вынужденно случится какой-нибудь конфуз и неприятность. И он ещё к этому добавит, что он всегда знал, а ему ещё никто не верил, что Порфирий Платонович, накоси-выкуси мне зять, первостатейный проходимец и мошенник. – Сами видите, какими связями он себя облагораживает и обставляет. Тьфу, ничтожество и пустой человек. – Сделает выводы тесть Порфирия Платоновича и прям в лицо ему поставит смачную точку в этом последнем между ними разговоре, плавно перешедшим в драку.
А вот остальные гости, в отличие от тестя Порфирия Платоновича, ещё рассчитывают на благополучный исход этой требующей разъяснения ситуации, и хотя всех интригует заданный незнакомкой вопрос, – а почему именно здесь Порфирий Платонович не ожидал её увидеть? А тогда, где он ожидал с ней встретиться? – они всё-таки верят в благоразумие и умение Порфирия Платоновича объяснить необъяснимые только с первого взгляда вещи. К тому же незнакомка сама даёт ему шанс.
– Ну так что молчишь? – обращается к жениху Части. – Можешь быть, наконец, представишь меня всем? Как сам видишь, всем очень интересно знать, кто я такая и что нас крепко связывает и сближает. – А как только это сказала Части, то где та прежняя цепкая связь между Порфирием Платоновичем и его невестой, Аленьким цветочком, одёрнувшей от него резко свою руку и сейчас с нескрываемым презрением к демонстрации своей благопристойности, через пронзительный прищур своего въедливого взгляда на жениха, прямо вдавливает его в своё ничтожество.
И как должно сейчас очень быстро соображаться Порфирию Платоновичу, то его дальнейшее молчание только умаляет его достоинство, если оно в нём было когда-то, а не всё это есть имитация, и убеждает всех людей тут вокруг в его причастности к собственным преступлениям и безнравственности. И если Порфирий Петрович ещё не полностью потерянный для общества своей невесты человек, то он должен немедленно дать слово, что он знать эту страхолюдину не знает. И всё что она тут утверждает есть заговор против него со стороны …Да того же тестя, с кем они не сошлись характерами на почве расчётов друг насчёт друга, где каждый считал за правильное, больше друг на друга рассчитывать.
Но против Порфирия Петровича сегодня видимо все звёзды сошлись, и Части не даёт ему ни одного слова для своего оправдания сказать, делая новое, до чего же провокационное заявление.
– Ладно, не хочешь говорить, твоё право. Тогда может, как утешительный приз для меня, обманутой с разбитым сердцем стороны, ты назовёшь ту, на кого ты нашу, наверное, одна я только так думала, а ты только из себя имитировал влюблённого, бесценную любовь променял. – Что и говорить, а это был удар под дых Порфирию Петровичу, начавшему хватать горлом воздух, который у него весь вдруг из его внутри улетучился под новыми, со всех сторон обесценивающими его нутро взглядами жестокости и неприемлемости всего того, что он из себя представляет, как оказывается.
И лицом, выражающим самое общее негативное мнение о Порфирии Петровиче, была и есть его, всего вероятней, бывшая в скором времени невеста. И теперь ей очень интересно знать, за кого Порфирий Петрович её считает в данном психологическом случае – за дуру, как бы ему страстно хотелось, стерву-разлучницу, как на этом настаивают сложившиеся обстоятельства, или же за очередную жертву его страстей и высокомерных мнений о себе комильфо человека с принципами и наличием к вам предложений безусловно сердечного характера.
– Можете даже не пытаться заикаться о вашей невиновности. – Ставит точку в своих отношениях с Порфирием Петровичем его отныне не невеста и уж точно не жена, ха-ха. – Вы всегда демонстрировали в себе дух своенравия и моего должное непонимания, прикрываясь иронией и насмешкой, теперь я понимаю над кем. – На этих своих словах, теперь не невеста с глазами наполненными состраданием к себе несчастной, начинает искать помощи в глазах Любови Гименеевны. Кто всё своими глазами видела и своими ушами слышала о том, как обманчив мир в сердцах вот таких коварных женихов, в глазах их невест, являющихся опрометчивым поступком, и какое несходство между ними характеров.
А Любовь Гименеевна не только не дура, а она отлично владеет статистикой, о многом говорящей. – Как удачно всё-таки вышло, что я оказалась на своём месте и в должное время. – Делает как гром среди ясного неба для жениха заявление Любовь Гименеевна. – Мы работники учреждения счастья, не можем пройти мимо того, чтобы не оказать столь необходимую услугу нуждающимся в ней. И если для вашего теперь счастья необходимо быть как можно дальше от этого недопустимого для себя человека – Порфирия Платоновича, то вон его из своего сердца и одним росчерком пера из скрепляющих было и определяющих весь впереди не пройденный путь договорных отношений.
– Я тоже не зря оказалась в своё время и месте здесь. – Полностью согласилась с Любовью Гименеевной Части, покидая зал бракосочетания, наполненный теперь под завязку непримиримыми бойцами, выясняющими между собой подробностями своей личной жизни.
– Это как ещё? – как помнится, вот так не любит повторять Дея, когда её к этому иногда вынуждает ищущий для себя изысканий, деятельный и активный ум Части, под которым, точно говорю, скрывается психологический типаж тамады, для кого жизнь в автономной оболочке себя одной, не представляется возможным и она с деятельным постоянством распространяет сферы своего влияния и воздействия на окружающее.
– Тренд бодипозитива предполагает общественные формы твоего выражения и приёма во вне и внутрь, тогда как ты негативно форматизируешь себя в свою демонстрацию, анериксируя свою реальность. Тем самым ограничивая её возможности по охвату большей для себя аудитории свободного волеизъявления. А такой, ведущий к ущербности своего восприятия бодипозитив, нам не нужен. – И вот как реагировать Дее на эту сучку Части, когда она только по большому счёту права. Игнорировать её успех и гипертроф в своих глазах, как минимум. А как в более объёмных категориях обтекаемости ума, то подставить под сомнение её веган-эксклюзив, который при её таких новых формах собственного самовыражения, вызывает вопросы не только социологического и социального порядка, а её так и хочется спросить: «Ты, Части по реже, быть такого не может, сразу тебя предупреждаю, на каких это биоэнергетических харчах такой лоск на своей физике тела, окультуренной своими не ограничениями, наопределила?».
И только попробуй Части быть отстранённой от принятия всего ей сказанного и пытаться отсылать её к той категории и качественности ума – парадигмы сомнения, который как бы имеет в ней место быть. То она ещё не знает, на что способны отвергаемые даже такие анорексические формы своего успеха и надежды быть таким как есть без слова в себе есть совсем. – Падла, все выжирости в тебе выдавлю.
Вот с кем Репер не хотел иметь никакого дела, кто, как и они и такие как они, ограничивают его своими визуальными требованиями не сметь с ними не считаться и подвергать их дискриминации неприглядного порядка – они по его неотзывчивому никак поведению делают прямо напрашивающиеся выводы: они для него ничего положительного из себя не представляют и не стоят, и однозначно недостойны его высокомерного внимания.
Да как, собственно, всё это понимать?! Как только самого высокого порядка шовинизм и деструктивность мировоззрения. Где он считается лишь с теми людьми, кто в его глазах привлекательно и приглядно только для него выглядит. Пропуская мимо себя безразлично всех остальных. В общем, давая право на жизнь только одной точке зрения на вокруг себя пространство, отвергая тем самым право окружающего на своё разнообразие.
А такое его общественно не значимое поведение, где он отторгает собой даже саму возможность связи с той частью социума, которая не представляет для него никакого интереса, наносит непоправимый ущерб самостоятельности мышления Деи и Части, кому, конечно, как-то параллельно этой его действительности, но себя хейтить всяким бездействием они никому не дадут спуску. И как бы им не было наплевать на такую целеустремлённость этого хейтера по своему поведению, Репера, быть заинтересованным только самим собой, с кем он, в общем, только и решил считаться, они такой самонадеянной дисциплины, наносящей им страдания от предубеждения и самые жестокие в этом мире травмы душевного характера – воспринимаемые, не потерпят.
И прямо сейчас Реперу за всё его поведение воздалось бы так, что его головная несостоятельность трезво мыслить стала бы тем пустяком, с коим можно и не считаться, если бы дверь в приёмное отделение не открылась и, вышедшая оттуда медсестра, с очень пристрастными взглядами предубеждения вокруг, не сочла за правильное в первую очередь обратить внимание на личности Деи и Части, своей инклюзивностью восприятия себя и этого мира достойных всего самого первого, а она даже в их сторону не посмотрела, и к их диссонансу с самим собой, прямиком направилась к Реперу, чья очередь находилась в приоритете перед их, более поздней очередностью (и здесь дискриминация по болевому порогу).
Ну а этот больной на всю свою голову (Репер), видно не полностью отбился головой, а он в момент ухватился за эту возможность подержаться за ручку приятной медсестры вначале, а затем в конец оборзеть и быть ею уведённым от неминуемой расплаты со стороны тех, кто для себя не заслужил таких с его стороны оскорблений невосприимчивого их никак характера.
– А это кто у нас?! – буквально с порога приёмного отделения встречает Репера приветливый к себе и к много чему располагающий голос дежурного доктора, как он будет себя представлять и просить того же Репера звать, – доктор твоего тела. Нет, шутка. А зови-ка меня Завтра.
– Что-что? – вопросительным сумбуром в лице Репер вгоняется в свою нелепицу разумения и сомнения на счёт всего тут теперь его ожидающего и, чувствует моё сердце, что оно скоро прямо здесь остановится навсегда, раз доктор так неограниченно ничем и сегодняшним временем настроен со мной работать. – А может лучше после дождичка в четверг? – было решил продемонстрировать живость своего ума Репер. Но вовремя остановился, догадавшись, что доктора большие шутники только на чужой счёт. А вот в свою сторону они шуток не только никак не воспринимают, а они их терпеть на этом поле конкуренции не собираются. Шутить, как и лечить здесь, имеют только они право.
И попробуй только Репер сделать такую свою заявку на самостоятельность мысли в этих чертогах одного только права – права авторитаризма дежурного доктора, то не долго ждать от него ответа. А дежурные доктора, несмотря на свою сменяемость сменами, типа их приверженности демократическим принципам, являются одними из самых последних представителей тех аномальных зон, где балом правит авторитаризм и деспотизм дежурных докторов. И с этим никто и ничего поделать не может. И все попытки свободолюбивых личностей проявить активную позицию на своё поражение в правах сперва очагами, вдруг настигнувшей их болезни, а затем принявшего её сторону дежурного врача, спотыкаются об ещё более активное противоборство не дающей продыху
