Глазоньки-то тебе совсем выжгло...
ХХХ
Нестерпимый жар захватывает в свои жесткие клещи сначала Женькины уши, потом - всю голову. Огненный обруч сильно сжимает виски. Женька пытается высунуться из раскаленной печи, а его тянет туда, в самое пекло и....
ХХХ
- Ну, вот, наконец-то, пришел в себя. - произносит незнакомый женский голос.
«Врач…» - догадывается Женька.
Он пытается заговорить, но одервеневшие слипшиеся губы не разжимаются. В глазах мрак. Веки тоже сковало. Будто кто сшил их дратвой ради хохмы.
- Потерпи, дружок. И не пытайся открывать рот, пока я тебе не разрешу. - твердым голосом говорит женщина.
«Ну и строга! Как наш начальник участка. Наверно, уже утро... Такое чувство, будто все лицо, грудь, руки покрыты цементной коркой... Трудно дышать носом... Как же умудриться раскрыть рот? Хотя бы глоток воздуху...»
ХХХ
.... Женька снова окунается в теплые волны Татарского пролива. Нестерпимо палит солнце. Даже под водой от него не скрыться...
Как приятно ощущать сырое тепло прибрежного песка! Две незнакомые женщины в теплых демисезонных пальто и широкополых шляпах ведут странную беседу:
- Теперь-то все зависит только от него.
- Организм молодой. Справится.
- Сейчас-то он ослабел. Шутка ли, больше недели без пищи.
- Реакции в норме... Только, вот зрение... На свет не реагирует…
- Нет. Сейчас трудно судить. Возможна деформация роговицы. Газ все-таки. Температура… Мне знакомы случаи… Маргарита Львовна, смотрите, просыпается. Валентина, помоги повыше поднять подушку.
ХХХ
Женька чувствует нежное прикосновение чьих-то рук к своему затылку.
- Ну, здравствуй, дружок. Только не делай резких движений…
ХХХ
... Снова приморский пляж, палящее солнце… Как в немом кино бегут, бегут немые кадры: Шахта… Конец смены... Взрыв… Приемный покой…
ХХХ
- Ну, как?
- Н-ор-ма-а-льно. - мычит Женька, с большим трудом шевеля деревянными губами.
- Ну, слава богу. - нежно произносит женский голос. - Теперь помогай нам бороться за твою жизнь. Крепкий ты, однако, парень!
- До-ма-то зна-а-ют? - выдавливает из себя Женька, помня о батином нездоровом сердце, беспокойном характере матери.
- Отец сейчас отдыхает в сестринской. Неделю уж возле тебя сидит. Теперь ему отпуск дали...
- А сколько времени я здесь?
- Сегодня третья неделя пошла.
- Ого!?...
- А что ты удивляешься? Хорошо отделался. Вот подштопаем тебя, лучше нового будешь. Молодой, сильный. Теперь дела пойдут на поправку.
- Я спал всё это время?
- Нет. Просыпался иногда. Но мы специально вводили тебе антишоковые и снотворные препараты. В нормальном состоянии такого не перенести...
- Приходил кто-нибудь?
- Еще как приходили! - восклицает сразу несколько женских голосов.
«Оказывается в палате несколько человек!»
- А кто? - с надеждой в голосе спрашивает Женька
- От начальника участка - до твоих одноклассников. Даже дежурство здесь устроили. Особенно девчонки старалась. За лекарством аж в Александровск ездили.
- Они были в палате?
- Нет. Пока сюда входить никому кроме родителей и медперсонала нельзя. Соблюдаем стерильность. Бережем тебя....
Голова снова наливается горячим свинцом... Виски... Как разрываются виски!.. Снова полет в никуда... В пекло … Жара!
ЗА ГРАНЬЮ.
... Этот солнечный день Женьке запомнился по двум ярким событиям. С сегодняшнего дня он взрослый человек! Первокла-а-а-ссник!
Второе?... А, мелочь…
Всего-то ничего добежать из школы до дома. Пять минут. Но на пути, прямо на косогоре стоит мерно пыхтящий батин трактор. От него приятно тянет выхлопными газами, теплой солярой. В кабине нико-о-го.
«Видно, забежал перекусить. - соображает Женька. - Залезу-ка я …»
Он карабкается по крупным гусеницам старенького «НАТИ», усаживается на пружинящее сиденье и представляет себя настоящим трактористом на лесозаготовке.
«Так. Прибавить газу. Выжать сцепление...» - командует он.
Одна беда: не хватает сил выжать педаль… Да ноги еле-ели достают до педали сцепления. Женька из последних сил двумя ногами топит неподатливую железную лепеху.
«Та-а-к. Теперь передвинуть ручку реверса...»
Чихнув, двигатель начинает набирать обороты и железный конь двигается с места.
«Ур-а-а!…По-е-ха-ли!»
Впереди крутой спуск... Женька изо всех сил тянет на себя тугой рычаг фрикциона и старается, чтобы трактор ехал ровно по дороге. Иначе: справа - крутая гора, слева - пропасть.
«Грохнешься, косточки не соберешь...»
Женька горланит песню про бродягу, который сбежал с Сахалина и добрался аж до самого озера Байкал...
Вдруг, ни с того, ни с сего в проеме дверцы появляется испуганное батино лицо. Он заскакивает с движущихся гусениц в кабину и рвет ручку газа на себя, оттесняя Женьку в самый угол сидения. Отец резко выжимает обе педали сцепления и тормоза. Чихнув пару раз, двигатель трактора замолкает. Наступает звонкая тишина…
Женьке кажется, что в наступившей тишине он слышит рокот прибоя Татарского пролива, хотя до берега еще приличное расстояние. После короткой паузы отец поворачивается и крепко прижимает вихрастую Женькину голову к своей груди.
Женька с удивлением, впервые в жизни видит на отцовских щеках крупные слезы.
- Пап, ты чё?
- Сынок. Сынок. Как же это?...
- Папка, я больше не буду... - ревет в голос Женька и пытается подняться …
ВОЗВРАЩЕНИЕ.
Из забытья его выводит спокойный женский голос. Это сестра-сиделка ... И снова провал…
- Лежи, лежи-и-и.
В палате еще кто-то есть.
- Вот, пожалуйста, только проснулся и сразу вставать.
- Сына, ты не шевелись. Тебе еще нельзя...
- Ба-а-тя! - пытается закричать Женька. - Ба-а-тя!
Но у него ничего не выходит. Губы прочно скованы сплошной коркой коросты. Наконец, ценою огромных усилий он разжимает скулы ... Произносит что-то нечленораздельное.
- У-у-у ы-ы-и- …
- Женя, Женя... - взволнованный голос отца.
«Давно ли он здесь?»
- Валентина, Валя, срочно обработай рану! - взволнованно говорит женский голос. - Наш неугомонный пациент порвал себе рот...
Женька окончательно приходит в себя. Из сумбурного разговора в палате он начинает понимать, что пытаясь раскрыть рот, травмировал губы… Неприятное жжение… Соленый привкус крови, теплой струйкой стекающей на шею. Он чувствует прерывистое дыхание склонившейся над ним Валентины, прикосновение мокрого ватного тампона...
- Ну, вот. - произносит спокойный женский голос. - Ничего. До свадьбы все заживет. Ничего.
- Сына. Я здесь. Разговаривать пока не надо... - это грустный батин голос.
- Посидите. Только не долго. Евгению нужен покой…
- Сынок. - родной батин баритон звучит совсем рядом. - Как же это...
Женька чувствует, что еще мгновение и отец, мужественный, крепкий физически зарыдает, как тогда, в тракторе.
- Ни-че-го стра-шно-го, пап. - выдавливает из себя Женька - Отлежусь и домой.
Его речь больше напоминает стон. В палате воцаряется тишина. Лишь издали слышны всхлипы.
- Мам, ты тоже здесь? Скажи отцу, что все обойдется.
- Хорошо. Хорошо Женя... – плаксиво произносит мать.
- Мам, только без слез....
- Врач сказала, что теперь пойдет на поправку. - слышится приглушенный голос мамы. - Только глаза...
- Ничего. - как можно тверже произносит Женька. - Все образуется.
Ему жаль своих старичков и он готов хоть сейчас подняться с кровати, чтобы успокоить их.
- Хорошо. Хорошо. Ты не разговаривай. Мы с отцом пойдем домой. - говорит мать. - Отец-то дней пять не спит. По ночам возле тебя...
Всхлипывания отца выводят Женьку из себя.
- Кончай, батя, сырость разводить! Мы с тобой еще побродим по тайге...
ХХХ
… На Женьку снова наваливаются сумерки. Сучки мешают продираться к свету. Упругие еловые лапы больно хлещут по щекам…
Голоса удаляются, а потом и вовсе тухнут...
ХХХ
- Жень, здесь я. - произносит девичий голос. - Ты меня, наверное, не помнишь? Валентина. Сестра Вани Субботина.
- Как не помню? - взволнованно говорит Женька. - Я же у вас дома сколько раз бывал. Это ты мне по телефону заливала, что Ивана дома нет?
- Ой! Это мама заставляла, чтобы Ванька лишний раз не смотался из дома. Работы-то много, а мужиков нет. Что девчонки могут сделать без него? Отца-то забрали ещё по весне …
ЗА ГРАНЬЮ
... Многочисленная семья Субботиных жила очень бедно. Соседи сочувствовали, помогали чем могли, с уважением относились к хрупкой Марии Кузминичне, тянувшей на своих плечах пятерых подростков.
Дети Субботиных всегда были опрятно одетыми и ухожены. Ходили хотя и в обносках, но аккуратно подштопанных, чистых.
В седьмом «А» Иван Субботин был переростком. Разница в возрасте составляла пять лет. Но Женька любил этого добродушного таежного увальня, обладающего от природы медвежьей силой. В свои девятнадцать Ванюха пропахал вдоль и поперек всю окрестную тайгу, знал повадки зверей, мог без спичек развести костер даже в дождливую погоду.
Хотя в классе все сидели обязательно попарно «мальчишка-девчонка», Женька умудрился выклянчить для себя исключение. Он гордо восседал за партой вместе с добродушным гигантом Иваном..
... На исходе был дождливый и нудный сахалинский август. После трехдневного перехода по тайге, пропахшие дымом, хвоей, рыбой они с Иваном наконец-то вышли к поселку.
В доме Субботиных в этот день, как обычно, было многолюдно. Мать готовила обед, успевая поддерживать разговор со своей гостьей. Девчонки, громко переговариваясь, возились с какими-то тряпками. Из большого черного радиорепродуктора лилась музыка.
- Привет таежникам! - широко улыбается Мария Кузминична. - Как настроение, добытчики?
- Нормально. - по-мужски коротко отвечает Иван.
- Всё хорошо. – смущенно улыбается Женька. - Мы с Иваном вам, теть Маш, мёду принесли. Ох и вку-у-сный!
- Ладно. - грубо обрывает Иван Женькино сюсюканье. - Мы посидим немного, мам. Поговорить надо. Вон там, в подсумке пять уток. Две Женькины.
- Да не, Марь Кузьминишна! Всё это ваш Ванюха нащелкал. Я так. Помогал.
- Ладно клацать, баклан. – цыкает Иван. – Тоже мне скромняга.
- Ребята, а кушать?
- Потом. Тут мы с Жекой должны одну идею обсудить.
Бросив в прихожке свои котомки, ребята
