Всего не расскажешь (Георгиевская лента_Подлинная история)

рассказал о том моему отцу после войны, в Астрахани.
        Тогда в кабинете комбрига стояли перед ним два капитана – капитан первого ранга Томин и старший лейтенант Байтин. И Долохов у них спросил:
        – Ну что, товарищи офицеры, что мы со старшим матросом Сомовым будем делать? Согласно предписанию, каждый из нас должен был его сразу же в особый отдел сдать. И у сотрудников отдела будут к нам вопросы. Почему мы его сразу не сдали, и почему доверили оружие? Это буквоеды – ничего им не объяснишь… Как доложил мой зам, матрос этот, Сомов, неплохо себя в походе на плацдарм показал. А что вы скажете, капитан-лейтенант Томин?
        – Да, в походе на плацдарм Сомов два самолёта против-ника сбил. И это не всё. Он ведь ни одного прицельного бомбометания на корабль не допустил. Дело своё матрос знает, отменный стрелок! Жалко такого с корабля отдавать!
        – А вы, старший лейтенант Байтин, что скажете? – по-вернулся комбриг ко второму офицеру.
        – Любим мы, товарищ комбриг, на праздниках речи о чести офицера говорить! И я думаю, что это именно она сдать мне под трибунал матроса Сомова не позволяет. Да и рядовой состав за него просит! Матросы прямо на кораблях прятать его готовы. Да только вот что это для самого Сомова будет за жизнь? – ответил тот и затем задумчиво добавил: – Товарищ комбриг, идут слухи, что Вы от нас в Дунайскую военную флотилию переходите. Бронекатера для неё, говорят, уже на подходе, набор добровольцев в десант для флотилии объявлен. А вот нельзя ли как-то в один из десантных отрядов старшего матроса Сомова пристроить?
        – А что, это мысль!… – подумав немного, сказал комбриг, и, походив взад и вперёд по кабинету, сказал: – Дать Сомову удостоверение десантника-штурмовика флотилии, как и всем, кто приходит к нам из береговых подразделений флота и из пехоты, в моих силах… Товарищи офицеры, вой-на в акватории Черного моря скоро закончится. В связи с переносом театра боевых действий на Балканы вопрос о создании Дунайской флотилии сейчас стоит остро. Всю войну я командовал бригадой малых боевых кораблей на море, и вот руководство флота двинуло меня на Дунай. Основа новой флотилии – моряки Черноморского флота, при участи офицеров Каспийской флотилии и других флотов и флотилий. Благодарю вас, товарищи офицеры, за службу! Приятно было с вами работать. И я рад, что для вас вопросы чести – не пустой звук. Сейчас лейтенант Васюткин найдёт мне командира моего десантно-штурмового отряда, и он сам со старшим матросом Сомовым поговорит. Вот мы с вами, товарищи офицеры, даём матросу Сомову редкий для таких случаев шанс. И пусть он сам и решит, как будет он родине долг свой отдавать!...
        Вот так стал мой отец бойцом штурмового отряда – одно-го из нескольких десантных подразделений Дунайской воен-ной флотилии. Штурмовой отряд тот принимал участие во всех наступательных операциях и всегда шёл на их острие. Сам мой отец о времени том никогда никому не рассказывал. В семьдесят два года отец мой умер. Все дети, внуки, другие родственники и друзья собрались через год в Астрахани, чтобы его помянуть. И вот тогда встал из-за стола один из его боевых товарищей по Дунайской флотилии с множеством медалей и орденов и рассказал нам такую историю.
        «Как-то в расположение нашего десантно-штурмового отряда приехал на «Виллисе» сам комбриг – капитан первого ранга Долохов. Возле нас, бойцов, сидевших на солнышке на стволе разбитого дерева, он и притормозил. Мы встали.
        А метрах в двадцати от нас, у разрушенного дома, за оградою из белого камня, развалившейся и пробитой во многих местах, старшина наш кого-то по-свойски так распекал. Ну, как говорится – любо-дорого послушать и посмотреть.
        – Ну что ты за палку держишься?! Ну что мне – костыли на баланс десантно-штурмового отряда записать? И ты что, с костылями этими в строю стоять будешь?! Не позорь нас, сам уйди! Ну, ранило тебя – так иди себе с честью в медсанбат. Не можешь сам идти – не надо, мы сами тебя за милую душу на маскплаще отнесём. А если идти можешь, то вот те мой приказ. Строевым шагом в санчасть или на гауптвахту – шагом марш! И чтоб духу твоего через тут пять минут не было!!...
        А так как у американского «Виллиса» дверей нет, то комбриг Долохов, едва заглох двигатель, всё это услышал. Потом он из машины вышел. Тут же к нему подошёл с докладом наш командир:
        – Товарищ комбриг, в настоящее время весь вверенный мне личный состав отдыхает. Командир десантно-штурмового отряда лейтенант Вдовин.
        – Вольно, Вдовин, – махнул рукою ему комбриг, и спрашивает: – А что это, товарищ лейтенант, у вас тут старшина так шумит?
        – Так ведь характер у старшины нашего кремень, и старший матрос Сомов – тоже кремень! Вот искры-то и летят! – с улыбкою ответил тот. Но так как Долохов сразу нахмурился, то он несколько торопливо объяснил: – Товарищ капитан первого ранга, вы чего не подумайте. Боец Сомов отважен и исполнителен и во всем пример! Но он всегда, знаете ли, в атаку впереди всех идёт да на рожон лезет! В Дунайской флотилии он с первых дней. Состав отряда нашего трижды уже сменился, а у него – ни царапины. Но вчера у пристани и его зацепило. А он в медсанбат идти отказывается! Пробовал я сам с ним говорить! Ни в какую не идёт…
        – А, что, сильно Сомова зацепило? – вдруг с немалой заботою спросил комбриг, да и посмотрел на Вдовина так пристально-пристально.
        – Бойцы мне утром сказали, что вчера вечером Сомов кровь из сапога на землю вылил, – отводя взгляд, ответил тот. – А потом он ещё свои боевые сто грамм на рану вылил, крапивою ногу обложил и крепко-накрепко портянкою об-мотал. Зубы сцепил и ходит… Товарищи боевые к нему в ночь-полночь медсестру из медсанбата позвали! Как уговорили?!... А он, как увидел их, так прямо в темень с больной ногой сбежал! Ну, у бойцов моих фонари были, и они его нашли. Нашли-то нашли, а вот сапог, в голенище пропоротый, он так и не дал снять! Честно скажу, товарищ комбриг, не ожидал я такого от Сомова. Кулак у меня пудовый, но на него не подымается. И вот тогда я него старшину нашего напустил. Ух, и грозен он у нас! Слышали, как вопрос поста-вил? «Или… или…!» И не отвертишься!
        – Видать, Вдовин, я Сомова лучше тебя знаю, – сказал капитан первого ранга и добавил: – Вот ты говоришь, кровь он на землю пролил? И это хорошо. Теперь у него на душе спокойнее будет…
        – Не понял, товарищ комбриг, – сказал наш лейтенант.
        – Ну и ладно… – махнул рукою комбриг и ответил: – Пе-ред Родиной и своей совестью старший матрос Сомов чист. А если кому что на роду написано, то от этого не уйдёшь…
        Потом он повернулся к машине и громко сказал:
        – Лейтенант Васюткин, ты где?
        Тут же с водительского сидения поднялся молодой мор-ской офицер, и откуда-то выхватил на ходу планшетку.
        Долохов внимательно посмотрел на него и сказал:
        – Пиши, Васюткин, приказ… За мужество и героизм представить старшего матроса Сомова и так далее… к меда-ли «За отвагу»!
        – Да как же, товарищ комбриг… – с округлившимися вмиг глазами сказал наш командир. – Я ведь только на днях рапорт вам на него подавал, на орден!
        – Ну, вот и славно: обе награды он враз и получит. Да если бы все такими отчаянными храбрецами, как боец Сомов, были, то эта война давно бы кончилась! – со строгостью да-же сказал комбриг. – Тот орден – он за Будапешт, а эту медаль за Железные врата получит. Не то ты считаешь, Вдовин. А посчитал бы лучше, насколько на Руси вдов было бы больше, если б краснофлотец Сомов вчера у пристани дот гранатами не закидал! И о том, кстати, не ты, а капитан второго ранга Симоненко мне докладывал.
        И ещё, Васюткин, будет второй приказ… Сам-то ты, лейтенант, давно тут служишь?
        – Да уже с месяц, товарищ капитан первого ранга! – ответил тот.
        – Откуда прибыл?
        – Был командиром разведвзвода пеших разведчиков 47 стрелковой дивизии!
        – Сказать по правде, Вдовин, месяц службы в десантно-штурмовом отряде Дунайской флотилии по боевой нагрузке куда больше месяца разведки в пехоте стоит, – уже мягче сказал комбриг, и в том же духе продолжил: – Итак, послу-жил матрос Сомов Родине в десантно-штурмовом отряде уже немало… Помнится мне, что перед тем как добровольцем пришёл в ваш отряд, отличился он на канонерке «Кубань». И я знаю это, поскольку корабль тот был в моём подчинении. На зенитном орудии Сомов тогда наводчиком был. И за то, что он за один поход в небе два вражеских самолёта сбил, мой зам его к ордену представил. Капитан канонерки мне тоже тогда говорил: «Дело своё Сомов знает, стрелок отменный, жалко его с корабля отдавать!»
        – В десантно-штурмовом отряде никаких кадровых решений не требуется, товарищ капитан первого ранга, – тут же со всей решительностью доложил наш командир и как-то по-свойски уже добавил: – Вот разве что… А давайте мы Сомову, товарищ комбриг, вместе с медалью ещё и старшину второй статьи дадим! Сомов – это же орёл, и до мозга костей десантник! Представить к очередному званию – это можно! А вот забирать его из родного десантного коллектива, товарищ комбриг, ну никак нельзя!
        – Не обсуждается, лейтенант! – махнул рукой Долохов. – Я сейчас по другим делам ехал – да, думаю дай, к десантникам загляну. И не зря заехал. А нашёл я здесь то, о чем давно думаю…. Пиши, Васюткин, ещё приказ. Приказываю пере-вести старшего матроса Сомова из десантно-штурмового от-ряда флотилии и так далее, в первый отряд бронекатеров, в распоряжение капитана второго ранга Симоненко, на должность командира зенитного расчета на 61-К или 70-К… Прямо сейчас приказ набело напиши и мне на подпись.
        И повернувшись к застывшему подле него командиру десантно-штурмового отряда, он улыбнулся и сказал:
        – Не горюй, Вдовин, не в бою ты потерял бойца, а отдаёшь на большое важное дело! Война на Балканах вот-вот закончится. Впереди – фашистская Бавария. У города Кельхайм широкий канал есть, от Дуная до Майна. Река Майн впадает в Рейн. И все эти водные артерии нам, морякам, предстоит брать. Без наших ударов с тыла трудно пехоте фронты прорвать. А там, в Германии, у бундесбюргеров каждый дом – крепость. И вот в том пекле старший матрос Сомов, бьющий без промаха с бронекатера по воздушным, над-водным и наземным целям, мне, да и прежде всего тебе – вот так нужен! Сам ведь, лейтенант, знаешь, чего стоит хорошая артподдержка при высадке десанта! Это ж половина дела!.. Такая уж работа у меня, Вдовин. Прежде всего должен я врага крушить… Но если б ты знал, лейтенант, как трудно мне людей в бой бросать! Ведь потом к тебе приходит Васюткин и даёт на подпись похоронки для сирот и вдов, ещё не знающих о том…
        Потом капитан первого ранга нагнулся в кабину «Виллиса» и стал что-то там сзади переставлять. При этом он говорил:
        – А бойца Сомова оставьте в покое. Рана у него не опасная: кость ведь цела. И заживёт она на нём с крапивою, как на собаке. Вот тут у меня фляжка с медицинским спиртом давно лежит. Тут ему и на лечение, и на прощание с друзья-ми по чуть-чуть хватит. Передай от меня её, лейтенант Вдовин, Сомову за Дунай!
И комбриг передал тогда нашему командиру фляжку. А фляжка та была дореволюционного