еще в детстве, когда ему кто-то сказал, что эта девочка - дочка самого директора школы! Тогда для ребятишек директор школы был самым главным человеком в деревне! Была зима. Девочка стояла к нему спиной, в зеленом пальтишке книзу расклешенном, и поэтому она казалась ему зеленой елочкой. Серая пуховая шаль была накинута на ее голову, плечики и завязана узлом заботливой материнской рукой сзади на поясе.
Маленького Яшу охватило чувство нежности к этой светловолосой маленькой тихой девочке. Он постеснялся подойти к ней, а так хотелось поиграть с ней, пересыпать вместе снег из стороны в сторону лопаткой… Он все же насмелился, подошел к ней, повернул ее к себе за руки и прижался к ней. Она не оттолкнула его, а тихо спросила.
- Ты кто? Как тебя звать?
- Яша, - ответил он и покраснел.
- Ты всегда будешь со мной играть? - с надеждой спросила она, поднялась на цыпочках и заглянула ему в глаза…
Он учился на класс выше . Потом глупая математичка, за то, что он не умел делить и умножать, да еще много смеялся на ее уроках, оставила его на второй год, и он попал в класс, где училась Света Ярославцева. А потом все это забылось, лишь вспомнилось после окончания школы. За эти годы Яша изменился. Играть с ней?! Нет! С такой играть нельзя! Такую надо только любить! А любить теперь он уже не умел…. Он привык в любовь только играть!
Жена Люба что-то ему рассказывала, вытирая вымытую посуду, но он не смотрел в ее сторону.
Светка всегда казалась ему недосягаемой, Яшина мать, Анна Константиновна, велела ему не приставать к девочке, ведь она не из простой семьи! А мать Яши выросла в детском доме… Отца ее расстреляли как врага народа… Мать Анны вскоре после этого удара умерла… Репрессии 1938 года наложили на психику Анны страшный отпечаток - она боялась всех начальников, учила и сына их бояться … «Смотри! Не для тебя эта девочка! Найдешь проще, будет и жизнь легче. Не трогай ее – беда будет!» Матери он поверил.
Однажды в летний дождь, когда они со Светкой окончили восьмой класс и Яша поступил в сельхозтехникум, он вдруг увидел Светку и не смог оторвать от нее глаз… Трава и лужи были очень теплые после июльского дождя. Она шла босиком по траве, держала в руке свои белые туфельки- лодочки с каблучками - шпильками и размахивала хворостиной - подгоняла красно-пеструю корову. Розовое ситцевое платьице с белыми розочками, мокрое от дождя, облепило ее стройную фигурку и так откровенно обнажило сквозь прозрачную ткань ее груди, что у Яшки потемнело в глазах. Он остолбенел. Чувство жгучей страсти потянуло его к ней, как магнит.
Он протянул руки вперед, схватил ее и крепко прижался к ней! Но она оттолкнула и хлестанула его хворостиной.
- Дурак! Ты чего?!
Как долго он не мог заснуть ночами после этой встречи! Снилась уже под утро ее фигурка в этом прозрачном мокром, облепившем ее, платьице! И только потом, зимой, поздним вечером, когда зажал ее в пустом небольшом железнодорожном вокзале, между стенкой и высокой до потолка круглой железной печкой, куда они зашли погреться после долгой прогулки, она сдалась - позволила поцеловать. Целовал он ее до головокружения.
Яков Яковлевич вспоминал это сейчас, когда уже привык быть желанным у других женщин, но такой нежности ни к одной из них он так и не испытал! Светка! Светка оставалась для него чистым солнечным лучиком в его жизни. Он даже не мог представить себя с ней в постели! Она по-прежнему была для него статуэткой, эталоном девственной красоты, которой можно только любоваться! И об этом он не смел никому сказать.
Появившееся за последние годы новое чувство, чувство самоуверенности и самодовольства из-за настойчивых любвеобильных дам, усиленно предлагавших ему свои услуги, вселило в него привычку, а не любовь. Он не любил никого и жену Любу. Он понимал, что Светлана - женщина, которой нужна любовь и верность, а такой шалопай, как он, если даже и заинтересует ее, то не на долго. Он понимал, что изменить свой образ жизни уже не сможет. И вот сейчас поцелуи в березовом колке разбудили в нем былую нежность, и боль несбывшегося пронзила его душу. Яков вспомнил, как тронула его недавно прочитанная им книга Александра Грина «Бегущая по волнам», он вообще много читал. Но эти слова врезались ему в память сразу, как только его глаза пробежали первую страницу. Он почувствовал, что это касается именно его. «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас… Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся… нужно ли теперь протянуть руку, чтобы схватить и удержать его…»
И, вопреки всем сомнениям, бушующим в его душе, теперь он все же постарался забыть Несбывшееся, и ему показалось, что это у него получилось… Светлана Васильевна закрутилась в работе, а Яков Яковлевич стал избегать с ней встреч…
…........
Она стояла у окна и наблюдала, как легкий ветерок колышет зеленые листья клена, как перелетают с ветки на ветку веселые воробьи. Ей нравились эти никогда не унывающие птахи, когда она смотрела на них из окна, все проблемы забывались ... Откуда-то издалека, видимо, от дома Юлии Самохиной, местной певицы и меломанки, послышалась мелодия из оперы «Юнона и Авось».
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь…
Юля сочиняла хорошие стихи, пела, аккомпанировала сама себе на гитаре. Она работала в местной библиотеке, училась заочно на учителя математики.
Предчувствие чего-то нехорошего заставило Светлану Ярославцеву вздрогнуть. Ей стало страшно, что вдруг Яша исчезнет из ее жизни опять и надолго, а, может, и навсегда. Она сходила в кабинет главного бухгалтера элеватора, где стоял телефон, позвонила в ЗАГС, чтобы проконсультироваться, как оформить бланки регистрации смертей, но там ответить было некому, и она вернулась в свой кабинет. За окном промелькнуло смеющееся лицо участкового милиционера, старшего лейтенанта, Антона Николаевича Санникова, он сел в свой красный «Москвич» и отъехал от сельсовета. Светлана глянула на вершину дерева. Ей показалось, что клен медленно махнул ей ветками из стороны в сторону, как будто в чем-то упрекнул: «Ай- я- яй! Что же это ты!»
Она вздохнула, открыла ящик письменного стола и ахнула. Пропала новая сельсоветская гербовая печать, круглая, самая важная! Председатель сельсовета, Иван Иванович Иванов, Ваня в кубе, как прозвали его в селе, от ее сообщения побледнел.
- Как же так? Я коммунист, мне сейчас же на партбюро выговор дадут за халатность, партбилет отнимут! Да я… да кто я без партбилета?! - и он закрутил от волнения свой светло - русый чубчик.
- Партбюро, политбюро, портмоне - бюро! – забурчала Светлана.
- О чем ты думаешь? – удивился он ее спокойствию.
- Да, я думаю, кто-то специально взял!
- Да! Конечно специально! Какое спокойствие! Это надо же! Она еще и спокойна! А я тебе хотел еще рекомендацию в партию дать!
- Да нужна мне она, ваша партия. Я в вашу банду не хочу!
- Да ты же политически не благонадежная! - ужаснулся председатель.
- А ты, благонадежный?! Свой партбилет завтра же на килограмм колбасы променяешь, лишь бы вкусно пообедать! Вы ж давно не коммунисты, а прихлебаи! Коммунисты почти все на фронте погибли! Меня всегда веселит ваша паническая трусость потерять партбилет, он же для вас как пропуск к кормушке! Лишь бы должность получить! Акстись, Иваныч! На дворе восемьдесят четвертый год! Конец света ясновидящие обещали в следующем году! Может, и не свершится он! Все говорят о предстоящей перестройке. Может, и она не свершится. А, может, свершится. А, может, она и есть тот самый конец света?! Но ты-то будь смелее, перестраивайся, забудь ты партийные догмы, иди в ногу со временем! А я так думаю: печать у участкового! Это создание точно от лукавого! Он тут крутился у меня под окном, все заглядывал! Поехали к нему!
Иван Иванович вздохнул и уже добрее посмотрел на нее. Чтобы успокоиться, он решил хлебнуть водки. Хитро прищурил свои умные темно-голубые глаза, подмигнул любимой секретарше, как он ее называл, достал из стола бутылку с остатком водки, вылил всю ее в граненый стакан, который принадлежал графину с водой. Стакан наполнился водкой более чем на три четверти, почти полный.
- Много, – сказала Светлана.
- Ты иди, иди! Сейчас к Санникову поедем! – отозвался, Иван Иванович, махнув на нее рукой.
Ярославцева направилась к двери, как вдруг она распахнулась, и вошел хозяйской походкой глава района, первый секретарь райкома партии, Болдырев Владимир Васильевич, который недавно поздравлял их с открытием Майского сельсовета. Тогда, чтоб снять напряжение после официальной церемонии, он подошел к ней поближе и весело сказал.
- Светлана?! Мою первую любовь тоже так же звали! Чудесное, светлое имя! Ах, какая девчонка была! Любил я ее сильно…
« Надо же! Такой пожилой, лет пятьдесят пять, наверно, а первую любовь еще помнит!» Светлана Васильевна внимательно посмотрела на него. А Владимир Васильевич уставился на председателя сельсовета, удивленно поднял косматые поседевшие брови и сказал.
- Мне тоже водички дайте, умотался – угорел! Такая жарища на улице !
Иван Иванович побледнел и быстро в три глотка выпил водку из стакана. Крякнуть и скривиться, как обычно, ему было никак нельзя. Он сделал вид, что не видит протянутой руки Болдырева. Рука Ивана Ивановича уже с опустевшим стаканом задрожала. Он сразу же торопливо налил воды из графина и опять быстро выпил ее.
Потом Иван Иванович опять налил полный стакан воды и протянул первому секретарю райкома партии. Тот подумал, что Иванов поступил некультурно, бестактно, раз сам первый выпил воду, а гостю не сразу подал стакан. Вдруг Владимир Васильевич потянул носом, ему, как он посчитал, показалось, что от стакана пахнуло водкой. Он строго посмотрел на председателя. Тот с достоинством выдержал его взгляд.
Болдырев Владимир Васильевич выпил воды и собрался задать пару вопросов. Как вдруг дверца тумбового стола открылась, и оттуда предательски выкатилась пустая бутылка из-под водки... Бутылка, может остановилась бы, если б Ваня в кубе, не сделал суетливое движение и нечаянно ногой не придал ей скорости! Она покатилась по красной дорожке прямо к ногам первого секретаря райкома партии. Немая сцена длилась недолго, но она была впечатляюща! Иванов покраснел и уставился в пол. Болдырев округлил и без того свои большие серо - зеленые глаза. Светлана, чтоб не рассмеяться, быстро вышла из кабинета председателя.
- Нор-р-мально! – сказал глава района. - Это как понимать?!
- Да это еще, Владимир Васильевич, с открытия осталось. Когда печать обмывали… - залепетал Иван Иванович, выдавая себя с потрохами.
О чем они дальше говорили, Светлане слышно не было. Но председатель вышел красный и вспотевший, а Болдырев серьезный, но на Светлану он посмотрел ласково, с улыбкой. Он быстро уехал.
- Слава Богу! Весь взмок! – со вздохом сказал Иван Иванович и вытер платком испарину на лбу. - Хоть печать не спросил посмотреть! А печати - то - тю-тю! Нетути!
Иван Иванович уселся за руль уазика и задумался.
– А я, дурак, ляпнул с перепугу, что мы ее обмывали, хорошо, что Санникова не сдал - с ним же бухали!
-
