тем более не должны были подниматься вверх по течению Малого Танаиса. Конные разъезды хазарских лучников издали, не приближаясь, сопровождали липовцев до самого Збыхова. Рыбное знамя в голове колонны ясно говорило кто идет и куда.
Лагерь русского кагана находился чуть на отшибе от городища, окружен был привычным кольцом повозок и белел остриями шатров. На триста гридей, определил Рыбья Кровь, опытным взглядом окидывая русский стан. Уж не в плену ли находится каган у этой хазарской орды?
Однако каган Влас отнюдь не выглядел пленником, с приветливой улыбкой встречал липовского князя у своего шатра. Дарник осторожно косился по сторонам, ожидая увидеть гребенцев. Но нет, судя по доспехам и одеждам, вокруг были только айдарцы.
– Много ли с тобой дружины? – первое, что спросил каган.
– Полторы сотни мечей.
– Хорошо, – одобрил Влас.
Было неясно: хорошо, что не так много, или хорошо, что не так мало.
Чуть погодя, после небольшой трапезы каган и князь остались в шатре с глазу на глаз.
– Видел стан хазар? Как ты думаешь, что это такое? – испытывающее спросил Влас.
– Новый договор с тобой пришли заключать.
– Так, да не совсем. Ушли они из Хазарии, совсем ушли. Пять тысяч семей.
– Ого! – невольно вырвалось у Дарника.
– Просят дать им землю для поселения.
– Пять тысяч семей, это десять-двенадцать тысяч воинов. Не многовато ли будет для простого расселения?
– Вот и мне все так говорят. Думал, хоть ты не скажешь, – недовольно укорил каган.
Они помолчали.
– А еще требуют тебя в воеводы.
Ко всему готов был Рыбья Кровь, но только не к этому.
– Пойдешь?
– Обожди, обожди, какой воевода? Зачем им воевода? У них у самих такого добра хватает.
– Наш воевода должен быть, чтобы им переселялось спокойнее.
– Навроде заложника, что ли? – догадался Дарник.
– А это как посмотреть. Зная тебя, думаю, заложник из тебя вряд ли получится, зато воевода для такого дела в самый раз.
При дальнейшем разговоре выяснилось немало любопытных подробностей. Эта хазарская орда проявила тройное
