тихонько потрогать их пальцами. Ты маленькая, ты легкая, я бы поднял тебя на руки, как ребенка..."[/i]
Муся была его инспектором и цензором, но, к чести ее надо признать, что цензором весьма прозорливым.
Как-то Куприн обиделся на колкое замечание жены и, порвав рукопись на части, бросил в помойку. Через три месяца он пожалел об этом и сказал жене, что в той рукописи "было кое-что недурно", и жаль, что он ее порвал. Маша усмехнулась, и вытащила из комода склеенные ею страницы... "Машенька! Это же чудо! – кинулся он целовать ее. - Неужели ты сохранила?"
Впрочем, они стоили друг друга… В середине девяностых молва о знаменитых пьяных загулах Куприна грозила догнать его литературную славу.
Это ведь про него ходили стишки, "Если истина в вине, сколько истин в Куприне!" Это Куприн однажды пригласил в ресторан весь мужской хор Александро-Невской лавры, чтобы пели лично ему.
Или еще эпиграмма посвященная Куприну - "Водочка откупорена, плещется в графине. Не позвать ли Куприна по этой причине".
В мае 1905 года в свет вышел «Поединок». Успех был неслыханным! Слава Куприна начала приобретать не только всероссийский, но и мировой уровень.
Но Куприн несколько даже тяготился обрушившейся славой. Он часто говорил, что писателем стал случайно, и собственная слава его удивляет.
У него был дар мгновенно сходиться с людьми, сходиться легко и даже как-то по гусарски! Он мог поехать с дачи в Петербург, чтобы отвезти в редакцию новый рассказ и вернуться через три дня в сопровождении разношерстной пьяной компании. Мог по нескольку раз отбивать телеграмму государю, о том, что пьет за его здоровье. Кстати, и государь отвечал с юмором: «Закусывать надо!». Мог снять номер в лучшей столичной гостинице и поселить там цыганский табор. Неуемная яростная кровь татарских князей Кулунчаковых клокотала в нем.
Нелегко было мужу с такой женой, но и нелегко было Мусе с Куприным.
И, вот накануне рождества 1907 года по Петербургу поползли слухи, что Куприны разводятся. В канун пятилетия свадьбы Александр Иванович ушел из дому, Сняв номер в гостинице «Пале-Рояль», он пустился в очередной загул. И запретил пускать к себе кого-либо. Исключение сделал лишь для Федора Батюшкова –близкого друга, профессора истории и литературы, владельца имения Даниловское, в котором несколько летних сезонов жили Куприны.
Именно Батюшкова и попросил Куприн отыскать некую Лизу Гейнрих, милую ясноглазую девушку, которая когда-то помогала незабвенной Александре Давыдовой накрывать праздничный стол по случаю свадьбы Куприна с Марией Карловной!
Поистине, чего только не случается на свете и любовь ведет нас тропинкою узкою, волк подчас по такой тропе идти боится….
Елизавета Гейнрих была знакомой супруги Батюшкова, иногда гостила в Даниловском, где бывали и Куприны. Отец Лизы, венгр по национальности, участвовал в венгерских революционных событиях 1848 года, и, спасаясь от преследований бежал в Россию. Его старшая дочь была женой писателя Мамина-Сибиряка. В семье сестры жила и Лиза. Именно Мамин-Сибиряк познакомил юную свояченицу с Александрой Давыдовой. Скромная воспитанная девушка пришлась по нраву издательнице, и Лиза стала частой гостьей в ее доме.
Однажды Лизу пригласили в имение Батюшкова, где в то время гостили и Куприны. Их четырехлетней дочери Лидочке нужна была гувернантка и 25-летняя Лиза Гейнрих стала воспитательницей девочки. Но прошло совсем немного времени, и Куприн увлекся Лизой. Чувство оказалось взаимным, но мучительным. От решения Лизы зависела не только ее и его судьба, но и судьба его ребенка. И день, когда обманывать себя стало невозможно, все-таки наступил.
Покидая Даниловское, Лиза написала жене Куприна короткое письмо: «Срочные обстоятельства настоятельно требуют моего немедленного отъезда. Сожалею, что не могу быть более полезной вашему семейству.»
И, вот теперь по прошествии года, на пороге госпиталя, где трудилась сестрой милосердия Лиза, возник Батюшков. Он просительно заглянул ей в глаза и произнес быстро, будто боясь, что ему не дадут договорить:
«Елизавета Морицевна, он погибает. Вы – единственный человек, который еще может его спасти. Никого, кроме вас Александр Иванович не послушает. Мария Карловна отступилась. Он один, совершенно один.»
Батюшков говорил еще что-то, но Лиза уже не слышала. Только те, первые, самые страшные слова «Он погибает» пульсировали в висках. Сняв косынку она твердо сказала Батюшкову: «Я поеду с вами, Федор Дмитриевич»
Любовь Лизы Гейнрих сделала то, на что уже казалось не было надежды – вернула Александра Куприна к литературному творчеству.
В марте 1907 года он вместе с Лизой уехал в Гурзуф. Лето снова прошло в Даниловском, где так трагически начиналась их история и где на этот раз Куприн писал одно из самых своих прекрасных произведений о любви – повесть-жемчужину – «Суламифь».
Все права на написанные до развода произведения он оставил Марии Карловне и Лидушке. Жизнь с Лизой начиналась с чистого листа.
В Петербурге Александр Иванович жить более не желал. После нескольких лет скитаний по югу России, он поселился в Гатчине в небольшом, купленном в кредит домике, окруженными старыми деревьями. Кто только не гостил у Куприных в этом доме: циркачи, ломовые извозчики, художники, авиаторы, актеры. И все гости души не чаяли в Елизавете Морицевне – всегда приветливой, гостеприимной, радушной и внимательной. Иногда она покупала к обеду по 16 фунтов мяса (это примерно 8 килограммов!), ведь надо было накормить всех гостивших!
Ради мужа Елизавета Морицевна готова была выдержать все: разрыв с близкими, так и не примирившимися почему-то с ее браком, вечную суматоху и безденежье в доме, эмиграцию, смерть младшей дочери, трехлетней Зиночки. И даже расставание с любимой старшей дочерью – красавицей Ксенией, не пожелавшей в 37-м году вернуться с родителями на Родину. Единственное, чего Лиза так и не смогла вынести – это жизни без мужа. В 1942 году, через четыре года после смерти мужа она повесилась в оккупированной фашистами Гатчине.
Куприн не мог приспособиться к жизни вдали от Родины. Не потому ли так щемяще нежна и горька написанная им в эмиграции изумительная повесть «Жанета, об одиночестве старого русского профессора, потерявшего под конец жизни все, кроме двух привязанностей - бродячего кота Пятницы и соседской девочки Жанеты.
В интервью, данном сотруднику одной из эмигрантских газет, Куприн сказал: «Писал здесь в Париже Тургенев, он мог писать вне России, у него был здесь собственный дом и главное – душевный покой. Горький и Бунин на Капри писали прекрасные рассказы, но ведь было у них чувство, что где-то далеко есть свой дом, куда можно вернуться, припасть к родной земле. А ведь сейчас, у нас чувства этого нет. Скрылись мы от дождя огненного, жизнь свою спасая. О чем же писать? Ненастоящая жизнь здесь. Писать о России по зрительной памяти я не могу. Когда-то я жил там. О чем писал? О балаклавских рабочих писал. Жил их жизнью, сроднился с ними. Меня жизнь тянула к себе, интересовала. Сейчас этого нет».
Он с восторгом принял Февральскую революцию, но по отношению к Октябрьской взгляды его были неоднозначны. Он не верил в ее успех. В состоянии полной растерянности Куприн эмигрировал в 1919 году во Францию. За границей он тяжело заболел. Болезнь усугубила тоска по Родине. Наконец, весной 1937 года Куприн вернулся в Москву. Встречали его торжественно, для пожилого писателя была приготовлена уютная тенистая дача, обставленная в русском народном стиле. Все было создано, чтобы Куприн, вдохновившись видами родной природы, начал бы творить с удвоенной силой. Но было, к сожалению, слишком поздно. Куприн умер 25 августа 1938-го, через год с небольшим после возвращения. Похоронили его на Литераторских мостках в Ленинграде, неподалеку от могилы Тургенева. Рядом с Куприным покоятся жена, Елизавета Морицевна, и дочь Ксения, умершая в 1981 году.
От первой дочери Лидии, прожившей 21 год, у Куприна был единственный внук, Алексей. Но, к сожалению, он не успел оставить потомства. Умер в 22 года от заболевания сердца, возникшей в результате контузии, полученной на фронте.
К настоящему времени, прямых потомков у Куприна не осталось.
Казалось, он один из всей семьи сосредоточил в себе полноту и мощь жизни, ее неукротимый поток. Он, так яростно и так полнокровно живший, вобрал в себя все богатство бытия, не расплескивая его на близких.
Он любил изображать реку жизни в ее повседневном течении. И она всегда достоверна и ярка у Куприна. Не выдуманные герои, а реальные люди, представали перед читателями во всем величии духа и живые до последней черточки. Куприн всегда старался отыскать в людях искорку святого и светлого, а не в этом ли главное предназначение литературы? Не принизить, а возвысить, возродить! О, для этого нужно очень сильно верить в человека.
Куприн верил…
«Даже цветы на Родине пахнут по-иному», - написал он перед самой смертью. И в этих незамысловатых, но таких искренних строках выразилась его любовь к родной земле и трогательное прощание с ней.
«Мы должны быть благодарны Куприну за все — за его глубокую человечность, за его тончайший талант, за любовь к своей стране, за непоколебимую веру в счастье своего народа и, наконец, за никогда не умиравшую в нем способность загораться от самого незначительного соприкосновения с поэзией и свободно и легко писать об этом.»
Так проникновенно мог написать о Куприне только один человек. Писатель, обладавший даром невероятного деликатного и поэтичного видения жизни, человек, чье 130-летие со дня рождения отмечалось в майские дни нынешнего года – Константин Георгиевич Паустовский. И мир наш, действительно очень богат ведь в нем жили и творили такие люди – Александр Иванович Куприн и Константин Георгиевич Паустовский.
Обычно классиков изучаем в школе, а это совсем не то...
Захотелось что-нибудь прочитать...