правую руку, сжав крепко в кисти своей правой мужской сильной руки. Офицер в звании капитана первого ранга ВМФ России залез другой левой рукой в левый свой карман военных с широкими лампасами на мундире брюк и достал оттуда сотовый телефон. Это был мой утерянный тот самый для специальной разведсвязи телефон. Я сразу же узнал его и, тут же все окончательно понял. Все, что мне говорил Ивашов Владимир.
Офицер морской штабной разведки произнес мне – Вы, Ликандров Дмитрий Ефимович, пока еще не знаете, но вы, только что спасли нас всех и весь этот мир.
Эпилог: Дочь Посейдона
Ивашов Владимир не мог понять, как снова оказался здесь. Он, лежал на сыром прибрежном белом песке и лишь видел над собой островитян. Этих шустрых маленьких смеющихся голопузых ребятишек, что окружали его лежащего на песчаном берегу глубокой коралловой островной рыбацкой лагуны. Эти черномазенькие миленькие детские веселые личики и громкий ребячий оглушающий наперебой гомон.
Он ничего не помнил вообще, что с ним было, и как он тут оказался.
Все исчезло. Само синее небо волны и даже сам сменился воздух, став совершено иным и другим. Затем исчезли все эти каменные черные безлюдные острова и подводное обширное плато смерти.
Все снова окутал лиловый непроглядный густой пеленой, стелющийся над самой поверхностью воды живой наполненный сейчас какими-то неразборчивыми голосами туман.
Он вдруг оказался в волнах и увидел объятое огнем свое торговое судно «КАTHARINE DUPONT».
Он был снова там, откуда все началось. Судно тонуло, уходя на дно. Но он сейчас видел своими глазами это. Он выпрыгнул за борт судна и теперь плавал среди его обломков, глотая стелющийся над самой водой черный едкий угарный дым. Из заполненных до самого верха танков судна вытекало горящее в воду прямо из разрушающихся от высокой температуры бортов горящее ярким пламенем дизельное двигательное топливо.
Затем, он и сам начал тонуть. Его словно кто-то стал тащить под воду.
Владимир лишь помнил, как уходил на дно и захлебывался соленой океанской водой. И все. Он подумал это конец, когда увидел яркий впереди искрящийся свет. Свет откуда-то из неизвестности и глубины самой воды. И его понесло, подхватившим все его моряка еще живое тело водяным бурным, но сильным потоком, словно затягивая куда-то. Увлекая за собой. Как в круговом бурном водовороте.
Владимир отключился. Совсем и потерял свое сознание. А когда пришел в себя. Вокруг уже не было совершенно никакой воды. Он лежал на песчаном берегу в своей рабочей моряка торгового флота одежде.
Он каким-то неизвестным чудом вернулся опять сюда. Словно, вынырнув из неоткуда. Из некой безжизненной и туманной невесомой пустоты. И был выброшен как какая-либо обессиленная и умирающая медуза или морское животное на берег.
Его голые без обуви русского моряка ноги окатывали в береговой линии прибоя волны.
Был вечер. Но сколько было времени, Владимир не знал. У него не было своих личных часов. Да они ему как бы и не были нужны. Работая на судне до седьмого пота на своей корабельной вахте было не до часов. Да и время можно было узнать на самом судне. Там часы висели везде. Капитан торгового судна «КАTHARINE DUPONT» любил время. Он был просто фанат времени. И понавешал по всему кораблю часы. И в столовой и в коридорах. Даже в гудящем дизелями задымленном парами отработанного топлива и пара трюме. Поэтому многие на корабле рабочие и матросы ходили без своих часов. Да и жили на судне. Так, что им личные часы не были нужны, как и Ивашову Владимиру.
Он уселся на свою задницу в кругу веселых, визгливых и смеющихся голопузых островитян ребятишек. Те, трогали его руками, будто проверяли на ощупь, кто это. Вымысел или реальность, не веря своим детским глазам. Они столпились над ним, и присев тыкали его в бока и грудь своими маленькими загорелыми до черноты пальчиками.
Над головой ярко светило тропическое жаркое опять летнее солнце. Летали громко крича над самыми волнами океана чайки и альбатросы. Где-то вдали резвились, играя в волнах, громко кричали дельфины.
- Вставай! - они кричали Владимиру – Вставай! Она ждет тебя!
- Кто? – он спросил их – Кто ждет меня?
- Твоя любимая! Она давно ждет твоего возвращения! – они произнесли ему – Вставай же, и иди к своей Джейн!
Он поднялся и пошел окруженный визгливыми голопузыми смешными и веселыми туземцами ребятишками вдоль берега. Там была впереди деревня рыбаков и их домики, стоящие на столбах прямо в самой воде. Показались на берегу взрослые. Их было много возле песчаной пристани. Там был сам вождь и старейшина племени рыбаков и ловцов жемчуга.
Они все встречали радостно его Ивашова Владимира, русского моряка потерявшегося и заблудшего в безграничных просторах самого пространства и времени. И казалось, снова замедлилось само время и остановилось. Все вокруг просто замерло. Даже прибрежные бурные с пенными барашками волны. Сам остановился воздух и в небе альбатросы и чайки. Все замерло в вечном безмолвии, как словно преклонившись в низком поклоне возле стоящей у самого берега большой красивой одномачтовой парусной крейсерской круизной яхты с бортовым названием «Arabella».
На берег был опущен с борта яхты деревянный трап сходни. И наверху их и на палубе у леерных бортовых перил левого борта стоял живой Дэниел Морган. Он был в одних джинсовых синих шортах. И был с той молодой девицей любовницей и островитянкой. И она тоже широко и приветливо улыбалась Владимиру Ивашову. А Дэни прижимал к своему голому загорелому латиноамериканца молодому двадцатисемилетнему мускулистому телу, практически совершенно, обнаженную, загорелую до угольной черноты лет не старше девятнадцати девицу. В одном только телесного цвета мини-бикини купальнике.
Дэниел широко улыбался белозубой своей молодого живого веселого кучерявого и черноволосого парня приветливой улыбкой. Все выглядело так, как будто ничего не произошло и не случилось. Как словно все еще только начиналось и все заново.
Ивашов Владимир поднялся не спеша на борт яхты и подал руку своему умершему, но здесь живому другу. И они поздоровались и обнялись друг с другом. Они теперь были навечно вместе и снова были неразлучны как раньше.
- Дэни - произнес Владимир ему - Прости меня.
- Забудь - Дэниел произнес ему - Иди к ней. Она здесь и ждет тебя. Запилила просто меня. Когда, да когда, мы встретимся снова и я его увижу. Мы приплыли сюда ради тебя. Иначе она бы не дала мне никакого покоя. Ты знаешь ее, мою сестренку Джейн. Она только и говорит о тебе и о любви к тебе. Джейн все также любит тебя. Она все приготовила для твоей встречи.
Он ощутил пристальный взор черных как сама бездна океана цыганских гипнотических глаз и обернулся. Владимир увидел свою любимую красавицу Джейн Морган. Джейн стояла сзади него, выйдя из жилого каютного трюма «Арабеллы» и, когда он обернулся, сразу с радостным криком и слезами, кинулась к Владимиру. Добежав до него, она обхватила его мужскую шею своими загорелыми латиноамериканки панамки мулатки и брюнетки руками. И, буквально, запрыгнула на Владимира. Джейн повисла на нем. Обхватив его своими полненькими голыми загорелыми босоногими девичьими любовницы черноволосой красавицы ногами. Он тоже обхватил ее в домашнем коротком белом халатике девичье тело за гибкую талию. Прижал к себе, целуя черноволосую двадцатидевятилетнюю красавицу и свою вернувшуюся с того света любовницу.
Он и сам не понимал, откуда вернулся сам. Но был снова здесь. Среди своих друзей и своей любимой. Он соскучился даже по самой этой белоснежной с парусами красивой шикарной и быстроходной яхте, что спасла его от смерти в Тихом океане и стала такой же любимой, как и его латиноамериканка из Панамы Джейн Морган.
Он был дома. И среди своих друзей в объятьях своей любимой.
Они целовались как безумные от долгого расставания и дикой неистовой любви, а Дэниел громко хохотал и был полон жизни и радости.
Он со своей молодой новой островитянкой подружкой, тот час же, бросился быстро убирать все ненужное и устанавливать, все, что было сейчас необходимо в их далеком походе через весь Тихий океан в прыжке к новой жизни за сам призрачный горизонт.
Были убраны дощатые сходни. И «Арабелла», провожаемая криками ребятишек и шумными рыбаками островитянами, вышла в открытый океан. Набирая под своими большими белыми треугольными наполненными ветром парусами крейсерскую скорость. Рассекая шумные бурные океанские волны, она летела куда-то вдаль в самом мареве вечернего заката, и в синеву убегающих куда-то очень далеко шумных бурлящих синих волн. Туда, куда заходит каждый вечер яркое тропическое солнце. Пока не растворилась в самой синей той дали под крик парящих над самыми волнами чаек и альбатросов и в самой воде дельфинов за пеленой густого лилового стелющегося по самой идеальной глади океана тумана.
***
Владимир Ивашов открыл свои глаза. Он лежал под дыхательным аппаратом и весь в капельницах. Он так лежал уже много лет. Его тело, как и сам разум, отказывалось от него самого. Владимир не различал перед собой сейчас ничего. Его глаза видели лишь лиловую какую-то призрачную туманную пелену и в этой пелене какие-то слабо различимые двигающиеся темные тени. Он умирал.
- Сколько ему осталось, доктор? - спросила в слезах Татьяна, подбежав к врачу реаниматологу Виктору Казанцеву.
- Совсем немного, Таня – тот ей ответил - Мы сделали все возможное. Но…- он замолчал, глядя сочувственно в синие глаза молодой тридцатилетней женщины.
- Неужели не спасти Володю? - та спросила его.
- Мы перепробовали все, чтобы вывести его из глубокой комы. Он, то впадает в нее, то приходит в себя – произнес врач и давний друг еще со школы, реанимационной
