тут каждая квартира стоит не меньше трёх миллионов…
- А сколько сейчас зарабатывает трудящийся?
- Не знаю как на счёт трудящихся, а вот средний доход сейчас тридцать тысяч рублей, - ответил Рыжий.
- И как же люди покупают такое дорогое жильё?
- Основная масса берёт эти квартиры в кредит…- это займ у банков.
- Такие деньги им придётся всю жизнь отдавать! – пожал плечами Вождь, продолжая рассматривать проносящиеся мимо высотки.
- Они и отдают всю жизнь. Там ещё и процент огромный…- судя по радостному тону, Рыжему нравилось то, что основная масса людей сидит в долговой яме. Видимо ему повезло обойтись без этой кабалы. – Так что львиную долю своих доходов, трудящиеся, как вы изволили выразиться, отдают банкирам…
- Значит крепостное право опять вернулось?
Рыжий ничего не ответил на этот вопрос Вождя, лишь ухмыльнулся в бороду.
- Идея в общем-то неплохая, только вот жаль, что деньги идут в карманы буржуев.
- А вы бы предпочли, чтобы они текли в карманы вождей пролетариата? – снова усмехнулся Рыжий.
На этот раз промолчал Вождь. Он смотрел в окно и чему то мечтательно улыбался.
Тем временем мы подъезжали к центру города. Поток машин стал увеличиваться, сбиваться в заторы, так что скорость нашего передвижения значительно упала. Это не могло не порадовать Поэта, который хотя бы сейчас мог насладиться дорогой и наблюдением за новой жизнью. А полюбоваться здесь было чем. Сотни лоснящихся как спины королевских рысаков, грациозных стальных карет, величественные громады нависающих сверху зданий, глянцевые разрисованные белыми линиями мостовые, по обочинам которых прохаживаются толпы людей.
- Какой огромный город! Это столица? – восхищённо бормотал Поэт.
- Какая там столица. Обыкновенный сибирский городишко, областной центр. – в очередной раз усмехнулся Рыжий.
Поэт вздохнул, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но видимо передумал. Он смотрел в окно широко распахнутыми глазами и о чём-то думал. Наверное, он размышлял о том, насколько размножился, усложнился и ускорился этот мир. Ему уж точно ни за что за ним не поспеть, не стать его полноценной частью.
Рыжий завёз нас в самый центр города, где было пруд пруди кое-как ползущих и хаотично припаркованных машин. Но ещё было больше слоняющихся по проспектам людей. Погода была солнечная, и сотни праздношатающихся пешеходов, текли цветной рекой по бульварам, заполняли скверы, ручейками перетекали через сузившуюся дорогу.
- А какой сегодня день? – спросил Вождь.
- Двадцать первое июля…- Куратор зачем-то посмотрел на часы.
- Нет…день недели какой?
- Ну среда. А что?
- А почему все они не на работе? – Растопыренные пальцы тыкали в окно, указывая на толпу. – Сегодня что, праздник какой-то?
- Не-ет , обычный день! – сказал Рыжий, пытаясь проглотить зевок. – В наше время люди стали мобильными, им нет нужды быть привязанными к рабочим местам. Они имеют доступ к любой информации и самые современные средства связи. Видите, кто-то разговаривает по телефону, кто-то печатает сообщение, вон тот, на лавочке, сидит с портативным компьютером. Все они работают.
- Ни пса не понимаю! – Вождь жадно пытался раскурить трубку, забыв активировать нагреватель. – Что значит работают? Какой продукт они дают государству?
- В основном информационный…любая информация сейчас ценится и стоит денег.
- Хочешь сказать, что основная масса этих людей просто торгует информацией? А кто же стоит у станка?
- У-у…таких сейчас минимум…- махнул рукой Рыжий. У станка стоят китайцы. Они весь мир своими товарами завалили.
- А как же наши заводы? – не унимался Вождь.
- Какие заводы? Всю промышленность развалили в девяностые годы. Остался какой-то минимум, но они погоды не делают. Иосиф, вы же постоянно в сети зависаете. Наверное читали про всё это? – Сказал Рыжий тоном уставшей учительницы, отчаявшейся донести простейший материал до второгодника.
- Ну да…что-то читал. Я знал, что всё плохо, но не думал, что до такой степени. – Несмотря на контекст фразы, щёки Вождя горели, а в глазах сверкали озорные искорки.
«Плохо, это значит хорошо!» - говорил весь его подобравшийся воодушевлённый облик. Всё, что было хорошего в его жизни, брало свои истоки из чего-то очень плохого.
- Почему сразу плохо? – Рыжий отчаянно защищал свою эпоху. – Каждый должен заниматься тем, что умеет. Кто-то имеет высокую производительность и дешёвую рабочую силу, а кто-то ресурсы, нефть, газ, руду, никель. Мы им сырьё, они нам готовый продукт. Сейчас вся мировая экономика так работает. Адам Смит был бы просто в восторге.
«…зато читал Адама Смита, и был глубокий эконом…» - пробурчал Вождь в усы.
- Что вы сказали? – спросил Рыжий.
- Это не я сказал а вот он… - Вождь выбросил руку, указывая на Поэта, который почему-то никак не отреагировал на свои стихи, а продолжал невозмутимо таращиться в окно.
На этом дискуссия закончилась. Вождь смотрел в окно, мечтательно улыбаясь чему то своему, а мы с Рыжим советовались, какой маршрут выбрать для пешей прогулки. В конце концов начать решили с пешеходного бульвара.
Глава 18. Сказка про бедного барашка
Машина медленно плыла среди плотных рядов машин. Рыжий высматривал мало-мальскую щель, между стальным частоколом, чтобы втиснуть туда нос своей Мазды. Голос Вождя заставил его вздрогнуть и отвлечься от сосредоточенного поиска. Тот вдруг решил продолжить разговор после долгой паузы, будто её и не было.
- Мне всегда казалось, что торговать тем, что у тебя в избытке и производить готовый продукт, это немного разные уровни. Мне казалось, что производитель на голову…нет, на десять голов выше торгаша.
- Может быть, - ответил Рыжий, обрадованный только что обнаруженным пробелом между машинами. – Может быть…только какая разница кто кого выше. В конце концов, если можешь получить блага, не затрачивая лишних усилий, разве это плохо?
Машина успешно втиснулась в свободное пространство.
- Наверное барашек тоже так думал…- сказал Вождь, продолжая смотреть в сторону.
- Какой ещё барашек? – Рыжий заглушил машину, и замки дверей весело щёлкнули, приглашая туристов к выходу. Но никто из сидящих в салоне, не пошевелился. Все хотели узнать, при чём здесь барашек.
Вождь знал как создать интригу. Он задымил трубкой и начал рассказ. Он говорил не спеша, мечтательно глядя в окно. Создавалось впечатление, что он находится не в центре мегаполиса, а возле костра в поле.
- Мы жили в Гори…это маленький городок, по нынешним меркам деревня, где основную часть жилого сектора составляли небольшие глиняные дома. Трёхэтажный дом был всё равно, что тот небоскрёб. Вот в таком небоскрёбе мы и ютились. Народу в доме было набито, как сельди в бочке, по человеку на квадратный метр, но жили дружно, весело.
Всем двором дружили, отмечали праздники, гуляли на свадьбах, хоронили соседей. У каждого был свой круг общения: у отца собутыльники, у матери набожные бабки, у меня дворовые хулиганы. В нашем дворе и прошла большая часть моего детства. К нашему дому примыкала лачуга одного старичка, которого все звали дед Миха. Миха держал барашков, которые паслись на лужайке прямо там, с краю двора. Я часто наблюдал за этими барашками, и тогда мне казалось, что беззаботней и счастливей жизни просто нет. Взрослые были в постоянных заботах, они боролись с голодом и нищетой. Нам, пацанам, приходилось выживать в дворовых драках, доказывая, что ты не слабее других. Собаки, и те казались мне несчастными. Они бегали и скулили, выпрашивая объедки, но, чаще всего получали камнем по загривку. А эти белые комочки беззаботно резвились на зелёной лужайке. У них не было забот, благо сочной травы было полно. Наблюдение за этими мирными тварями меня часто успокаивало. В минуты, когда я терпел очередное поражение, с разбитым носом, с распухшими губами, заплывающими глазами, я смотрел на этих барашков и мечтал превратиться в одного из них.
В один день моё мировоззрение перевернулось с ног на голову. Это был большой праздник, Пасха. По большим праздникам во дворе накрывали большой стол и гуляли всем миром.
С утра дед Миха подошёл к нашей компании, сидящей как скворцы на заборе, и попросил двоих человек в помощь. Мы с другом сидели с краю, поэтому безропотно соскочили с забора и пошли вслед за дедом.
- Я вам барашка дам. Отнесёте тёте Сулико, пусть приготовит чахопули, – бормотал он ковыляя к сараю.
Подойдя к резвящимся на лужайке кучерявым счастливчикам, он взял одного, того что с краю, на руки и понёс в сарай. Мы с Гурамом поспешили следом. Если бы мы остались и подождали его снаружи…- Вождь сделал глубокую затяжку. – Если бы мы остались…в моей жизни сохранилось бы больше солнца. Оно бы конечно зашло, померкло со временем, но это бы не случилось так резко и внезапно.
В тот день случилось затмение.
Барашек весело блестел глазами, похожими на большие пуговицы отцовского бушлата. Он не понимал, зачем добрый хозяин притащил его в хлев, зачем отнял от друзей в самый разгар весёлой игры. До этого он ни разу так не делал. До этого всё было прекрасно: яркое солнышко, весёлые друзья, море сочной зелёной травы.
Дед Миха достал из сапога короткий кривой нож, уронил барашка на соломенный пол, прижал его голову коленом, и разрезал горло, так же обыденно, как отрезают краюшку от буханки хлеба. Кровь толчками стала выплёскиваться из раны. Барашек дёрнулся, блестящие пуговки расширились, и тогда мне показалось, что он заплакал. Последнее, что он почувствовал в своей жизни было недоумение и обида. За что хозяин с ним так поступил? Почему? Ведь он так хорошо к нему относился. Кормил от пуза, исправно поил, выводил на прогулку. Почему именно сейчас, в этот солнечный день, когда во дворе накрывают праздничный стол?
Он так и не понял, что произошло, потому, что всё это случилось в первый и последний раз. До этого ему ещё никто не перерезал горло, ведь этот опыт можно пережить только единожды. Точнее…этот опыт нельзя пережить.
Вождь замолчал. Он продолжал сидеть уставившись перед собой и сосать мундштук давно погасшей трубки.
Мы все тоже сидели молча и растерянно переглядывались друг с другом, не понимая, зачем Вождь рассказал эту странную историю.
- Ну что уснули? – внезапно рявкнул Вождь, нарушив гробовую тишину. – Мы кажется собирались куда-то идти.
Глава 19. Праздник детства
Мы шли по заполненному людьми, широкому пешеходному бульвару. Вождь двигался в авангарде, заложив за спину правую руку, держа в согнутой левой трубку. Выпускаемый как из пароходной трубы белый густой дым, зависал над морем людских голов. Сам он, будто нос парохода разрезал плотные волны, отчаянно врубаясь в толпу. Сразу за Вождём, укрываясь его спиной словно щитом, зажатый как испуганный зверёк, семенил Поэт. Монах шёл в стороне от всей процессии. Он, в отличие от Поэта не боялся этих людей. Если Вождь боролся с сопротивлением потока, а Поэт пытался его избежать, Монах будто растворился в нём и тёк вместе с ним. Он не утратил своего вечно приподнятого настроения после угрюмого рассказа, как все мы. Его не трогали какие-то слова и мысли, он радовался всему что видит и чувствует здесь и сейчас. Мы с Рыжим шествовали сзади, замыкая всю процессию. Я наблюдал за всей троицей и все они казались мне другими, новыми. Их облик сильно
