И Кэрол позволила себе захлебываться в горьких рыданиях в объятиях Рэя, которыми он пытался защитить ее от всего мира и всех бед, и, скорее всего, это было в последний раз. Больше она не подпустит его к себе, никогда. Это для него слишком опасно. Подняв голову, она посмотрела ему в лицо. Губы ее дрожали, глаза блестели в темноте от слез. В свете уличных фонарей, который проникал в комнату, она хорошо видела его лицо. И она позволила себе им полюбоваться, в последний раз. Посмотреть в красивые синие глаза, которые стали так дороги ее сердцу. Как же… как же она будет без него? У него будет другая семья, он найдет себе женщину, заведет детей, как и хотел. И никогда уже не будет ее Рэем, преданным ей, заботливым.
Подняв дрожащие руки, Кэрол коснулась пальцами его лица.
- Я никогда не забуду тебя, - прошептала она. - Как никогда не забуду Куртни. Я буду любить вас всегда.
- Кэрол… мне не нравится, как ты сейчас говоришь. Ты что, прощаешься со мной?
- Рэй, теперь уходи. Иди в другой номер.
- Ты опять меня гонишь? Это когда-нибудь кончится или нет?
- Иди, Рэй. Забудь меня. Строй свою жизнь, такую, как хотел. Найди себе женщину, заведи семью. Куртни бы этого хотела.
- Куртни хотела, чтобы мы с тобой были вместе!
- Нет, она не хотела, она просто пыталась нас убедить в том, что она этого хочет. Она любила тебя, а ни одна женщина не может желать, чтобы ее мужчиной владела другая. Ты просто тратишь понапрасну время и нервы, гоняясь за мной. И играешь с огнем. Я имею в виду Джека. У нас разные дороги, Рэй, пойми же ты это наконец!
- И какая дорога у тебя, по-твоему?
- Я пока не знаю.
- Ты хочешь остаться с Джеком?
- Нет, с ним я не останусь. Я даже говорить о нем не хочу. Спасибо тебе, Рэй, - она выдавила улыбку и погладила его по щеке. - Спасибо, что приехал… что беспокоишься обо мне. Несмотря ни на что… на то, что причиняю тебе боль…
- Да, причиняешь, и ты даже представить себе не можешь, какую, - обиженно отозвался он и тоже погладил ее по щеке. - Но я никогда на тебя не сердился за это… ведь ты не принуждала меня к тому, чтобы я тебя любил.
- Не надо, Рэй. Иди. Пожалуйста, иди, - Кэрол отодвинулась от него, придерживая на груди покрывало. - И будь счастлив.
- Я не уйду, Кэрол. Никогда не уйду от тебя… как бы ты меня не гнала, - он быстро обнял ее и с мучительным стоном прижался к губам в страстном поцелуе. Девушка попыталась вырваться, но он опрокинул ее на спину и сорвал с нее покрывало, не отрываясь от ее рта, чтобы не дать ей возможности что-нибудь сказать, что-нибудь такое, что заставило бы его отказаться от того, о чем уже так давно мечтал, как тогда, когда она вынудила его своим жестоким ультиматумом оставить ее в постели и уйти.
Избавившись от полотенца, он прижался к ней обнаженным телом. И в этот момент понял, что чтобы она там не говорила, он уже не отступит. Он просто не сможет, даже если захочет. Она продолжала отчаянно брыкаться, а он - целовать и ласкать ее тело жадными, дрожащими от вожделения руками. Никогда в жизни он еще не хотел женщину так, как ее. Его страсть томилась в нем так долго, и другие женщины не приносили облегчения. Он желал ее, только ее. И она была единственная, которая ему не покорялась, лишив его покоя. Сначала было вожделение. Потом неудовлетворенная страсть переросла в любовь, нежную, самозабвенную, всепоглощающую. Он сам никогда не думал, что способен на такие чувства. Потом на ней сосредоточилась вся его жизнь, все остальное померкло и перестало иметь значение. Сердце его истекало кровью, безжалостно терзаемое страданиями и ревностью. Но он ждал и надеялся, что придет его время… Ведь иначе быть не может. Сама Куртни дала ему свое благословление на любовь и жизнь с ней. Куртни была мудрой женщиной, если она так сказала, значит, она поняла, что это судьба, чтобы он и Кэрол были вместе. А Куртни редко ошибалась.
Только эта упрямая капризная девчонка продолжает сопротивляться. Ей не достаточно крови, которой она у него выпила, она хочет заставить его мучиться еще, хочет продлить его невыносимую пытку… Только на этот раз она проиграет. Он не пойдет больше у нее на поводу, как глупый мальчишка. Пора вести себя с ней, как мужчина… стать самим собою, не бояться больше показать себя мужчиной, через руки которого прошло множество женщин, который умел соблазнить и подчинить, заставить отдаваться, терять голову, разжигать в женском теле такое желание, которому невозможно было сопротивляться. Ему всегда было не по себе, когда Кэрол называла его ловеласом или бабником, или какими-то еще словечками, выдуманными женщинами для нормальных мужчин с естественными сексуальными порывами, и ему хотелось выглядеть в ее глазах другим. Хотел, чтобы она не думала о нем, как о бездушном охотнике за женскими телами, чтобы знала, что он способен на любовь, на постоянство, на верность… если она будет с ним. Что он не бабник. Он никогда не признавал этого, не признавался в связях с женщинами и изменах жене, даже когда Кэрол видела его с любовницами. И ему хотелось убедить ее в обратном, чтобы она смогла поверить в него.
Но теперь ему было наплевать. Он больше не мог с этим бороться, страсть извела его, а она не дается, упрямица. И он будет с ней тем, кем был на самом деле - обольстителем, искусителем, в совершенстве отточившим искусство любить в своих многочисленных практических занятиях с разными женщинами. Ладно, пусть знает, все равно она так всегда и считала, что у него было миллион женщин, как у «последнего бабника», как она говорила. Он сам предпочитал называть себя иначе - просто опытным и знающим свое дело любовником. И он этим гордился. Женщины его любили, и ни одна не покидала его постель по собственной инициативе. Уж где-где, а здесь он был в себе уверен на сто процентов. И пришло время этой девочке узнать, что такое «Казанова», как его всегда бичевала она и Рэндэл, а он почему-то обижался, принимая, как насмешку и оскорбление. А может, надо было воспринимать, как комплимент?
Сначала Кэрол престала сопротивляться, потом уже самозабвенно отдавалась его ласкам, забыв обо всем на свете. Тряслась, как в лихорадке, от вожделения, и стонала так, будто он изводил ее нечеловеческими пытками. Она уже сама к нему тянулась, жадно ласкала его тело, искала губами его рот, готовая его принять. Но он не спешил. Он никогда не спешил. Пусть чуть-чуть подождет, помучается, изнывая от страсти и не получая желанного удовлетворения, как он мучился все эти годы. Пусть этот момент станет для нее таким же радостным, сладким и вымученным, как и для него. Пусть она страдает от желания. Пусть молит его сделать это…
- Кэрол… да? - прошептал он ей на ухо.
Она порывисто сжала его в объятиях, пытаясь как можно сильнее прижать к своему разгоряченному жаждущему телу, обхватила его бедра ногами и подалась к нему. Он прижался к ней, но на этом остановился. Девушка жалобно застонала.
- Ты согласна? Скажи… да?
- Да… да… пожалуйста…
Он закрыл глаза и застонал от захлестнувшего его восторга и удовольствия, медленно проникая в ее тело. Ногти девушки больно впились ему в спину, из ее приоткрытого рта вырвался короткий крик, стройные длинные ноги стиснули его мертвой хваткой. Он подался назад, вызвав протестующий возглас, улыбнулся, когда она снова вскрикнула и задохнулась от удовольствия, когда он вернулся, и на это раз настолько глубоко, насколько возможно…
Она ответила ему не меньшей страстью, чего он и хотел. А он вспомнил, как это прекрасно, заниматься любовью с любимой женщиной, владеть той, которая была в твоем сердце, мыслях, мечтах. Любить не только телом, но и душой. И никогда его не переполняло столько счастья и восторженной, всепоглощающей радости, как в эти мгновения, когда ему наконец-то принадлежала та, которую он так давно желал и любил. И он наслаждался этими минутами, не позволяя нетерпению и безумству завладеть собой и погнать на всех порах к удовлетворению. Девушка дважды с криками наслаждения содрогнулась под ним, не отличаясь терпением, пока он с глухими стонами, подстроившись под ее третий оргазм, не заставивший себя ждать, не присоединился к ней.
Невероятное облегчение, и физическое, и душевное, и эмоциональное снизошло на него, он уткнулся лицом в грудь девушки, поддавшись охватившему его блаженству и слабости, разлившейся по всем мышцам. Она тоже не двигалась, тяжело дыша. Он почувствовал, как руки ее соскользнули с его плеч и безвольно, как не живые, упали на простынь. И вдруг из груди ее вырвался такой жалобный, такой отчаянный стон, что сердце его больно кольнуло. Он вскинул голову, посмотрев ей в лицо, которое вдруг исказила гримаса боли. С рыданием Кэрол столкнула его с себя, но Рэй схватил ее и сжал в объятиях, не позволяя вскочить. Она снова забилась в его руках, в ярости колотя по нему кулаками.
- Ненавижу тебя! Ненавижу!
- Кэрол, не надо… умоляю, не надо так! Все хорошо, все так, как должно быть, - он стал нежно целовать ее залитое слезами лицо, стараясь успокоить, безмерно расстроенный ее реакцией на то, что между ними произошло. - Я так тебя люблю, мое солнышко, моя хорошая… Успокойся, не плачь. Ты рвешь мне сердце. Не надо так со мной, не надо…
Он прижал ее к груди, переполненной любовью и горечью, и Кэрол, затихнув в его объятиях, безутешно разрыдалась. Господи, Куртни еще не успели похоронить, а она уже переспала с ним… Жестокая боль внутри стала каменеть. Леденящий холод разливался в груди. Она самая последняя дрянь. Неблагодарная, подлая сучка. Шлюха. Самая настоящая шлюха. Она отдалась Рэю, предав Куртни, и это случилось именно здесь, в мотеле, где она росла среди шлюх… и сейчас и здесь она стала одной из них. А может, она всегда была одной из них, только сама не хотела этого признавать. Ведь недаром люди называли ее здесь потаскушкой. Только она была еще хуже. Шлюхи продавали свое тело, зарабатывая на этом деньги, а она продала свою душу, совершив самый грязный, бесчестный, отвратительный и подлый поступок в своей жизни, которому не было ни прощения, ни оправдания.
Тяжесть навалилась на нее, сдавив со всех сторон, и изнутри, и снаружи. Кэрол закрыла глаза, чувствуя головокружение в опьяненном мозгу. Она была пьяна. Оправдания не существует. Это только значит, что она не просто шлюха и дрянь, а пьяная шлюха и дрянь. Завтра она протрезвеет и в полной мере осознает и прочувствует то, что натворила…
