пожалуй будет не хуже, зато трубка у вас будет модная, таких в ваше время уж точно не было.
Я сразу понял, что доктор имеет ввиду электронную сигарету.
Подкупленный тем, что скоро получит заветные игрушки, Вождь совсем раздобрел. Теперь он с удовольствием пил остывший овсяный кофе , хрустел деревянной булочкой и вёл задушевную беседу с бородатым.
Я наблюдал за ними, сидя на своей кровати. Это походило на встречу двух друзей, один из которых только что вышел из запоя и теперь находился в состоянии белой горячки. Вождь смотрел на доктора дикими глазами и, один за одним, задавал ему такие вопросы, которые постеснялся бы спрашивать первоклассник. Вопросы касались общего мироустройства, а так же государства в котором мы находимся, его геополитическое положение, существующий строй и прочие глупости. Из смутных объяснений доктора, Вождь почти ничего не вынес и только пожимал плечами.
- Ты мне объясни, что это такое? Социализм, капитализм или что?
Доктор, по-видимому, и сам не знал ответа на этот вопрос, поэтому решил увильнуть в другую тему, спросив Вождя, помнит ли тот что-нибудь из детства.
Тот отвечал, что как раз таки детство помнит лучше, чем другие жизненные этапы. Он как сейчас видит булыжную отмостку возле дома, облупленные грязно серые стены семинарского класса, вырезанную на парте перочинным ножиком надпись «Ося», отвратительный запах чачи, исходящий от бороды отца, красные руки матери полоскающие бельё в ведре с мыльным кипятком и сам запах этого варёного хозяйственного мыла. Он видит себя худого и чахоточного пацана в мутное зеркало, висящее в узком коридоре прихожки, видит сто раз перештопанную зелёную рубаху, которую носит пять лет подряд и никак не может из неё вырасти. Он вообще много чего видит…
Я прихлёбывал свой говно-кофе, не сводя глаз с собеседников, а в голове назойливой мухой крутился вопрос «И всё-таки, как они это сделали?». Как можно перебросить человека через целую эпоху, и засунуть его сущность в чужое тело?
Понятно, что всё, что я рассказывал Вождю прошлой ночью - полная, не имеющая отношения к реальности, чушь. Реальность намного сложнее и лежит в научных неведомых мне плоскостях. Реальность ведома только Куратору, который сидит от меня в трёх метрах и мило беседует с Вождём. Эх… знал бы Вождь, кто на самом деле находится перед ним. Это не занюханный медик и даже не какая-то учёная крыса. Того и другого понемногу есть в его флаконе. Но основной ингредиент этого букета известен далеко немногим. Этот муж настолько же велик и значим, как в эпоху Иосифа человек выполняющий задачу, по смыслу близкую этой. Но только по смыслу. По сложности и технологичности эта задача стоит на несколько ступеней выше. Но вот какая это задача, и каковы её условия мне всё ещё не было понятно.
Прошлой ночью Вождь задал правильный вопрос: «Зачем?» и этот самый вопрос заставил меня задуматься, что всё это представление, больше чем эксперимент.
Глава 8. Прозрение несчастного Пиита
Саша стал оживать только ближе к вечеру. Всё это время он прислушивался, принюхивался, вникал в этот мир, как только что появившийся на свет слепой котёнок. Скорость вращения этой планеты увеличилась в десятки раз с момента его бренного бытия. Он чувствовал это, даже не открывая глаз, по внешнему давлению и давящим на уши звукам, он ощущал эту сплетённую из невидимых проводов паутину, в которой запутался подобно мухе. Озираясь, как затравленный зверёк он вжался в спинку своей кровати и ни с кем не желал общаться. За несколько часов он предпринял всего одну попытку контакта с этим безумным миром. В какой-то момент, показавшийся ему самым безопасным, он подполз к краешку кровати и схватил с тумбочки, где оставался его остывший завтрак, засохшую булочку. Вернувшись в своё убежище, он долго грыз резиновое тесто, затравленно озираясь по сторонам. Это был конечно не «Страсбургский пирог нетленный», но голод не тётка.
Дождавшись, когда Поэт наконец-то проглотит последний кусок деревянной булки. Я решил, что пришла пора действовать. Нужно было закреплять знакомство с Вождём и как-то возвращать к жизни Поэта.
Меня встретили не очень дружелюбно…то есть совсем.
На мои приветствия и пожелания доброго утра (хотя было уже ближе к вечеру), Вождь молча кивнул, а Поэт вовсе отвернул голову к окну.
- Как спалось, Иосиф Виссарионович? - спросил я, пытаясь придать своему тону уверенной бодрости.
- Никак не спалось! - угрюмо пробасил Вождь. - Думал.
- О чём?
Я понял, что задал неэтичный вопрос, который простому то человеку, если он не близкий друг пришёлся бы не по душе по тяжёлому взгляду Вождя. Серые, чуть на выкате глаза, сдавливали мою голову, как стальные тиски. У оригинала они вроде карие, но какая разница, разве дело в цвете…
- А мы что с тобой на брудершафт пили, чтобы я тебе рассказывал про мои мысли? - прогрохотал его голос.
- Нет…просто…- я почувствовал, как пересохло во рту. - Просто мы с вами находимся в одной форс-мажорной ситуации, и я думал, что неплохо бы держаться вместе.
- Хорошая компания- хмыкнул Вождь, - опальный мешок с деньгами…хотя нет…теперь уже с дерьмом; поэт из прошлого, настолько далёкого, что вообще вряд ли оклемается, учитывая нежные натуры этих писак, и ещё этот. - Он привычным жестом указал на того, кто сидел за его спиной. - Я думал, он ночью своим взглядом дыры в простыни прожжёт.
- Извините, Иосиф Виссарионович, но другой компании у вас нет. Здесь не будет Молотова, Берии, Калинина, даже Власика не будет. Поймите меня, что я тоже в растерянности и тоже хочу разобраться с тем, что происходит.
Вождь ответил на мой эмоциональный порыв тяжёлым кивком головы и медленным (словно закрыл стальные жалюзи) опущением век. В этом жесте я прочитал следующее:
«Принято…я тебя понял! Заткнись и сиди молча, пока я не дам тебе слово».
Потом он повернул голову и обратился к поэту:
- Александр Сергеевич!
Поэт никак не отреагировал на металлический бас. Он смотрел в окно, где безоблачное небо прорезали непонятные белые нити.
- Але-ксандр Сер-ге-евич! - Повторил Вождь настойчивее и теперь уже по слогам.
Не увидев реакции, Вождь повернулся ко мне.
- А с чего ты взял, что это Пушкин?
- Он сам это говорил доктору…
Но Вождь уже смотрел мимо меня, туда, где соизволивший повернуться Поэт открыл рот, пытаясь, что-то сказать. Сделал он это не сразу, так как, видимо, подбирал нужные слова. Если бы мне где-нибудь в Гвинее пришлось наткнуться на племя людоедов, я бы тоже раздумывал над каждым произносимым словом.
- Господа, я не понимаю, что происходит, - наконец то прорезался наружу его дрожащий тенор. - Эти покои…этот самозванец лекарь с волшебными штуками, дама эта в штанах…всё как в нелепой небылице. Может быть вы соизволите объяснить, что сие значит?
- Александр Сергеевич, понимаете, тут…
Мои слова застряли в горле, как только я увидел поднятую вверх руку Вождя.
- Меня зовут Иосиф! - Рука плавно опустилась и легла на грудь. Я знаком с твоим творчеством, кстати, давай будем на «Ты». Как там у тебя:
«Ты жива ещё моя старушка…»
Видя недоумённый взгляд Поэта и мою вытянувшуюся физиономию, Иосиф понял. Что попал впросак.
- Ах нет…это я с другим тебя перепутал…тот тоже один из любимых…был. - При слове «был» Вождь тяжело вздохнул. - Вот это:
«Наша ветхая лачужка и печальна и темна,
Что же ты моя старушка, приумолкла у окна…»
- Это тоже про старушку, но кажется твоё…
Саша робко кивнул.
- Ну вот видишь…- Вождь многозначительно и важно улыбнулся, словно только что процитировал всего «Евгения Онегина». В моё время тебя почитали за образец словесности. Как сейчас не знаю…
- Сейчас тоже… - начал было я, но рука Вождя снова взмыла вверх.
Он продолжил, словно вместо меня было пустое место.
- Не знаю как сейчас, ведь мы с тобой в другом веке. Я хотя бы из прошлого столетия, а ты у нас вообще через два перескочил. Ты, Саша, главное слушай меня и внимай всему, что я говорю, каким бы диким тебе это не показалось.
Поэт смотрел на Вождя заворожено, как кролик на удава.
Когда Вождь начал говорить, я сразу же понял, кто в этой палате является истинным гением вербовки и шпионажа, кто здесь лучший тайный агент и филигранный переговорщик. К сожалению это был не я.
Он мгновенно нашёл подход к Поэту, говоря на его языке, оперируя понятиями его эпохи. Он говорил, что мы попали в эпоху чернокнижников и магов, что эти маги научились переселять души, что они вселили наши сущности в тела других людей. Почему именно нас? Да потому, что мы величайшие личности , гении всех эпох. Он (Иосиф), великий царь, воссоздавший и сохранивший огромную империю, которую эти сраные чернокнижники как то умудрились развалить. Он (Саша) - великий Поэт, ну об этом он и сам прекрасно знает; этот напротив (здесь Вождь небрежно указал на меня) - самый большой вор. Но это ведь тоже талант и в своём роде гениальность.
Моё восхищение талантом вербовки, сменилось чувством обиды. Хоть я и не был тем, за кого себя выдавал, всё равно было досадно, что Вождь опустил меня на несколько ступеней ниже их с Поэтом, окунул лицом в дерьмо. А мне ведь решать одну с ними задачу.
К концу монолога Вождя, Саша зарыдал, закрыв лицо ладошками. Это была безоговорочная победа. Теперь он поверил.
За каких-то пятнадцать минут, Вождь сделал, то, что мы с Куратором не могли осилить несколько суток.
- Не плачь, Сашка, всё, что не делается, к лучшему, - Вождь потрепал хилое плечо Поэта.
- К лучшему? - навзрыд бубнил тот, уткнувшись в ладошки, как обиженная девочка. - Я в другой, чуждой мне эпохе, я больше не увижу свой дом, семью, детей. Я другой, это не моё тело. Эти руки, персты, голос, эти срамные одежды, мне всё это отвратительно!
- Так или иначе, тебе бы пришлось попрощаться и с домом и с женой и с детьми…- продолжал Вождь сомнительные утешения, - в восемьсот тридцать седьмом тебя шлёпнул француз.
- Что значит шлёпнул? - Красный глаз Поэта выглянул в щель между пальцев. - Извольте выражаться по-русски.
- Застрелил на дуэли. Дантес, слыхал о таком?
- Я его знаю! - Поэт отнял от ладони от мокрого раскрасневшегося лица. Он хотел сказать ещё что-то, но оборвал этот свой порыв на полуслове. Он будто что-то осознал.
- Ну вот и радуйся, что тебе дарована ещё одна жизнь. А тело? - Вождь окинул Поэта изучающим взглядом с головы до ног, словно снимал с него мерки. - Ну да…тело так себе. То было поскладнее и посмазливее. Но лучше ведь живое тело, чем мёртвое? Представь сколько ты ещё стишков можешь накропать а? - Вождь панибратски ткнул Поэта кулаком в плечо и широко улыбнулся, обнаруживая щербину по центру верхнего ряда зубов. Я в первый раз увидел у него такую открытую улыбку, и мне показалось, что сейчас он улыбается чему-то своему. Он радовался не за Поэта, а за то, что и сам получил шанс прожить новую жизнь, и в этой новой жизни да ещё в молодом теле можно наворотить столько всего…
Глава 9. Второе образование Вождя
Я не предполагал, что Вождь так быстро адоптируется. Он врубался в новую жизнь как тяжёлый нос ледокола в торосы. Получив от Куратора заветный прибор, коим являлся китайский планшет, он познавал этот мир, пропадая в сети сутками напролёт. Он не спал ночами, пропускал приёмы пищи и, похоже, совсем забыл, где находится. В распахнутых не мигающих сутками
