боялись — не это ли наш славянский тренд?
Игорь Владимирович потерялся во времени и апеллировал уже не к хорвату, к Ирине:
— Славяне — уникальное сообщество народов, разительно отличающееся от других на нашей планете. История не знает с высокой степенью достоверности, как, когда и откуда появились славяне. Не исключено, что часть из них — ответвление от воинственных племен викингов, другая — потомки антов. Не удивлюсь, если окажется, что прародители славян и вовсе пришельцы, какие-то мы не такие, как все, не очень вписываемся в мировое сообщество...
Как бы там ни было, откуда бы славяне не взялись, откуда не прилетели, со временем они заняли более чем одну шестую часть земного шара от берегов Средиземного и Балтийского морей до Тихого океана.
Здесь Ирина совсем заскучала. Напомнила, что речь ведь шла о «славянском синдроме», а не о покорении Сибири.
— К этому я и веду, — продолжил Игорь Владимирович, — мог ли кто предположить, что славянский синдром, эта коллективная психопатия, на пороге второго и третьего тысячелетий поразит большую часть славянских народов? Сначала республики Югославии, те хоть истребляли друг друга, исходя из этнических и религиозных противоречий. Что не поделили друг с другом два самых больших славянских народа — представители одного этноса, исповедующие одну и ту же веру? Мирят же нас немцы — в прошлом наши общие враги. Не парадокс?
Вы спросите: причем здесь психопатия? А как иначе объяснить нашу взаимную ненависть, чем оправдать?
Большинство людей заблуждается по поводу психопатии, полагая, что она — лишь неконтролируемые вспышки гнева, импульсивность, вспыльчивость. На самом деле психопатия — это гетерогенный синдром, по сути отрицающий все десять заповедей. Эгоцентризм и убежденность в собственном величии и значимости, патологическая лживость и склонность к мошенничеству, коварство и бессердечие, отсутствие эмпатии и тотальная безответственность!..
Некоторые психиатры почему-то не относят психопатию к психическим заболеваниям, хотя этиология психопатии, помимо социальной компоненты, включает нейробиологическую дисфункцию. Психопатию очень непросто диагностировать, еще трудней лечить, при том, что число психопатов постоянно растет и соизмеримо с количеством нормальных людей. Смею настаивать на этом как практикующий врач-психиатр.
Это доказал самый одиозный психопат в мире, заражая на городских площадях Третьего Рейха толпы людей пламенными речами, доводя их до экстаза, выражения всеобщего обожания и ликования, что в результате привело к самой кровопролитной войне на земле. На человека можно надеть смирительную рубашку, на народ — нет.
Здесь уже Ирина не выдержала:
— Игорь Владимирович, вы, по-видимому, забыли, что психология — моя специальность, и что я преподаю ее в университете.
Мне кажется, вы заблуждаетесь в определении «славянского синдрома». Это — не коллективная психопатия, правильней было бы назвать этот синдром коллективной социопатией, а еще точней — социопатией толпы. Вы ведь сами утверждаете, что психопатия — генетически предрасположенное заболевание, социопатия же привносится внешними факторами, хотя и социопатия, и психопатия имеют схожие проявления. У всего народа не может быть одинакового генетически предрасположенного заболевания, или вы считаете, что со славянами такое возможно?..
Теперь пришла очередь удивляться врачу-психиатру. Он не без изумления глядел на Ирину:
— Вы меня удивили. Ваша привлекательность мешает мне видеть в вас оппонента. Просто я хотел упростить дефиниции. По поводу «коллективной социопатии » замечание принимается — с этим я абсолютно согласен.
Социопаты, психопаты, как их не назови, кто б они не были, ясно одно — между ними существует тесная взаимосвязь. Во времена второй мировой войны выдающиеся психопаты мира на площадях городов и по радио превращали людей в визжащие толпы социопатов.
А разве нынешнее противостояние славян не содержит в себе явные признаки и социопатии, и психопатии? При этом следует учитывать, что у этих болезней в настоящее время более современные и совершенные способы распространения (заражения): пресса, телевидение, интернет. Да и в средствах уничтожения себе подобных люди продвинулись гораздо дальше. Раньше заложниками психопатов были миллионы людей, сейчас — вся планета.
Игорь Владимирович заговорил возбужденно, все более заводясь:
— Вот ведь как бывает. Жили бок о бок в мире и согласии два самых близких по духу и менталитету славянских народа. А теперь враги! И ведь находим себе оправдание. Чем не когнитивный диссонанс? Сколько времени пройдет, сколько поколений сменится, прежде чем наша взаимная ненависть изживет себя?
— Я вижу, для вас — это очень болезненный вопрос, что-то вас зацепило.
— Зацепило — не то слово, прошлось катком. Давайте немного выпьем, не могу на трезвую голову спокойно об этом говорить!
Официант принес графинчик коньяка и два бокала. Игорь Владимирович без тоста залпом осушил бокал, заговорил:
— Было это лет пять назад. К нам в клинику попала молодая женщина. Привел ее муж. Сама она русская с Украины из приморского города Ильичевска. Училась в Одессе. С будущим супругом познакомилась на одесском пляже, переехала к нему в Москву. Кстати, она очень похожа на вас, когда я впервые вас увидел, мне показалось, что вы — это она. И имя у нее такое же — Ирина.
Причиной ее нервного расстройства послужила смерть ребенка. Она родила недоношенную девочку, спасти малышку не удалось. Муж почему-то повел себя более чем странно — не только не стал ее утешать, успокаивать, а подал на развод. Что чему предшествовало: нервный срыв разводу или наоборот — не знаю. Молодой лечащий врач из нашей клиники с энтузиазмом взялся за ее лечение, и, если бы не мое вмешательство, неизвестно, к чему бы это привело. Не исключаю, что развитие ее болезни явилось результатом оплаченного сговора супруга и врача. Видимо, муж таким образом решил избавить себя от проблем. Под воздействием сверх ударной дозы нейролептиков Ирина на самом деле превратилась в больную, стала заговариваться, уверяя, что летает и не только во сне.
Порой мне сдается, что эти свои полеты она не придумала. Психотропные лекарства я ограничил, и попытался лечить ее суггестией, стирая из ее сознания мысли о полетах, но это не привело к положительному результату, напротив — к ухудшению. Тогда я сменил тактику, и стал ей внушать, что летать это так же нормально, как и ходить.
На протяжении месяца несколько раз в неделю она приходила ко мне на сеансы гипноза. Мне таки удалось, не без труда, впрочем, привести ее в нормальное состояние. Ее-то вылечил, да заболел сам.
Надо же! До этого я полагал, что врач-психиатр, призванный управлять мыслями и чувствами других, не запутается в собственных. Запутался, и еще как! Видимо, наши чувства не поддаются саморегуляции — влюбился в свою пациентку.
Ирина не стала сопротивляться. Возможно, это был результат моего гипнотического на нее воздействия, может, ее благодарность. Короче, мы стали жить вместе. Оформлять наши отношения она категорически отказалась.
Как мне было хорошо с ней! Открытая, чистая, позитивная, светлая, чувственная, чувствительная, легко ранимая — милый, родной мне человечек: душой, мыслями, телом. Внешне похожая на изумительной формы хрупкую амфору. Неизвестно — кто на кого больше влиял: я, врач, на нее или она на меня. Три года безоблачного счастья. Стали подумывать о ребенке, сразу у нас не получилось, ей следовало подлечиться, да она с этим почему-то не торопилась.
Как в воду глядела. Начались драматические события на Украине. Мы вместе с ней следили за происходящим, пытались понять, разобраться. А дальше пришла весна.
Мартовским солнечным утром я разбудил любимую, нет, не пожеланием доброго утра, в чем корю себя до сих пор, просто пошутил по-дурацки:
— Вставай, Крым наш!
Она не поняла моей иронии, вся как-то сжалась, съежилась, испуганно на меня посмотрела, и, опустив голову, тихо согласилась:
— Да, ваш...
Моя милая как-то сразу переменилась: потухший взгляд, тихая, напуганная, все больше молчала. Я боялся, что болезнь вновь возвращается к ней, спросил:
— Ты не летаешь во сне... наяву?
— Мне сейчас не до полетов! — ответила с горечью.
У нее появились проблемы на работе. Приходила мрачнее тучи.
Поинтересовался, в чем дело. Призналась, что, не выдержав бесконечных разговоров сослуживцев об «исторической справедливости», постигшей Россию, как-то высказала им, что вся их справедливость легко умещается в двух строках басни Крылова «Волк и ягненок»: «у сильного всегда бессильный виноват» и «ты виноват уж в том, что хочется мне кушать»...
Я предчувствовал: что-то должно было случиться, старался не беспокоить ее понапрасну, давал возможность самой во всем разобраться. Это было моей ошибкой — моя любимая, моя хрупкая амфора пошла трещинками.
Всерьез стал подумывать об отъезде с ней в Канаду, куда меня приглашали на работу в международный медицинский центр. Не успел...
Началась война на Донбассе.
Однажды летним вечером, вернувшись с работы, Ирину дома я не застал, не было и ее вещей, на столе лежала записка, в ней всего несколько слов: «Спасибо за все, мне было очень хорошо с тобой. Нагостилась, пора домой».
Позвонил ей — она вне зоны. Лишь спустя час дозвонился:
— Ты где? — выдохнул.
— Улетаю на юг.
Господи, вновь стала летать?
— Дождись меня, не улетай!
— Поздно. Самолет через полчаса. Миленький мой, любимый, теперь нам невозможно жить, как прежде. Между нами пропасть. Если бы ты знал, как на работе обрадовались, узнав, что я отбываю на родину, заулыбались, стали добрыми, ласковыми, хотя до этого относились ко мне, как к прокаженной. Здесь все так: в лицо улыбаются, сочувствуют, а в спину глядят — дыры прожигают. Мне очень жаль, что так получилось. Не твоя и не моя в том вина. Давай подождем. Может, это всеобщее безумие пройдет как страшный сон?..
Моя любимая улетела в Одессу. Не потрудилась даже поговорить со мной, как-то объясниться, да просто проститься.
— Я вижу, вы смертельно обижены на нее, но я поступила бы также.
— Почему?
— От вас просто так уйти невозможно. Когда вы рядом, не подчиниться вам, вашей воле? Такое по силам разве что очень сильной женщине.
— Такой как вы?
— Какое! Я из последних сил сопротивляюсь вам. Что было дальше?
— Ничего. Конечно, мы с Ириной не разорвали отношения. Часто связываемся по Вайберу. Живет она с матерью. Мать болеет. Оставить ее даже ненадолго она сейчас не может. У нее появились проблемы психологического характера. Мне очень неспокойно за нее, она нуждается в моей помощи — я знаю это, чувствую.
А порой мне кажется: у нее кто-то появился, уж больно она спокойная, я просто исхожу ревностью...
Игорь Владимирович умолк, налил себе коньяк, сделал большой глоток. Долго сидел, понурившись. Казалось, он забыл о своей собеседнице, наконец, заговорил:
— Я по ней очень скучаю, да что там — жить без нее не могу! А совсем недавно она прислала мне вызов.
— И?
— Я еще не ответил. Легко сказать приехать! Переселиться к ней? Мотаться между Одессой и
