Литературные заметки-4

делать свое «важное» дело – пасти народы. И это тем более удивительно, что как истинный религиозный консерватор, в публицистике Достоевский выдвигает идею «государства-церкви».
Показателен также эпизод со старцем Зосимой. Он - праведник. Однако после смерти его тело быстро разлагается. Продолжение праведности с «нетленные мощами» не получается, что приводит в большое смущение Алешу. Достоевский умирает на пороге дальнейшего шага – написания романа «Житие великого грешника», где Алеша должен был уйти в революционеры. Конечно, в конце повествования Алеша наверняка должен был вернуться в лоно церкви, но как и  что вышло бы на самом деле – вопрос! А подлинной праведницей у писателя оказывается «грешница», проститутка Сонечка Мармеладова. Вот такие выверты позволял себе консерватор Достоевский как Художник, исследовавший природу идейного преступления и возможного за него наказания.





                                                         «Горе от ума» как наше всё

У пьесы А. Грибоедова показательная судьба. В советское время ее поднимали на щит, как произведение, изобличающее дворянский высший свет и особенно «нарицательного» Фамусова. А в постсоветское время развенчивали уже Чацкого. (Аналогичная история произошла с декабристами – из хороших они стали плохими, а Чацкий явно будущий декабрист). Оно и понятно: бытие определяет сознание. И каково общественное сознание, таково и видение вещей…
Современные претензии к Чацкому можно сгруппировать в следующие пункты:
1. Из дальних странствий возвратясь, он был удивлен, что ранее влюбленная в него Софья  уже любит другого. А ничего, что его не было три года? Вот это эгоцентризм! Девушка должна была по нему сохнуть все это время!
2. Приехав в гости, он, что говорится, дерзит хозяевам и гостям («хамишь парниша», скажет затем в пролетарские времена дальняя ипостась Софьи, Людоедка Эллочка, пытающаяся восстановить из развалин «высший свет»). А кто он такой, чтобы поучать?
3. И вправду – в сущности никто. Языком работать мастер, а никакого дела за ним не числится.
Что тут возразить? Жених он и впрямь незавидный. Не карьерный. Вот только пьеса не о карьере.
Начнем с первого пункта. В те времена девушки выходили замуж рано – в 18 лет обычно следовало замужество. Софья не исключение. Выходит, она влюбилась в Чацкого лет в 14. Обычное дело – подростковая влюбленность. А сколько могло быть Чацкому? В те времена мужчины из дворян как раз женились поздно – лет под тридцать. Пушкин женился на 18-летней Наталье как раз по достижении зрелого возраста. Итак, если Софья была в пору первой влюбленности подростком, то Чацкий был на несколько лет старше. Когда он появился перед Фамусовым, то тот, как и другие (Платон Михайлович) восприняли его отнюдь не как юношу, а вполне зрелого человека. Ну и как мог отнестись юноша к девочке с ее эмоциями? Соответственно, конечно… Именно так отнесся Онегин к пылким чувствам юной Татьяны, а Борис Друбецкой к подростку Наташе Ростовой. Правда, Чацкий о своих и ее чувствах не забыл и приехал жениться в духе того времени. Пришло время и ищется подходящий вариант.
И здесь стоит сделать первую зарубку: оказывается, сюжетный ход Грибоедова потом повторили великие мэтры русской словесности. Причем Пушкин и Толстой (Наташа Ростова) очень схоже. Через энное количество лет Онегин увидел, что гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя… и его понесло: он влюбился, но его отвергли! Кольцо замкнулось.
Тогда спрашивается, почему данный сюжетный ход так приглянулся мэтрам, отнюдь не обделенных художественной фантазией? Есть о чем подумать.
Что касается Чацкого, то он не просто увидел перед собой «лебедя», но его неприятно поразила перемена в Софье. Из мечтательной, романтичной  девочки она превратились в расчетливую девицу. Во всяком случае, он такой ее увидел. И не сдержался в своих отрицательных эмоциях. А еще, наверняка, и гордыня взыграла, ведь он проиграл какому-то Молчалину! Этому ничтожеству!
Чацкий хоть и умный, но психологически не разобрался в ситуации, ибо зряшно так воспринял Молчалина. В данном случае Софье оказалась по-женски более проницательной. Молчалин - из «разночинцев», и в силу своих способностей вполне может сделать хорошую карьеру. Начальству нужны умные и талантливые помощники, которые не могут их подсидеть. Такой светоч государственной бюрократии, как Сперанский, тоже из разночинцев. И хотя Софью вероятнее всего выдадут за полковника Скалозуба, но в любовники она выберет Молчалина.
Кстати, у Грибоедова, одного из первых писателей в центре художественного повествования появляется образ разночинца. Сколько их потом будет в русской литературе, а впервые так художественно ярко - в его пьесе. Потому можно сделать вторую зарубку на память. Тем более что Молчалин затем будет повторен другим нашим великим драматургом – Александром Островским в образе Глумова из пьесы «На всякого мудреца довольно простоты».
Пункт второй. Чацкий, насмотревший заграницы, не смог удержаться и выплеснул свои впечатления на почтенную публику. Мог ли он смолчать? Мог бы… Но он не Молчалин! У того и фамилия говорящая. Это потом Глумов доверит свои сокровенные наблюдения дневнику, что едва не погубит его карьеру, а Чацкому чего молчать? Он себе выгодного места испрашивать не собирается.
К тому же в то время появилось выражение «резонер». Это эго автора, доверенное одному из персонажей произведения. Надо же писателю высказаться на раздражающие его ум и душу темы! Тем более что сам Грибоедов как раз служил! Как затем и Салтыков-Щедрин. И тот тоже высказал накопившее в должности вице-губернатора в повести «История одного города». Этих служак  объединяло – горе от ума. И чтобы мозг не взорвался, они садились писать пьесы и романы, чтоб «…на весь мир излить всю желчь и всю досаду».
Пункт третий. Да, Чацкий говорун. И судя по меткости высказываний и художественной силе – готовый писатель. Как Грибоедов, к примеру. И Чацкий уезжает, чтобы – почему и  нет? – написать свою пьесу или повесть. Но прежде чем написать произведение, надо обкатать ее в беседах и спорах.
Вот и получается, что с пьесой Грибоедова не так все однозначно, и не сводимо  к полемике «плохой» или «хороший» Чацкий.
Для русской литературы эта пьеса стала плодоносящим инкубатором, откуда вышли Онегин и Печорин – собратья Чацкого в ряду «лишних людей своего времени». А Фамусов стал «отцом» Каренина. И как знать, может, без Софьи не родился бы образ мятущейся Наташи Ростовой, перебравшей столь разных мужчин, как Друбецкой, Курагин, Болконский, остановившись затем на растолстевшем «Чацком». И даже - Анны Карениной. Ведь Грибоедов описал Софью в самом начале ее женской эволюции. Первая влюбленность, вторая… Затем замужество и впереди - ох знает что! И толстовская Анна, выйдя замуж за Скала… то бишь Каренина, наверняка имела какую предысторию своей развивающейся чувствительности, что потом вновь прорвалось в ее второй влюбленности…
А есть еще почти гоголевский персонаж Скалозуб («фельдфебеля в Вольтеры дам, Он в три шеренги вас построит, А пикнете так мигом успокоит»), или рупор общественного мнения княгиня Марья Алексеевна…
Щедра оказалась небольшая пьеса на классические персонажи и резонансные мысли, включая жесткую констатацию, ставшей «вечной» для России – горе от ума, что само по себе отдельная большая тема. Чацкого объявили сумасшедшим в пьесе, а Чаадаева затем за то, что лишнего наговорил - в реальности. А много позже стали сажать в психиатрички за политическое сумасшествие, как говорилось в пьесе устами Хлестовой: «Полечат, вылечат авось».  Да-с, предугадал господин Грибоедов тенденцию.



                                                 В сотый раз о «Мастере и Маргарите»

Роман в свое время произвел впечатление взрыва атомной бомбы и долго – десятилетия – будоражила умы своими загадками.
Загадок же было много, но что показательно, при этом комментаторы старательно обходили главную. Они предпочитали идти на поводу внешних сюжетных линий.
Зачем Воланд прибыл в Москву? Это понятно – почитать роман безвестного литератора на евангельскую тему. И воздать ему должное. А еще заодно провести ежегодный бал грешников. После чего отбыть с чувством выполненной миссии.
То есть, Булгаков написал одно из многочисленных произведений о проделках потусторонней (нечистой) силы, вот только догадался вплести в ткань повествование  «роман о романе». И то был поистине сильный ход, ибо повесть безвестного Мастера, оказалась по-настоящему мощным художественным произведением. А так об инфернальной силе писали Гоголь и Тургенев, Куприн и авторы помельче. И потом, разумеется, писали. В «Альтисте Данилова» Орлова и «Дозорах» С. Лукьяненко с разных сторон обсудили то же самое – наличие среди людей «Их», «иных». И эти книги тоже имели успех и о них также много говорили.
Все так, только роман Булгакова остался не просто на особице. В отличие от вполне ясных текстов, он так и остался не разгаданным.
Что его отличает от других повестей? Во-первых, масштабы столкновения земного и инфернального. Во всех других текстах потусторонняя сила сталкивалась с людьми на «атомарном» уровне. Отдельные люди терпели от отдельных проявлений «нездешней» силы. Кто-то погибал, кому-то удавалось выкрутиться… и все.
И у Булгакова, вроде тоже самое. Отдельные товарищи, которым перешла дорогу нечистая сила, погибали или сходили с ума, и испытывали неудобства вроде незапланированного попадания в Ялту (не самое плохое место изгнания). Самое большое происшествие связано с фокусами в варьете. А так, многое в духе проказ панночки из «Вия». Так что никакой особенной загадки в романе Булгакова, вроде бы, нет.
И все-таки что-то приковывало внимание множества комментаторов. Что-то такое особенное. Прежде всего масштаб…
Тайная сила впервые в мировой литературе явила себя не виде отдельных чертей или добродушного Мефистофеля. Едва ли не впервые в литературе дьявол прибыл со свитой, и прибыл по-хозяйски, уверенный, что ему нет надобности особо маскироваться, а тем более кого-либо бояться. И по отношению к Свету он вел себя как равный!
Такого в литературе еще не было. Само-собой подразумевалось, что дьявол должен бояться и потому подбираться к душам людей исподволь, маскируясь, боясь получить отпор. А Воланд не боится потерпеть фиаско. Он абсолютно уверен, что получит все, что ему надо, и накажет любого, кого захочет, и будет вершить суд, уверенный, что от Света не прибегут адвокаты с протестами. И когда прибывает к нему таковой посланец, то как… проситель!
Ничего себе поворот в теме! Не зря роман Булгакова осудили почти все священнослужители. Соблазн, однако, получается! Церковь исходит, как раз из постулата, о подавляющем превосходстве сил Света над силами Тьмы. А Михаил Афанасьевич был верующим человеком! Неужто разочаровался?
И тут мы подходим к главной загадке романа. Он не о разочаровании, а о Выборе!
Выбор начинается с первых страниц повествования, с беседы Иностранца с двумя литераторами на Патриарших прудах. (Какое необычное название прудов!). И потом делаются новые и новые выборы из альтернатив. Римский