«Очень легко проверить, окончена
ли твоя миссия на земле - если ты
жив, она продолжается…»
… - Рахат-лукум! Сладкий шербет! Халва! Волшебное мумиё! Рахат-лукум! Сладкий шербет!
Голос продавца сластями затихал, теряясь между узкими кривыми улочками, а Заир все стоял возле своей чинары, с горечью вспоминая время, когда был молод и у него водились деньги, на которые он мог купить всю тележку и самого продавца в придачу. Это было давно, очень давно. Тогда у него были не только деньги и дом рядом с Мазарскими воротами, где жили самые богатые и уважаемые люди Бухары, но и сыновья. Он и его жена Перуза были счастливы, глядя на четверых крепких, по-хорошему нахальных мальчиков, своих сыновей, не нарадуясь на каждого из них.
Вот старшенький, Нариман – он вырастет большим, сильным воином, будет одерживать победы и приносить домой много добычи. Бэрэз, второй сын – хитрый, пронырливый, ловкий. Этот всегда найдет все, что ему нужно. Аса и Сарда, младшенькие близнецы, крепкие, как Нариман, хоть и меньше раза в два, но смелые и неуступчивые. Заир помнил, как прибегал Аваз, их сосед, умоляя образумить сорванцов, которые вечно били его толстых и неуклюжих сыновей…
Заир невесело усмехнулся и вошел в прохладную темень дома. Болевшая уже второй месяц Перуза тяжело приподнялась на циновке и посмотрела на мужа. Издав тихий, еле слышимый стон, она вновь откинулась на маленькую подушку. Старик посмотрел на жену, но ничего не сказал. Подняв горшок, он налил в пиалу остатки воды.
- На, выпей, - он протянул ей старенькую, с надломанными краями пиалу, и повторил, - а я схожу за водой.
Перуза молча качнула головой, она уже не может пить. Поесть бы чего-нибудь. Тогда бы она встала, убралась и сходила к Ясмин, чтобы взять немного муки на лаваш. А сейчас…
Старуха посмотрела на мужа:
- За что нас так покарал Аллах?! – В тихом вопросе было столько горечи и боли, что Заир не выдержал и отвернулся.
- Не знаю, - глухо ответил старик, - может, и нет никакого Аллаха и это просто наша судьба!
- Что ты такое говоришь?! – Перуза вновь приподнялась на локте, - Как ты можешь? Наши сыновья умерли, сражаясь во имя Аллаха, за его славу…
- За славу имама они умерли, - Заир вылил воду прямо на пыльный пол и, поставив пиалу рядом с горшком, глухо добавил, - умерли, как ишаки, не оставив ни жен, ни детей! И никто: ни твой Аллах, ни имам не пришли и не дали нам даже полдирхема!
Заир больше не мог говорить. Слезы обиды и не утихшей с годами ярости душили его. Не глядя на жену, он взял кувшин и вышел из лачуги.
- Даже воды никто не принесет, - прошептал он, медленно идя по пустынной в это время улице, - даже воды…
До арыка путь был не близкий, и Заир шел, стараясь находиться в тени невысоких чинар, чтобы хоть как-то спасаться от безжалостно палящего зноя. Квартал бедняков, в котором они жили последние десять лет был большим, и его надо было пройти весь, чтобы добраться до единственного источника воды – арыка. Там всегда находились люди, с которыми можно было поговорить о жизни, пожаловаться на судьбу, получить какую-нибудь работу и даже поругать зажравшегося имама. Жирного и спесивого имама, которому было наплевать, что больше половины населения города умирало от нищеты и голода…
В этот раз народу было не так много: продавец гашиша Озэ, с заплывшими от употребления своего товара глазами, два дервиша, сидевших на самом солнцепеке и, казалось, совершенно не замечавших этого, торговец сластями Али и духанщик Масуд, остановившийся попить воды и перекинуться парой слов с идущими к святым местам дервишами. У воды, текущей из каменного горла льва никого не было, и Заир подставил под струю кувшин, смывая пыль и ополаскивая кувшин внутри. Постоянно оттирая обильно выступающий на лбу пот, Масуд о чем-то негромко беседовал с одним из дервишей, который так же негромко отвечал ему. Озэ держал в руках потухшую трубку, вяло отбиваясь от нудных насекомых, и поглядывал на аппетитную халву, подсчитывая, хватит ли ему денег на лакомство. Али сонно кивнул Заиру и снова отвернулся, глядя на пустынную площадь, где не было видно ни одного потенциального покупателя.
Впрочем, покупатель, точнее покупательница вскоре появилась. Заир едва успел поздороваться с каждым, когда к продавцу сластями подошла женщина в чадре.
- Моя хозяйка, достопочтенная Адина, послала меня купить немного твоей волшебной мумиё. Она сказала, что в прошлый раз ей очень помогло и хочет, чтобы ты дал мне самое лучшее.
Улыбаясь испорченными от постоянного поедания сластей зубами, Али широко раскинул руки:
- На здоровье! Выбирай, какую хочешь! Все что хочешь, можешь отнести своей хозяйке, да хранит вас обеих Аллах. У меня все есть: и от худобы, и от полноты, и от головной боли, и от забывчивости.
Служанка сразу нашла то, что ей было нужно - маленькие темно-коричневые кусочки, состав которых был большим секретом. Женщина пересыпала в ладонь Али несколько монет и, бросив маленькие кусочки мумиё в кожаный мешок, быстро ушла, торопясь порадовать хозяйку. Али убрал деньги в нагрудный мешок и улыбнулся Заиру, вместе со всеми наблюдавшего за этой сценой.
Заир подумал, что это мумиё нужно не ожиревшей от непомерного объедания Адине, а его умирающей от голода жене, но у него не было денег, а просить он так и не научился. Заир отвернулся, выплеснул остатки воды и поставил кувшин наполняться. Желание пообщаться с кем-нибудь пропало, сменившись обычной для него угрюмостью. Он собирался наполнить кувшин, умыться и идти обратно, потому что Перуза была очень больна, и ее нельзя было оставлять надолго. Он уже отставил наполнившийся доверху кувшин, и собирался умыться, когда услышал цокот подков, раздавшийся прямо за ним. А следом и презрительный окрик:
- В сторону, старик, разве ты еще не отпил свое?!
Заир обернулся, и с ненавистью посмотрел на двоих всадников, один из которых угрожающе направил на него фыркающего от жары жеребца. Огромные желтые зубы жеребца оказались в опасной близости от лица Заира и он, проклиная свою старость и немощь, вынужден был отскочить в сторону – кони телохранителей имама были обучены кусать противников в бою и этот жеребец, похоже, привык это делать.
Всадники соскочили с коней. Тот, что кричал Заиру, подвел коня к арыку и, страшно водя по сторонам выпуклыми глазами, жеребец начал жадно пить из небольшого углубления, где собиралась текущая из арыка вода. Другой всадник, обернутый в черно-зеленый плащ, держал своего коня за дорогую уздечку, молча наблюдая за Заиром, который пытался поднять ставший бесконечно тяжелым кувшин, а на его губах играла презрительная усмешка. Заметив направление взгляда своего товарища, первый всадник расхохотался и громко произнес:
- Что старик, бросили тебя твои сыновья? Даже воды не принесут?! За что же тебя так покарал Аллах? Грешил, наверное, всю свою никчемную жизнь, а, старик?
Заир кое-как поднял большой кувшин, не собираясь отвечать этому наглому щенку – в свое время, даже за меньшее оскорбление он немало таких вот наглецов отправил к Аллаху, но сейчас…. Сейчас хорошо бы хватило сил дойти до дому, и не умереть под тяжестью
этого кувшина.
- Шайтан! – Пробурчал Заир, но так тихо, что его никто не услышал. Всадники уже не обращали на него внимания. Одетый в черно-зеленый плащ всадник стоял возле Али, выбирая из множества сортов гашиша и опия. Сегодня они собирались предаться наслаждениям в обществе недавно похищенных женщин из Мараканда, дряхлый правитель которого получил по заслугам. Тот, что согнал Заира, лишь посмотрел в спину удаляющегося старика и смачно плюнул в белую дорожную пыль…
Заир медленно брел по все таким же жарким и пустынным улочкам. Кувшин казался неимоверно тяжелым и руки быстро уставали. Тогда он останавливался, стараясь делать это в тени, чтобы не стоять под немилосердным солнцем.
До дома было уже недалеко, когда Заир увидел человека, идущего к нему навстречу. На нем был красивый халат, на голове хута, черный цвет и количество витков которой указывали на знатное происхождение ее обладателя. Заир удивился. Что такому господину делать в их квартале, где каждый день кто-то умирал от голода и болезней? Мужчина шел прямо к нему, и Заир почувствовал, как внутри заходило сердце. В последние годы он все чаще испытывал чувство страха, особенно после нелепой смерти последних сыновей, близнецов, на которых они с женой так надеялись.
Заир опустил глаза, словно надеясь, что незнакомец не увидит его, но ошибся. Человек в черной хуте остановился, и Заир поднял голову.
- Салам аллейку, мир тебе, Заир, - неожиданно мягким и внушающим доверие голосом произнес незнакомец.
Едва не выпустив от удивления кувшин, Заир кое-как сумел поймать его за край и поставить на окаменевшую от зноя землю, радуясь, что не разбил последний кувшин.
- Вааллейкум, - пробормотал Заир, вглядываясь в незнакомое лицо человека. Нет, он определенно не знал его – с памятью пока все было в порядке, хотя Заир многое отдал бы, чтобы забыть терзающие душу воспоминания.
Мужчина улыбнулся, легко поднял кувшин и, посмотрев на встревоженного Заира, сказал:
- Пойдем, я помогу тебе.
Это граничило с чем-то необыкновенным, о чем можно было услышать лишь в сказках, которые рассказывали дервиши, чтобы отблагодарить гостеприимных хозяев, подавших страннику лепешку с сыром. Заир подумал, что этот молодой человек, возможно, сын кого-то из его старых друзей, которых он уже всех пережил, но незнакомец развеял его сомнения.
- Мы незнакомы. Мое имя Ишхан, и у меня для тебя хорошие новости.
Старик уже не скрывал удивления. Какое дело может быть у молодого, судя по одежде, не бедного человека к нему, старому, нищему Заиру, который не ел уже два дня, питаясь исключительно водой и воздухом, на которые жадный имам еще не наложил харадж? Определенно, незнакомец спутал его с кем-то.
- Пойдем, Заир, Перуза ждет тебя, - снова угадал его мысли Ишхан и, развернувшись, уверенно направился к их жалкой лачуге.
Заир медленно брел за ним, от усталости и голода еле передвигая ноги. Он пытался понять, кто этот Ишхан, и что ему от них нужно, но в голову лезли предательские мысли, что сейчас ему расскажут об очередной проделке давно умершего среднего сына Бэрэза. Сына, на которого они возлагали надежд не меньше, чем на других, но принесший лишь позор и несчастье. Смущало, что незнакомец не только решил помочь ему, но и разговаривал не как ошалевший от безнаказанности юзбаши или еще более наглый бахшгэрд, отбирающий в счет не уплаченных налогов имущество и детей, а как почитающий родителей сын. Последними, кто так разговаривал с Заиром, были Аса и Сарда, когда они пришли к отцу просить его благословения перед походом на Коканд, из которого уже не вернулись. Все остальные разговаривали иначе.
Сначала пришли за деньгами, которые якобы потратила казна на содержание и казнь отъявленного преступника Бэрэза, и это было только начало. И хотя многие говорили, что Аса и Сарда погибли, как настоящие мужчины, вскоре пришли за их домом, который надо было продать в счет уплаты процентов, набежавших за обучение и снаряжение двух глупых близнецов, оказавшихся к тому же трусами. Заир пытался возражать, но его никто не слушал. Хашишины, из которых
