Маш, позволили бы ей, Елене Владимировне нашей, так высоко взлететь? Даже, вон, и заведующей стать самого престижного в плане “навара” и прибыли отделения? Куда там! Евреи и армяне, что здесь себе, вероятно, в те годы целые гнёзда свили, семейные кормушки устроили прямо-таки, её давно бы уже с потрохами сожрали, со свету сжили, выкинули из клиники ко всем чертям по статье 33-й. Ведь при советской-то власти, помнишь, гинекология и нацмены были словами синонимами…. А теперь вон оно как всё диковинно перевернулось-то. Как в сказке про Золушку, право-слово, точно так… И всё благодаря Ельцину и его реформам, как ни крути, как его, алкаша, ни поливай грязью…»
119
- А у моей супруги, знаешь, Вить, всё тогда и вправду вышло самым чудесным образом, чего до этого никогда прежде не наблюдалось. Прежде-то больница с её бесчувственным персоналом неизменно была для неё издевательством, пыткой, которую она очень плохо переносила… А в последний раз, напротив, даже и полосная операция прошла на “ура”, без каких-либо последствий и осложнений… И послеоперационное восстановление шло очень успешно и быстро: супруга поднималась как на дрожжах, не чувствуя неудобств, дискомфорта и боли. И всё благодаря чудесному доктору, которую Маша всегда теперь с благодарностью вспоминает, без устали рекламирует и рекомендует всем, и которой, помнится, даже и руки перед выпиской поцеловала, сказав от души, от чистого сердца русского, что они воистину “золотые”, творящие чудеса.
- Елену Владимировну мы, выписываясь, отблагодарили по мере своих скромных возможностей. Даже и какой-то подарок пустяшный в довесок купили: банку красной икры, если мне память не изменяет, и бутылку шампанского. И она осталась довольна, как показалось, что нам было крайне важно обоим - ибо мы сами были очень довольны ей, готовы были в ножки изумительно-доброй женщине поклониться… Расстались почти что друзьями, чего прежде и представить было нельзя: чтобы какая-нибудь высокомерная гинеколог-еврейка, да ещё и заведующая, дружбу нам предложила и телефон, сказала б вдогонку с улыбкой как Елена Владимировна: звоните, мол, не стесняйтесь, когда припрёт и когда врачебная помощь понадобится. Растроганный, я возвращался с супругой домой из больницы и всю дорогу, счастьем светящийся, про жизнь свою бренную думал и про чудное устройство её, прямо-таки парадоксальное. Думал, что вот уже столько лет оппозиция президента Ельцина хает, с середины 1992-го года активно борется с ним. За тот грабёж и разор, главным образом, что он в России устроил… А побывав с женою в больнице и подивившись тамошним переменам, я всё иначе стал себе представлять. И разор всеобщий и ужасающий мне уже начал казаться благом. Как и всеобщее безденежье с нищетой, к которым я стал относиться как к “санитарной обработке” страны или пожару внезапному, всеохватному - не больше и не меньше того.
«…А может и правы те писатели и историки, - помнится, ехал и думал я, на супругу свою прооперированную с нежной любовью поглядывая, на послеоперационную бледность и слабость её, - правы те умные люди вообще, кто утверждают крамольную вроде бы мысль, что войны и смуты для нас, православных русских людей, - настоящее благо и спасение? Ибо убивают всю нечисть и гниль на корню, заставляют её прятаться по щелям, по разным краям разбегаться… И мы на какое-то время становимся хозяевами жизни и своей страны, выпрямляемся в полный рост, вольно дышим, широко живём, набираемся сил и здоровья… До Революции, до Октября Семнадцатого, если по книжкам судить, ругательный термин в народе был - “гнилая и паршивая интеллигенция”? Выродившийся паразитический класс, который большевики как поганых клопов давили. Вроде бы всех передавили тогда - и успокоились, чудаки, стали почивать на лаврах… А она, эта социальная падаль и гниль, за 75 лет Советской власти опять возродилась, сука! И опять размножилась и всё заполонила собой, что уже и житья от неё нормальному, работящему человеку не стало!... Вот и молодец наш президент Ельцин, как бы лично к нему ни относиться, взбалмошному и непутёвому выпивашке, красавец-парень: не побоялся и опять подобную “санитарную обработку” России провёл за годы своего правления. Будто гигантский и чудодейственный пылесос на полную мощь включил вместе с Гайдаром и Чубайсом для большой генеральной уборки, и всю накопившуюся за советское время человеческую мерзость и грязь худо ли, бедно ли вычистил с предприятий и учреждений. Или же начал чистить хотя бы, сделал к этому социальному оздоровлению и освежению первый широкий шаг. Но постепенно вычистит всё, с Божьей помощью, до всех уголков и дыр доберётся, до всех зловонных щелей… И, может, так-то оно и правильно, так и нужно? Как знать?! Мы стали бедными? - да! Но и одновременно здоровыми и свободными… Ведь деньги-то, они не сами по себе убегают от нас на своих коротеньких ножках - их мешками увозят алчные и хищные люди, счастливые обладатели капиталов, которым всё равно, по большому счёту, где жить и кого “обдирать” - лишь бы тех глупых доверчивых “липок” побольше было. И такие вот паразиты хищные навсегда покидают страну, высвобождают для нас, русских, место. Разве ж это плохо, скажи?! разве ж это не богоугодное дело?!… Да ради этого - чтобы подобные типы добровольно уехали и не возвращались больше, - никаких денег не жалко»…
120
- А мы ведь там, в 67-ой клинике, к слову сказать, в тот раз не одну лишь Елену Владимировну встретили - чудную милую женщину, которая прямо-таки поразила и очаровала нас, до самых чувствительных струн души сердцем своим дотронулась, - но и других замечательных докторов тоже. Травникову Наталью Лукиничну, например, заведующую отделением УЗИ, добрейшей души человека, писаную красавицу, как и Тропинина, и большую-пребольшую умницу тоже, специалиста высоко-классного, кандидата наук, у которой моя супруга проходила предоперационное обследование, к которой потом и меня возила: проверить внутренности мои, мой постаревший ливер. И нам обоим Наталья Лукинична, опять-таки наша ровесница, много полезных советов дала, от души с нами общалась и разговаривала: спасибо ей и низкий за это поклон. И тоже свой мобильный телефон, не чинясь, предложила, просила звонить и приезжать к ней в любое время за помощью и консультацией. Отчего мы, опять-таки, в полнейшем замешательстве были, не знали как заведующую и благодарить… Оба потом ходили и удивлялись, взять в толк никак не могли: какое же, думали, время-то чудное настало, а может - чудное, что в наших столичных больницах высокопоставленные врачи с пациентами вдруг стали так душевно и просто общаться и по-человечески себя вести. Подольше бы, думали, оно, это время длилось…
121
Выслушав всё внимательно, весь тот искромётный, страстный и предельно жаркий рассказ, я, помнится, спросил Валерку через минуту, другую, пиво своё допивая и вытирая ладонями губы: «ну-у-у, а может не стоит тогда уезжать из страны-то, Валер, порывать связь с Родиной, с Москвой, где ты родился и вырос, где корни и родственники твои? - если, как ты говоришь, жизнь у нас потихоньку налаживается».
- Нет, - ответил мне уже бывший напарник сурово и твёрдо, - уеду, не хочу больше ждать. Это дело продуманное и решённое… А Родина, - подумав, добавил он, вздохнув глубоко и протяжно, - она меняется, да. Но… медленно как-то, вяло… И всё равно в ней порядка не будет, как кажется, с нашей-то рабскою психологией, с нашей же природной жалостью и все-терпимостью. Ни при Ельцине, ни при ком-то другом. В моём институте, во всяком случае, перемены не скоро произойдут, если произойдут вообще, если случится такое чудо; и возвращаться мне туда нет резона... Да и другие столичные институты такие же: и там та же самая человеческая “плесень” и “гниль” все здоровые поры забила… Огородникову нашему сейчас 63 года - возраст преклонный вроде бы. Но он мужичонка крепенький и боевой, и лет десять-пятнадцать ещё протянет с гарантией, поездит на службу - без работы не может, не мыслит себя человек. Приезжает - и сам себе задачи придумывает, от скуки. И сидит и решает потом за государственный счёт. Хорошо устроился, дядька… И пока он работает, пока в отделе сидит и копошится, убивает время и переводит бумагу, - вся эта наша праздная рвань, про которую я тебе рассказывал, так и будет подле него отираться и подъедаться, кровушку его пить; и никого к нему и на пушечный выстрел из молодых не подпустит. Это дело известное и легко-прогнозируемое: и к гадалке не надо ходить. Я в этом воочию убедился... Поэтому-то и бардак, который в нашей науке и космосе процветает, будет ещё долго длиться. И не видно ему конца. Оборонка - не медицина: здесь массового оттока кадров за рубеж не предвидится. Потому что таких идиотов и м…даков везде полно, как наши радимовы и усмановы. И толку от них никакого. Вот в этом-то и беда, вся наша проблема и заключается… Оттого-то и пердуны, что сплотились вокруг Огородникова, ещё долго будут небо коптить и никуда от нас в ближайшие годы не денутся. Куда они пойдут и кому нужны? - дебилы состарившиеся и прогнившие! Сами давно не живут - и другим не дают, опарыши!…
- Но даже если что и случится с Вадимом - не дай Бог, конечно! - и к нам в отдел придёт новый начальник, новый “молодой Вадим”, - его быстренько вся это праздная нечисть окружит, умаслит и обольстит, слюнями и соплями собственными облепит, слезами горькими обольёт, нытьём разжалобит - и погубит парня. И ему, молодому и энергичному, их, стариков, будет элементарно жалко и не захочется на улицу выгонять. И он их при себе держать станет, “заслуженных работников ракетно-космической отрасли”, как и Огородников до него держал, - из сострадания и Бога-боязни. Так уж наша русская душа неразумно устроена, дружок: я это отлично понял. Мы, русские, - сердобольные и жалостливые сверх меры: даже злость порою на самих себя берёт! И поэтому обречены вечно всех кормить и поить, тащить на своём горбу и дальних и ближних, нищих, убогих, чокнутых и пустых, которые, кроме нас, никому не нужны и не интересны, от которых нет никакого проку…
- Нет уж, хватит это терпеть, довольно! Ну их всех в задницу, наших российских богомольцев и филантропов слюнявых, потешных пацифистов и гуманистов! Поеду-ка я лучше в Германию корни пускать, в тамошнюю сытую жизнь встраиваться-вгрызаться. Немцы, как мне брательник приезжал и рассказывал с жаром, - они молодцы: нашей русской сентиментальностью и простотой не страдают. Не держат и не терпят на своём нордическом теле “гнид двуногих” и “вшей” - расправляются с ними быстренько: “стряхивают” на землю и “каблуками давят” от всей души и со всей мощи. И правильно делают, и надо так! - если хочешь в современном мире выжить! Нам всем надо у них учиться и учиться чистыми прагматиками и дельцами быть, законченными эгоистами и материалистами: уметь считать и ценить копейку, не бросать на ветер её, не кормить нахлебников и пустозвонов. Немцы поэтому-то и богатые, так хорошо и сытно живут - из-за своей природной чистоплотности и брезгливости. Вот и поеду туда, к ним под крыло. Там почестнее устроено всё, чем у нас, поразумнее, потише и поспокойнее… А нам, русским, спокойно и сытно жить всё равно не дадут. С таким-то нашим
