завизжала, закрываясь руками, но чёрт оказался ловчее Саши. Он перехватил железную палку и крутанул ей с такой силой, что поэт вознёсся над полом, сделал переворот и рухнул на свою кровать. Он оказался придавленным железной палкой, которую двумя руками за оба конца держал раскрасневшийся чёрт.
- Аня, быстро санитаров! - заорал он и девка выпорхнула из помещения. Спустя миг в двери вбежали ещё два черта в белом, такие же здоровые как первый. Один вдавил бьющегося в истерике поэта в матрас , а другой примотал его грудь и ноги к железному каркасу кровати широкими брезентовыми ремнями.
- Одолели черти! Пашка выручай! Зовите Семёна, Анну Ильиничну, пошлите за городовым. Че-ерти!
Саша ещё какое то время орал, но потом его крики стали слабнуть и превращаться во всхлипывания. Осознав своё полное бессилие и невозможность влиять на обстановку, поэт заплакал.
- Ну вот и чудненько! Поплачьте…слёзы это хорошо, это выход напряжения. - Причитал бородатый. - Аня, два кубика релашки…просто свыкнитесь с мыслью, что ничего уже не будет так, как раньше. Теперь вы в новой обстановке и, хочешь не хочешь, придётся с ней мириться. А чтобы вам было легче…
Саша почувствовал, что его запястье натирают чем-то мокрым и холодным, затем что-то укололо его в руку, от чего стало невыносимо больно, но только на пару секунд. Боль растворилась, а вместо неё пришло внезапное успокоение. Саша улыбнулся, расслабил веки, прошептал «Сгинь» и впал в глубокую дрёму. Последним звуком, донёсшимся до поэта сквозь толщу отрешённости, был гортанный крик: «Эй вы! А ну ка пошли вон!».
Глава 3. Явление Вождя
Голоса в голове пробуждали мигрень и вызывали тошноту. Громкий непрекращающийся гул и суета зачем-то ворвались в его сон. Он не сомневался, что весь этот шум происходит в его сне, ведь по-другому и быть не может. Ни одна сволочь из служащих, или охраны не посмеет шуметь не то что в его спальне, но даже за дверью, пока он отдыхает.
Странный этот сон. Он вроде просыпается, но чувствует, что находится в другом сне. На чужой кровати, в незнакомой чужой комнате, в которой полно каких-то людей в белом. Он не может разобрать, о чём говорят эти люди, но фраза «двадцать первый год», почему то засела в голове.
Эх, лихой двадцать первый! Тогда они надрали задницы этой шушаре под Царицыным. Или это было в двадцатом? И вообще, причём здесь двадцать первый год и откуда здесь люди? Сон? Ну и что, что сон! Нужно иметь смелость, чтобы так бесцеремонно врываться даже в сон вождя.
Сквозь застлавшую глаза пелену он оглядывает комнату. Странно всё. Круглые лампы кажутся нарисованными на потолке, но издают белый лунный свет. Таких ламп нет даже в кремлёвских кабинетах.
Американские? Хотя нет. Даже там, таких не делают. Эти лампы нарисованы его воображением, так же как огромные окна, завешанные белыми жалюзи, аккуратные тумбочки у кроватей и сами кровати, каркасы которых собраны из нескольких частей. Кровать, на которой он лежит, невероятно удобная. В ней он не чувствует своего тела. Форма мягкого матраса идеально поддерживает больную спину и сегодня он не чувствует привычной боли в шее и правой ноге, что обычно случается при пробуждении. Он не чувствует своего тела, словно находится в невесомости. Это хорошая идея - изготовить кровать с регулируемым основанием, которое можно подстроить именно под его тело. Чтобы по утрам не болели затёкшие суставы, и не мучила нога.
Сконструировать и собрать кровать, которую он видит здесь, в этом сне, дело нехитрое. Один приказ с выражением пожеланий и туманным описанием своих ощущений, хочу, мол, ночью парить как в невесомости, и с десяток инженеров будут чесать свои плешивые головы, разрабатывая хитрую конструкцию. Над этим десятком будет стоять ещё десяток парней в фуражках. Эти парни будут периодически щёлкать невидимыми хлыстами над умными головами, чтобы отяжелевшая сыромятная кожа , шевелила на них редкие волосы. Сжатые сроки и бесконечно свистящий над головой кнут, придают человеку невероятной продуктивности и творческой смекалки, так что, не позже, чем через месяц, такая кровать может стоять в его кремлёвской квартире.
Жаль, что этого не будет. Все знают, что вождь спит на небольшом и неудобном кожаном диванчике, который даже не раскладывает, так что не имеет возможность вдоволь поворочаться. Все знают, что в гардеробе у него пара френчей, пара шинелей, пара сапог, пара фуражек и папах, и пара валенок. Все знают, что вождь неприхотлив как в быту, так и в пище, что он так и остался настоящим аскетом, воином-коммунистом, и он не собирается рушить этот образ. Да - за этот образ ему приходится расплачиваться своим здоровьем, жизненными радостями и удобствами, но это ничего не стоит перед тем, что он может потерять, если вдруг из легенды превратится в обыкновенного смертного. Так что баловать себя и своё тело он может только здесь - во сне, который находится внутри другого сна, как иголка в яйце, которое в животе утки.
Но тот другой сон мешает этим редким минутам наслаждения. Какие-то подонки в белом, ворвавшиеся в его голову всё портят. Один хохочет и несёт какой-то бред, что ему нужен городничий. Его крутят два амбала в белых костюмах. Огромные, с белыми колпаками на бритых черепах, они похожи на парней из внутренней охраны. Их главный с рыжей бородой, что то объясняет парню, которого вяжут по рукам и ногам, несёт что-то про изменённую реальность. Бородатый походит на Лёву Каменева, который давно уже почил в бозе, за свою хитрожопость. Этот, правда, в три раза больше, чем Лёва, но очень похож. Так же умничает и машет руками, тоже, наверное, думает, что бессмертный.
Ну да ладно, пора прекращать этот балаган, он хочет побыть один в этой безмятежной обстановке, в этой белой комнате с нарисованными на потолке лампочками, поболтаться в приятной невесомости на невероятно удобном матрасе. Он хочет провалиться в тот второй, более глубокий сон, но ему не даёт это сделать навязчивый шум вокруг.
Вождь сел на кровати и свесил ноги вниз. Только сейчас он заметил, что одет в белую пижаму. В теле ощущалась невероятная лёгкость, словно он стал моложе на двадцать лет. Хорошее сновидение портили только эти подонки, бесцеремонно расхаживающие по комнате, и будто не замечающие, что там находится он.
- Эй Вы! - рявкнул Вождь. Он вложил в эту фразу максимум веса. Одним таким выкриком он мог сбить со стула генерала, сидящего на противоположном конце стола, покрытого зелёным сукном. От этого железного недовольного баса у многих его собеседников часто случалось непроизвольное мочеиспускание, или нервный тик. Он редко повышает голос, и горе тому, кто услышит рычание тигра.
Все вздрогнули и обернулись. Бородатый, глаза, которого увеличились до размера линз модных очков, замер с открытым ртом, в котором застряла фраза, предназначенная привязанному к кровати человеку. Маленькая девчонка в белом брючном костюме сжалась и чуть присела, словно услышала раскат грома. Амбалы среагировали почти так же, как эта маленькая девочка, вздрогнули и в два раза ужались в размерах.
- А ну пшли всэ вон отсюда! - Медленно произнёс он, и эхо густого кавказского баса повисло во внезапно наступившей тишине.
Бородатый, будто робот медленно поднёс большой палец к кадыку. Этот жест, на который он только и был способен в этот момент, говорил «Это вы м-м-не?»
- Па-ашли во-он! - ещё раз пропел зычный бас.
Незваные гости сна продолжали стоять с выпученными глазами.
Вождь увидел ещё одного, обросшего чёрной бородой и похожего на схимника, который сел на кровати располагавшейся напротив и бесстрашно таращил на него чёрные глаза. Ему показалось, что этот даже улыбается. Вождь почувствовал, что начинает закипать. Эти призраки, созданные его же воображением люди, не пожелали раствориться в один миг после его крика, и даже не подумали это сделать, когда он крикнул повторно. Как же так? Хозяин половины суши, не может быть хозяином своих мыслей? Неужели, он не может навести порядок в каком-то сраном сне?
Вождь резко крутанул головой, и первое, что он увидел рядом с собой это лежащий на тумбочке квадратный прибор с мигающими лампочками. Он схватил увесистую металлическую коробку двумя руками. Тянувшиеся от стены проводки не давали оторвать коробку от тумбочки, но Вождь резким движением оборвал тоненькие жилки.
Короткий взмах от плеча (так учил рецидивист Резо метать бомбы, ещё там в Тифлисе) и увесистая коробка летит прямо в голову рыжебородому. Тот приседает , и железяка, просвистев у него над головой, шмякается на белый кафель.
Бац! Железный каркас лопается по швам. Из чрева коробки, словно осколки бомбы во все стороны разлетаются куски пластика, винтики и лампочки.
Мимо! Во время очередного «экспа» в Батуми он тоже промахнулся. Последствия? Скрюченная, засохшая и вечно ноющая левая рука.
- Э-эй, ты чё делаешь! - заорал рыжебородый под аккомпанемент визга девки. Очнувшиеся амбалы решительно направились к его кровати.
- Стоять! - скомандовал он. От гортанного баса зазвенели стёкла. Он гремел, висел в разряженном воздухе, как над Красной Площадью во время парада.
Амбалы застыли в двух шагах от его кровати. Внезапно он понял, что эти парни из батальона его охраны и сейчас просто ждут его распоряжений.
- Этого доставить на Лубянку! - ткнул он пальцем в рыжебородого. - Прямо к Абакумову. Я лично буду следить за ходом дела! Хотя-я…
Это же просто сон. Зачем здесь лишние формальности.
Он сделал небрежный взмах ладошкой.
- Расстрелять! Только выведите отсюда…да, и этих всех тоже.
Парни не сдвинулись с места, и продолжали переглядываться между собой. Уголки их ртов дрожали от скрываемых усмешек. Вождь осознал, что ошибся. Это не его охрана. Они подчиняются рыжебородому, а это ни кто иной как Каменев, почему то раздавшийся в плечах. Видимо, он думает, что таким может его напугать. Вот он, сукин сын, стоит и чему то улыбается.
- Иосиф Виссарионыч? Добро пожаловать! - бородатый раскрыл ладони, словно встретил старого знакомого.
- Да как ты смееш появляться здесь! Ты-ы…продажная проститутка! - взревел Вождь.
Рыжебородый на мгновение покосился на девчонку, видимо думая, что эти слова были адресованы ей.
- Я тэбя лично придушу, вот этими вот руками…
Вождь поднялся с кровати, и ему почему то показалось, что он намного выше своего роста. Тем лучше. Он сделал два шага в сторону рыжебородого, но один амбал шагнул навстречу и схватил его за руки. В попытке вырваться, он ощутил невероятную силу, сжимающую его предплечья. Второй подбежал сбоку и они уже вдвоём завалили упирающегося Вождя на кушетку.
- Где Власик! Охрана-а! Чэ-эрти! - орал неистово брыкающийся Вождь, но невероятная сила вжимала его в кровать. Последний раз его так бесцеремонно тискали ещё в двенадцатом, парни из царской охранки. - Чэ-эрти! Вы за это ответите!
Он стал закашливаться, давиться своим же криком и шипел уже осипшим голосом:
- Лавре-ентий, Вла-асик, охра-ана…
Параллельно с теряющими силу возгласами, в возбуждённых мозгах Вождя прокручивались варианты произошедшего с ним.
А что, если это не сон? Диверсия?! Переворот?! Его упекли в госпиталь, чтобы зарезать как Фрунзе? Но кто? Лавр? Молотов? Хрущёв?
Нет! Эти не могли, кишка у них тонка. Они
