Невыдуманная история. Лирическая повестькоторое, надеюсь, не порастёт быльём, которое вам, местным жителям, понадобится… Ваш председатель знаете как нас упрашивал в первый рабочий день, чтобы мы коровник вам за лето построили! - чуть ли ни на коленки готов был встать! прилюдно расплакаться! Так неужели ж мы его подведём, клятву свою студенческую нарушим?! И несчастных бурёнок ваших бросим на зиму замерзать, чтоб они, бедные, в ваших гнилых хлевах околели?! Да что ж мы, не люди что ли?! души что ли нет в нас совсем?! Или не понимаем мы, что такое холод?! Нет, Наташ, мы, москвичи, не такие, как про нас, может быть, какой-то там сельский чудак всуе со злобою думает. Мы уж коли взялись за что, коли слёзно нас люди добрые о чём попросили, - мы расшибёмся в лепёшку, жилы из себя последние вытянем, ляжем в поле костьми, понадобится - умрём-сгорим на работе, - но коровник к осени вам сдадим. Это я безо всякого хвастовства обещаю!
-…А на лошади как я лихо тут у вас разъезжаю, - вдруг вспомнил Андрей про свои верховые прогулки. - Где б я ещё лошадей себе когда взял? кто бы в Москве мне это сделать позволил?... Конюх ваш, дядя Ваня, - с жаром переключился он на любимую тему, про которую часами мог говорить, - мужик золотой оказался: люблю его всей душой! всем сердцем! Придёт к нам на стройку утром, представь, сядет на корточки, кнутовище под ноги подоткнув, и сидит до обеда, молчит, за нашей работой смотрит. И ничего ему от нас не надо совсем, как другим, - ни гвоздей, ни скоб и ни досок. Посидеть просто надо в компании, поглазеть, приобщиться к большому делу, к стройке. Мне это так интересно всё, и так чудно в то же время - такое его без-корыстное поведение!... Я бы дал ему этих гвоздей хоть мешок, с удовольствием дал - пусть пользуется: у нас этого добра много. Но он не берёт, бродяга, ни разу у меня ничего не взял: чудак он у вас какой-то, или блаженный!... Я с ним сразу же подружился - в первый же день. И он мне лошадок даёт покататься… А мне неудобно перед ним, дружбою его неудобно пользоваться, в улицу с односторонним движением её превращать, - вот и пытался уж сколько раз гвоздями да скобами с ним за лошадей расплатиться, хоть чем-то его отблагодарить, на его доброту подкупающую своей добротой ответить… Но - нет, он молодец: не торгуется никогда, не сквалыжит и не выгадывает! Без-корыстный мужик оказался, этакий ангел во плоти. Хотя и выпивашка запойный, как кажется.
- Да, он у нас хороший дядька, - подтвердила Наташа задумчиво. - Не деревенский совсем, не куркуль, не скряга. Ничегошеньки ему кроме лошадей не надо - это правда… Зато жене его, Зойке, надо всё: каждый день его пилит и пилит, змея, дурачком при всех выставляет, неудачником и ничтожеством; жить его хочет, но не может заставить, как другие живут: тащить всё что плохо лежит, воровать то есть. Но он - нет, он крепкий, не поддаётся ей, держит свою линию жизни строго… Когда она его совсем уже допечёт нытьём и руганью без-конечной, и какой-то патологической жадностью, когда всю ему плешь проест, - он тогда напивается с горя и колотить её начинает чем попадя, по деревне, пьяный, гонять, кричать, материться грозно: убью, мол, тебя, гадюка! жизни мне не даёшь! всю кровь из меня до последней капли выпила! Половину зубов ей, дурочке, повыбивал, а та всё никак не уймётся. А раз даже нос ей в горячке сломал, что она целый месяц в маске потом ходила - смешила нас всех, а вечерами пугала как приведение.
- Странно, - удивился услышанному Андрей. - Не похож ваш конюх на драчуна-то, на забияку. Добрый мужик, как кажется, и очень тихий, очень спокойный.
- И добрый, и спокойный, и тихий, да; и не драчун изначально - всё правильно, - кивком головы подтвердила Наташа. - Но только, знаешь, когда тебя ежедневно “пилят” и дурачком-неудачником выставляют при всех, нахлебником-дармоедом, и делают это несправедливо и незаслуженно, - тут уж кто хочешь драчуном задиристым станет - даже и ангел… А она его заела, ведьма, задёргала за целую жизнь: у нас её никто в деревне не любит за её подлость, коварство, жадность патологическую и злость, за язык поганый. Еврейка, она еврейка и есть: весь мiр с рождения ненавидит… А его, наоборот, у нас любят, жалеют даже, сочувствуют ему, помогают; в спорах и склоках с женой неизменно поддерживают. Сколько уж раз от тюрьмы мы его всей деревней спасали, когда его ведьма милицию вызывала и хотела за решётку его засадить…
16
Наташин рассказ про конюха сильно Мальцева заинтересовал. Он слушал его, рот разинув; и, одновременно, поражался тому, как грамотно и как чётко Наташа ему это всё рассказывала: ни слова сорного в том её рассказе не слышалось со стороны, ни буквы какой, ни звука. Всё плавно было, размеренно, всё на месте. Выговора деревенского или жаргона в её разговоре неспешном коренному москвичу Мальцеву заметить было нельзя - по причине отсутствия оного.
«Нет, не зря я её за москвичку принял, не зря, - с удовольствием думал Андрей, на подружку сладкоголосую краем глаз восхищённо посматривая и каждое слово её ловя, что как флейта волшебная уши его ласкали. - Она многим нашим чувырлам столичным по дикции и правилам речи фору даст, окающим да гакающим как торговки рыночные».
А голосок у Наташи был дивный какой: бархатный, сильный, грудной, с изумительным по красоте тембром! Когда она разговаривала, заметил Андрей, то некоторые её слова эхом отдавались у неё внутри и звучали там звонко-презвонко, как в полупустом помещении. И казалось со стороны, будто бы тайные струны её души при разговоре дивно так резонировали, чувства её выдавая и настроение.
Всё это так сладко было слушать и так волнительно одновременно её молодому спутнику! Так эти её чарующие голосовые звучания притихшего Мальцева изумляли и завораживали, приводили его, москвича, в тихий сердечный восторг!
Особенно в первые дни с ним подобное волшебство неизменно случалось, когда привычка у него ещё над изумлением не возобладала, над обострённым вниманием. Мало того, у него даже мысль невольно закрадывалась во время первых бесед: что тебе бы, дескать, голубушка, с такою-то дикцией и внешними данными не в деревне вашей убогой сидеть, пропадать тут без дела, без пользы, а на центральном российском телевидении диктором самым главным работать, ведущей всех новостных программ. Тебе бы равных там не было абсолютно точно - если б только взяли тебя туда, если б там знакомые были, “мохнатая лапа”. Ты бы тогда всех блатных потаскух там “переплюнула” и перещеголяла, на пенсию отправила их, на свалку истории…
По достоинству речевые и голосовые возможности подружки своей оценив, внимательно выслушав до конца её рассказ про стерву и злыдню Зойку, Андрей после этого опять к лошадкам любимым вернулся - тайной своей поделился с Наташей про то, как его в отряде конюхом недавно сделали. И стал он дяде Ване почти что “родня”.
- Хотите, я Вам расскажу про это подробнее? - спросил её с жаром, когда она кончила говорить и на спутника своего восхищённого вопросительно посмотрела.
- Хочу, - последовал такой же жаркий ответ, и Андрей рассказал шагавшей с ним рядом спутнице следующую историю.
- У нас в отряде, - шёл и рассказывал он, - проблема с водой возникла: негде поварихам стало воду брать. Они её сначала из школьной колонки носили, а теперь та колонка сломалась - засорилась, кажется, - и мы без воды остались неделю назад: одно молоко только пили, даже и супы молочные ели, каши… Ну и взбунтовались, естественно, от этих супов и каш, мясных борщей себе запросили, чаю. И командир наш, Шитов Толик, срочно договорился с Фицюлиным: чтоб, значит, нам лошадь в отряд, телегу и пустые бидоны выдали. И мы бы ту воду сами себе из колодца возили: она из колодца даже полезнее и вкусней… Я, как про такую новость услышал, к командиру сразу же и побежал под это дело подписываться - чтобы, значит, водовозом отрядовским стать, ну и конюхом по совместительству. Командир обрадовался, похвалил за рвение и лошадь с телегой и амуницией мне сразу же и отдал - на полное сохранение и попечение. И теперь вот утром и вечером я за водою езжу, ну и за лошадью ухаживаю одновременно, которую нам в отряд привели: Малинкой её зовут… Вы, может быть, знаете её, видели: красивая такая кобылица ярко-рыжей масти.
- Знаю, конечно, видела не единожды. На ней сам дядя Ваня обычно и ездит, и больше всех её любит, лучше всех кормит, заботится, бережёт.
- Правильно делает, что любит. Хорошая, спокойная, умная лошадь - не старая, не ленивая и очень послушная, главное, тонко чувствует возницу и седока. Нравится она мне, сильно нравится. Кормлю её теперь и пою, сам запрягаю и распрягаю; сам же вечером в поле пастись выпроваживаю, стреножив её предварительно. Красота! Всё это не сложно совсем оказалось, как я раньше-то думал, когда деревенскую жизнь себе представлял.
- Так Вы теперь на работу-то ходите, я что-то не поняла? на стройку-то свою? - спросила удивлённая Наташа, с интересом рассказ простодушный выслушивая.
- Конечно, хожу, - ответил Андрей не без гордости. - Кто ж за меня работать-то станет? - у нас каждый боец на счету. Лошадь и вода - это дополнительно как бы, в свободное от работы время… Тяжеловато, конечно, особенно вечером, после рабочего дня, когда в постель поскорей завалиться хочется и про всё на свете забыть, - не выдержав, вздохнул Андрей с лёгкой грустью, обречённо голову опуская и невольно жалуясь как бы на свой опрометчивый шаг. - Но зато Малинка теперь в полном моём распоряжении находится, теперь у неё хозяин я. И дядю Ваню уже ходить и просить не нужно, лишний раз пользоваться его добротой…
За такой вот беседою задушевной, тёплой, раскрепощённой на этот раз и абсолютно искренней, незаметно и нетягостно пробежал-пролетел для обоих второй их совместный вечер. И расставались они ближе к полуночи уже с большой неохотой оба - не так, как неделю назад...
- Как быстро время у нас пролетело сегодня, а я бы погуляла ещё, - задумчиво сказала Наташа возле своей калитки, когда они к ней подошли, на Андрея при этом взглянув вопросительно: поймёт ли он её чувства сердечные? ещё немного пройтись согласится ли?
Но Андрей сделал вид, что намёка не понял и твёрдо собрался домой уходить. Поздно было уже, а ему завтра утром нужно было рано вставать, Малинку запрягать в телегу, за водою в колодец ехать, в лагерь её потом везти, выгружать; а потом работать весь день, коровник обещанный строить, на пекле солнечном жариться. Гулять-то - оно, конечно, приятно - и лучше, да, безусловно. Кто спорит? Но где бы для тех гулянок ещё и силёнок взять, чтоб носом потом не клевать на объекте, чтоб до объекта, элементарно, дойти…
Они расстались, в клубе договорились в ближайшую среду встретиться: агитбригада ССО “VITA” должна была в среду вечером в клубе запланированный концерт давать. После чего довольный Андрей домой зашагал проворно, где казённая койка его поджидала давно и вернувшиеся с гулянки товарищи-студенты, последними новостями обменивавшиеся перед сном, хваставшиеся “любовными победами”. В школу он как на крыльях летел, не переставая улыбаться при этом: так ему тогда легко, так покойно на сердце было.
«Хороший она человек, - про Наташу он всю дорогу думал. - Не только красивая, но и умная, грамотная вдобавок, смышлёная. Мне спокойно и хорошо с ней…»
Глава третья
1
Прогулки Мальцева по
|