день, отдых законный, заслуженный. И никаких ещё важных дел впереди, перебоев с поставками, задержек, ругани и авралов, нарядов строительных, расценок и номенклатур, трудов бумажных, ответственных, переговоров с Фицюлиным и прорабами… Так что гуляй пока, веселись - пока работа и ситуация позволяли. Они ведь в сущности молодыми были по возрасту, Перепечин с Шитовым, и ничто человеческое им не было чуждо; наоборот - интересовало и волновало обоих. Хотя, повторим, они не опускались до грязи и пошлых развратных сцен с оголодавшими деревенскими дурочками, чем порою грешили некоторые студенты. Никаких скандалов со сплетнями, шумных любовных хвостов и беременностей случайных ни за одним из них не тянулось…
Итак, на танцы пошли всем отрядом, и дошли до клуба, переговариваясь, за десять-пятнадцать минут - все чистенькие, свеженькие, отдохнувшие, все в новеньких куртках своих, особенно местных девчат привлекавших. А в клубе ещё кино продолжало идти - индийское, длинное, душещипательное, - с песнями звонкими, непременной стрельбой под конец, слезами и кровью любимых. И надо было, хочешь, не хочешь, а окончания ждать, пока там бабы-доярки и скотницы настрадаются и наплачутся, на улицу нехотя выйдут, молодёжи место освободят для топтаний под музыку, шушуканий и обниманий.
Студенты, всё это предвидевшие, ещё и в прошлом году натыкавшиеся на такие накладки не раз и потому и в клуб не спешившие, расселись дружно на близлежащей поляне неподалёку от входа, стали балагурить от скуки, курить… Ну и пришедших на танцы девушек обсуждать, разумеется, что у клуба плотной толпой стояли, потому что задолго до них пришли…
Затерявшийся в общей массе Андрей, в гуще товарищей молодых усевшийся, тоже начал тогда по сторонам с любопытством смотреть, девчонок вместе со всеми украдкой разглядывать, которых он, боец-первогодок, ещё и не видел ни разу, не знал, ни с одной из которых прежде дружен-знаком не был. И как только он на них посмотрел, взглядом стыдливым, быстрым всех их разом окинул, - он в середине их группы светловолосую и ладно-скроенную красавицу увидал, с трёх сторон расфуфыренными подружками окружённую.
Он увидел её - и вздрогнул, машинально голову в плечи вобрал, неожиданно чего-то вдруг испугавшись; замер, побледнел и напрягся, истому сладкую внутри ощутив вперемешку со спазмами, вслед за которыми больно, но сладко, опять-таки, заныло-затрепетало сердце. Перед ним, очарованным, будто бы вспыхнуло что-то ярко-преярко - перед глазами его прищуренными, в сознании, - Лик Божественный будто бы проявился самым чудеснейшим образом среди мрака, обыденности и суеты, правду Жизни ему приоткрывший на миг, её смысл великий и назначение.
Потрясённого и опешившего Андрея, внезапным видением очарованного, окутали лёгкая дрожь и смятение, и незабываемый души полёт, первый - и оттого, может быть, самый острый, самый запоминающийся, - когда он в толпу красавиц местных, робея, вторично стыдливо взглянул и одну-единственную там увидел. Приметил светловолосую девушку, понимай, которая так поразила его стремительно и, одновременно, околдовала, что он надолго замер, затрепетавший, и во внимание весь обратился, в безграничное удивление и волнение, и какой-то щенячий детский восторг. Он невольно залюбовался ею, зардевшийся, умилённо и жадно на неё засмотрелся; а засмотревшись, переменился в лице, покрываясь краской волнения и стыда, чего с ним отродясь не было. Не испытывал он ранее никогда к противоположному полу подобных радужных сердечных чувств, что по остроте, накалу и качеству напоминали опасное стояние над обрывом.
И головкой девушки он залюбовался невольно, пышной шапкой вьющихся пшеничного цвета волос, пушистых и лёгких не смотря на обилие, девственно-мягких, девственно-чистых, что по плечам и лицу её разметались вольно, ласкали ей плечи и грудь; залюбовался глазами огромными - в пол-лица! - через которые смотрела на мир её белокрылая голубка-душа, и в которые даже и издали, так показалось, страшно было заглядывать без определённого навыка и привычки. Потому что запросто можно б было погибнуть в них молодому-то пареньку - исчезнуть, дух испустить, утонуть. Глубокими, жуткими были глаза - как колодцы; повадка в них чувствовалась, характер, настойчивость, огромная сила внутренняя и воля.
А ещё подмечал Андрей, следя за своей избранницей неотступно, что она как будто чужая была в толпе или случайно знакомая, и с окружавшими её подругами, хоть и стояла в центре, общалась мало и неохотно, что больше за парнями московскими наблюдала искоса, хотя и скрывала это, пыталась скрыть… Но по тому, как играл румянец на её щеках и поминутно вздрагивали и расширялись ноздри на маленьком милом носике, как нервно теребили пальцы сорванный на дороге цветок, - по всем этим косвенным признакам можно было с уверенностью заключить, что она волнуется и не слушает, мимо ушей пропускает надоедливую болтовню. И только сердечко своё трепещущее стоит и слушает: что сегодня подскажет и посоветует оно ей, на кого из парней укажет - и укажет ли…
7
Минут через двадцать фильм, наконец, закончился, и распахнулась входная дверь. Пожилые колхозницы, наплакавшись вволю, настрадавшись над страстями восточными, долгоиграющими, чередою пошли из клуба, на улице глаза вытирая платками, рукавами кофт шерстяных. И тогда, им на смену, туда повалили их детки. Пошла и избранница Мальцева в окружении подруг, спиною к парням повернувшаяся.
Поднялся и пошёл следом за ней и Андрей с друзьями, получивший прекрасную для себя возможность ту девушку уже всю разглядеть - и сбоку, и сзади, что очень важно! - полное впечатление о ней составить, не совсем понимая ещё для чего… И удивительное дело - с ним такое впервые в жизни, опять-таки, происходило, - чтобы даже и после этого, после такого придирчивого заинтересованного осмотра, всё ему понравилось и полюбилось в ней, пуще прежнего зацепило и взволновало. И при этом не оттолкнуло ничем - вот ведь дела так дела! - не покоробило и не поморщило. Удивительный, невероятный, единственный случай из его личной небогатой практики! Можно даже сказать - диковинный!
Такого с ним и в Москве ещё не случалось ни разу! - в Москве! А уж стольких красавиц гордых и записных он там через свои прищуренные глаза пропустил и стольким неудовлетворительные оценки в итоге выставил: то у них ножки были не те, кривенькие и тоненькие, то спины сутулые и плечи набок заваливаются; то попки худы или, наоборот, толстоваты, а то и походки косолапо-корявые, как у гусынь, что на них и смотреть было больно и тошно… А тут - нет, тут всё было соразмерно и гармонично в плане внешнего вида и форм, почти идеально. И первый его восторг поэтому не проходил. Не проходило, а только усиливалось и возбуждение.
И рост её ему очень понравился, чуть ниже среднего; и походка ровная и спокойная, твёрдый шаг; и ровные, почти эталонные ножки. А фигурка какая ладненькая и плотненькая была: не толстая, как у других, и не худая - нормальная. Как в норме у этой девушки было всё - изящно, правильно и грациозно. Во всём благородство и порода чувствовались, в отличие от её нескладных подруг, которые красоту её только усиливали и выделяли.
«Она не деревенская жительница - это точно! - с восторгом думал Андрей, шедший за нею следом. - Наверное, в гости к кому-то приехала - отдохнуть…»
С такою догадкой и переизбытком чувств, шальной, возбуждённый, светящийся, он и зашёл тогда в местный клуб вместе с приятелями и был поражён, переступив порог, его размерами внутренними: длиной, шириной, высотой. Снаружи-то клуб казался большой избой, впечатление производил жалкое, если убогое не сказать. А изнутри, как ни странно, он был в полном порядке и вполне приличных размеров. Он будто раздвинулся в длину и вширь специально для танцев и был способен вместить, даже и на беглый прикид, не один десяток народу. И сцена в клубе была, и кулисы, и даже два выхода запасных выделялись на противоположной стенке. Лампы вот только тусклыми были, были низкими потолки - немного давили и угнетали Мальцева после четырёхметровых московских его потолков. Зато танцевать или кино смотреть они не мешали ни сколько…
Зашедший внутрь в общей массе, Андрей вначале растерялся даже от той сутолоки, что творилась тут, от обилия молодёжи, духоты, суеты. И растеряться было не мудрено: первый раз он пришёл на танцы, если выпускной бал не считать, с которого он ушёл очень быстро. А так ни в школе, ни в институте, ни дома он на подобные сборища не ходил - ему требовалось время на адаптацию.
И пока он рассматривал всё, привыкал, пока в окружающую обстановку вживался, товарищи его разбежались по разным местам, и он остался в дверях один и не знал совершенно, что делать ему, куда встать, к кому из ребят прицепиться. Растерянный, он только успел заметить, как поразившая его на улице девушка с подругами к сцене пошла, что слева от входа располагалась, остановилась у середины сцены, развернулась к залу лицом, после чего терпеливо ждать принялась, когда деревенские парни просмотровые кресла к стенам сдвинут, площадку для танцев освободят, музыку потом включат.
Кое-кто из наиболее резвых студентов бросился местным парням помогать, другие магнитофоном занялись на сцене, третьи, самые хитренькие, к девушкам стали пристраиваться и знакомиться, ещё до танцев их меж собой разбирать. Командир же с мастером и бригадирами у сцены важно остановились, у ближнего её конца, на всё происходящее с ухмылкой посматривая, контролируя всё и тут. И только застывший на входе Андрей, предельно сконфуженный и оробевший, без приятелей по отряду оставшийся, как-то вдруг сразу сник один, побледнел, разнервничался и разволновался, понимая прекрасно, что нужно что-то предпринимать и побыстрей уходить от дверей, что впечатление он производит жалкое.
От одиночества он принялся головой по сторонам вертеть, угол себе искать укромный, где можно было бы незаметно встать, от глаз посторонних спрятаться. И как только он направо голову повернул и взглядом испуганным, диким до противоположной от сцены стены добрался, - он вьетнамца Чунга увидел там, что возле кинопроектора с какой-то темноволосой женщиной стоял и оживлённо о чём-то беседовал, хохотал даже.
Чунг его тоже заметил, в дверях истуканом застывшего, рукою ему помахал, к себе настойчиво подзывая. Обрадованный зову Андрей, с которого как гора с плеч свалилась, скорым шагом пошёл к нему, неубранные стулья по дороге сбивая...
- Елена Васильевна, познакомьтесь, это Мальцев Андрей, лучший мой друг в отряде, - на ломаном русском обратился вьетнамец к своей собеседнице, невысокой приятной женщине средних лет, скромно, но опрятно одетой и на колхозницу совсем не похожей по виду, когда Мальцев вплотную приблизился к ним и робко остановился рядом. - Мы с ним здесь в общежитии на соседних койках спим, вместе и работаем и отдыхаем.
- Здравствуйте, - поздоровался Мальцев поспешно и также поспешно представился, уже сам. - Андрей.
- Очень приятно, Андрей, добрый вечер. Меня Еленой Васильевной зовут, как вы уже слышали, - улыбнулась женщина мило и просто, на подошедшего парня внимательно посмотрев, дольше положенного взглядом на нём задерживаясь,
