перебьют из луков.
– Для этого и существуют конные доспехи, чтобы не дать вражеским лучником подстрелить ваших коней, – убеждал его Дарник.
– Ты же сам говорил, что от такого удара рвется веревка и пика ломается?
– Зато она успевает проткнуть коня вместе со всадником, или двух-трех пешцев.
Еще больше не желали хазары строиться плотным пешим строем. Сколько не показывал Дарник, выстраивая черепахой свою полусотню арсов, что она совершенно неуязвима как для пеших, так и для конных атак, пастухи оставались глухи к его словам. Подобный способ сражения казался им не совсем мужественным и даже унизительным.
Слушая их возражения, князь наконец-то понял, почему никто из иноплеменных войск, с которыми он сталкивался, не захотел позаимствовать его камнеметные колесницы. Странно еще, как это калачские хазары догадались покупать у ромеев биремы и горшки с зажигательной смесью? Перенять чужое новшество значило для многих, если не для всех, – умалить доблесть своего племени и своих предков.
Осень между тем множилась дождями, ветрами и холодом. Шалаши из ветвей и кожаных полостей сменили малые легкие юрты и повозки-двуколки. Теперь их стан на ночь непременно окружался кольцом юрт, повернутых входом внутрь кольца и повозками, стоящими между ними. Не самая надежная ограда, но вполне достаточная, чтобы успеть проснуться и как следует вооружиться. В центре стана ставились юрты хазарских и липовских сотских, где хозяйничали их жены. Не обошло девичье внимание даже юного Корнея.
– Моя говорит, если я на ней женюсь, то смогу в приданное тысячный табун лошадей получить, – балагурил бывший шут. – Ну как можно от такого счастья отказаться?
– А тебе, князь, за Болчой сколько лошадей обещано? – подтрунивали над Дарником воеводы.
– Наверняка меньше, чем Корнею, – благодушно отвечал он.
Став походной женой главного руса, Болчой тут же вообразила себя самой главной среди всех других словенских жен и принялась командовать ими направо и налево, что являлось бесконечным поводом для веселья всей липовской дружины.
При переправе через Малый Танаис князю представилась редкая возможность близко разглядеть все население орды. Увидел и то, что не все в хазарском племени было столь благостно, как пытались ему показать улусные тарханы. Помимо крепких степных семей, состоящих из нескольких поколений женатых мужчин, подчиненных главе рода, имелись семьи второго и третьего ряда, которые влачили жалкое существование, этакие полуизгои, которые едва-едва могли прокормить себя и жили с вечно опущенными глазами. Много было и рабов, когда-то захваченных в плен или просто подобранных в бескрайней степи.
Вот оно мое пехотное войско, понял Дарник и стал думать, как поставить себе на службу этих людей.
– Мне нужны подносчики стрел и сулиц, – объявил он Эктею. – Но я не хочу использовать для этого твоих гордых наездников.
– Зачем нужны подносчики? Каждый воин прицепит к седлу второй колчан со стрелами и будет хорошо, – возражал советник.
– Еще они будут уносить раненых, а ирхоны издали пусть думают, что нас значительно больше, – настаивал князь. – Не нужно брать воинов, хватит рабов и слуг.
– Рабам никто не даст хороших коней.
– Пускай будут на плохих.
Вскоре рабы на жалких клячах действительно стали прибывать в передовой туун. Дарник передал их в ведение Карася и Корнея, как самых смышленых воевод. Издали наблюдая за их командованием, он лишь иногда вносил в него мелкие поправки. Сначала «подносчиков» заставили больше передвигаться пешком, чем верхом. Затем, разбив, как и «пастухов», на постоянные пары, стали приучать перемещаться вдвоем на одной лошади, той, что покрепче. Третьим этапом была высадка заспинного спутника вместе с его большим щитом и двухсаженной катафрактной пикой в определенной точке ратного поля боя. Отчислив половину «подносчиков» из-за их неуклюжести и бестолковости, Карась с Корнеем все же, в конце концов, набрали две сотни щитников и лучников, которые могли выстроиться в ощетинившийся пиками квадрат. Как поведет себя этот квадрат в деле, сказать было трудно, но Дарник остался доволен и тем, что получилось.
Постепенно втянувшись в размеренное с долгими остановками движение, он неожиданно открыл для себя, что вот оно самое подходящее для него занятие: не командовать многочисленным народом, а быть его боевым острием, ведущим все племя к какой-то новой и желательно лучшей жизни. Хорошо, наверное, строить большие каменные города, как в Романии, но на их строительство не хватит и четырех жизней. Бревенчатые дома Липова, вообще насмешка над человеческой памятью – одна искра – и нет всего города. Так уж лучше вот так бродить по степи тоже не оставляя по себе памяти, но зато по-настоящему ярко ощущая каждый новый день этой жизни.
– Ты будто сделан из железа, – заметил как-то Сечень. – Вторую зиму тянем в походе.
– А ты думай о чем-нибудь постороннем и легче будет, – участливо советовал ему князь. – Не давай телу быть твоим хозяином.
– Да, попробуй не давай, – уныло ворчал тысячский.
Предполагая в хазарах такую же, как у себя несгибаемую выносливость, Рыбья Кровь сильно заблуждался. Бесконечный изматывающий путь, хорошо сказываясь на войсковой подготовке, был весьма тяжел старикам, женщинам и детям. Все чаще раздавались призывы остановиться и зимовать там, где они есть. А между тем они уже вступили в пограничную пустующую полосу между словенскими княжествами и землей ирхонов. Все хазарские воеводы прослышав, кто такие ирхоны для липовского князя, осторожно спрашивали его:
– А что будет, если ирхоны согласятся дать нам нужные пастбища? Вон везде сколько пустующей земли. Нужна ли будет тогда война?
– Нет, не нужна, – спокойно уверял их Дарник. Почему бы на словах и не согласиться, если совершенно очевидно, что столкновения не миновать.
Выпал уже первый мокрый снег, когда передовой полк достиг восточного зимовья ирхонов. Это была обширная земляная крепость, обнесенная глубоким рвом и высоким валом, по верху которого шла бревенчатая стена-жилище, с бойницами, закрывающимися изнутри для сбережения тепла плотными ставнями. Башни имелись лишь у четырех ворот, расположенных по сторонам света, да внутри городища высилась десятисаженная сторожевая вышка. После увиденных в Романии и Болгарии крепостей эта крепостица представлялась некой снежной горкой, которую защищает горстка ребятни, уверенная, что находится в надежном убежище.
– Чему ты усмехаешься? – удивленно спрашивал Эктей.
– Как ты думаешь, могут тридцать ирхонских лучников удержать тысячное войско?
– Почему десять? Их там не меньше полутысячи должно быть.
– Это по всей окружности полутысяча, а на пятидесяти саженях не больше тридцати.
Не успели подойти последние сотни тууна, а из городища уже вышли переговорщики.
– Зачем пришло ваше войско? – был их единственный вопрос на словенском языке.
– За миром и согласием, – отвечал им Рыбья Кровь. – Ваши люди четыре месяца назад убили триста моих воинов. Пятьдесят дирхемов за каждого убитого воина будет справедливая вира. Я согласен получить пятнадцать тысяч дирхемов в любом виде. Хороший конь будет стоить десять дирхемов, сильный юноша – пятнадцать, красивая девушка – двадцать.
– Получишь все это, когда убьешь нас, – гордо ответил старший переговорщик.
– Я разве просил что-то сверх меры? – с наигранным недоумением поинтересовался Дарник у Эктея, когда переговорщики удалились.
– Во всем зимовье столько серебра не наберется, – рассудил тот. – Надо со всего племени спрашивать, а не с одного зимовья.
Дозорные доложили, что видели умчавшихся из крепости в разные стороны гонцов.
– Чтобы посылать на приступ воинов мне нужно согласие хана и тарханов, – твердо заявил Эктей.
– Разумеется, – непринужденно согласился Дарник и приказал липовцам сооружать большие пращницы. Чуть погодя к нему подошел полусотский камнеметчиков:
– А что метать будем?
Оглядевшись по сторонам, князь с воеводами в самом деле увидели вокруг обычное травянистое поле, где совершенно не было ни крупных ни мелких камней.
– Ну, значит, ничего метать не будем. Их ирхонское счастье, – шутя среагировал Дарник. Тем не менее, послал дозорных искать каменные россыпи.
Появившийся обеспокоенный хан Сатыр тоже был против захвата зимовья:
– Лучше подождать ирхонское войско и решать все в открытом поле.
Дарник не перечил – просто ленился это делать, да и суть происходящего была на стороне князя, попросил лишь о трехдневной стоянке здесь у зимовья и продолжал усиленную подготовку «пастухов» и «подносчиков».
Пятитысячное войско ирхонов объявилось не через три, а через два дня. Вся хазарская орда сразу пришла в испуганное движение: скакали гонцы, крайние улусы спешно сворачивали свои юрты и перемещались ближе к ханской ставке, разрозненные вооруженные сотни в беспорядке сбивались в улусные тууны, не зная кому подчиняться.
Рыбья Кровь, едва ему сообщили о приближение вражеского войска, приказал гнать ему навстречу все ближайшие стада коров, овец и верблюдов – надо было не дать ирхонам ударить сходу по разрозненным силам орды. За этим делом его и застали несколько тарханов со своими сотнями, вместе с ханом прибыв в расположение передового тууна.
– Если ты не устоишь, может случиться большая беда, – сказал князю Сатыр. – Продержись хоть до вечера.
Это Дарник понимал и без него.
– Пускай все тарханы пришлют мне еще по одной сотне воинов с запасными лошадьми, – попросил он.
– Мы лучше соберем их в большой туун, чтобы прийти тебе на помощь, – предложил один из тарханов.
– Не надо большой туун, сделайте, как я говорю, – раздраженно бросил тарханам Дарник. – Если побежит мой туун, побежит и другой. А если у меня будет две тысячи бойцов, то, может, и битва не понадобится.
– Ты не собираешься ирхонам отомстить? – недоверчиво вопрошал Сатыр.
– Я потом найду другие способы им отплатить. Сейчас хочу лишь изгнать их отсюда.
Хан молчал, взвешивая свое решение. Прискакавший дозорный доложил, что ирхоны выстраивают войско для нападения.
– Пускай сотни тарханов останутся тут со мной, остальные едут за своими туунами! – приказал Сатыр.
Хазарские воеводы недовольно зароптали.
– Делайте, как сказано! – прикрикнул на них хан. – Я остаюсь здесь. Спешите на помощь не князю, а мне.
– Самое лучшее решение, которое мне приходилось слышать, – оценил Дарник.
Сатыр сердито посмотрел на него – проиграть эту битву было гибельно для всей его орды.
Тарханы бросились выполнять приказ. В стане передового тууна остались семьсот улусных дружинников и сотня ханских багатуров. Дарник отдавал короткие распоряжения воеводам, которые мчались выводить в поле свои отряды. Затем вместе с ханом последовал за воеводами. Два войска разделяла небольшая покатая ложбина, куда эктейцы загнали огромное количество скота. От выстроенного войска ирхонов отделилось несколько десятков всадников, которые, спустившись в ложбину, попытались как-то разогнать скопившихся животных.
– Было бы лучше, если б они перебили всех этих коров и овец, – сожалеющее посетовал князь. – Тогда бы им точно не продвинуться.
Хан покосился на него, но ничего не сказал.
Передовой
